Кинооператор быстро запечатлевает события. У окон мелькают завистливые папахи. (В Англии и в Бельгии, где цензура отражает нервы культурных зрителей, после крика «расстрелять» — перерыв, во время которого оркестр исполняет арию из «Тоски»). Китайца и прочих выволакивают. Вместо них — новый арестованный. Князь увидев его вздрагивает. Не может быть никаких сомнений — это спутник Джоконды. Галифэ, которых давно не касалась маленькая щеточка — в грязи. На лице бесстрашная усмешка. Взбешенный князь кидается и сам стреляет в сердце соперника.

Кинооператор, предчувствуя благодарность директора фирмы Патэ, не может скрыть восторга. Но князю не до него: в окне мелькает улыбка Джоконды. Кидается. Увы! За окном только папахи и коса убитого китайца. Князь в отчаянии. Открытка на полу. Машинально вынимает из массивного портсигара папиросу, стучит мундштучком о крышку, закуривает. Через мгновение его лицо выказывает беспредельное блаженство. Немудрено: из дыма папиросы вырастает Джоконда. Она проводит щеточкой по усам князя и в неограниченном количестве улыбается.

Джоконда сразу исчезает. Папироска падает. Князь недоуменно оглядывается. Вокруг — переполох. Люди, набивая карманы наганами и недопитыми бутылками, убегают. Представитель Патэ складывает аппарат. Князь только разводить руками. Вежливый подпоручик выволакивает его за ноги на улицу. Упирается. Тогда объясняют:

Князь моментально трезвеет, и бодрой рысью бежит к вокзалу. За ним, вьючным мулом — кинооператор.

Посадка. Состав переполнен. Князь пытается влезть. Грозит стрелять. Бьет кондуктора. Француз впервые выявляет основную добродетель своей нации, то есть великолепную французскую вежливость, раскланивается, улыбается, так часто приподнимает свой котелок, что зрители начинают верить в отдельное существование шляпы. Всё бесполезно. Поезд готовится наконец отойти. По лицам ясно, что снаряды разрываются не далее, чем в пятистах шагах от вокзала. Француз горько плачет, утираясь шестью запасными платочками. В последнюю минуту кавалерийская кровь просыпается в князе. Он вскакивает на паровоз и даже пришпоривает его. Француз в свою очередь оседлывает князя. Паровоз, на паровозе князь Дуг-Дугоновский, на князе представитель фирмы Патэ, на представителе — кинематографический аппарат, едут среди снегов. Князь весело поет песенку, весьма популярную во время стратегических отступлений:

За паровозом волочатся тридцать два вагона. В последнем окне последнего вагона на лету улыбается похищенная в 1912 году Джоконда.

Порт. Эвакуация. Почти-Павел, обратившийся снова в околодочного, прошмыгивает на палубу. Поскользнулся. Уронил в воду танк. Петушиное перо унес ветер. Во всём нечто элегическое. Кинооператор старается поймать объективом порхающее перышко. Князь, завернувшись в шинель, на носу парохода. Чрезвычайно напоминает Наполеона в памятный вечер Ватерлоо. Вынимает открытку. Лицо смягчается. Пароход отчаливает.

Ночь. Вокруг стола пьют и делят «сувениры» — брошки, колье, кольца и пр. Почти-Павел, нацепив на живот огромного павлина из бриллиантов, задремал. Другие пробуют отстегнуть. Почти-Павел боится щекотки и дрыгает ножками. Кинооператор записывает в блокнот произведенные съемки. Хватается за голову:

Все разводят руками — теперь не до того — и снова принимаются за павлина. Князь не принимает участья в дележе. Он угрюмо глядит на стену. Там — расписание пароходных линий. Но по лицу князя ясно, что это иллюзия. На самом деле у стены стоит, сложив смиренно руки и неизъяснимо улыбаясь, эвакуированная Джоконда. Князь кидается, рвет расписание. Но никто не обращает на него внимания.

Кубрик. Качка. Исключительно женщины. Рвота. Теснота. На всех лицах тупое безразличие. Только Анна Моисеевна Шварцберг время от времени улыбается. Входит князь. Смятение. Женщины поспешно прячут под юбки брошки, обручальные кольца и даже золотые челюсти и выставляют наружу паспорта, заплаканные лица, нательные крестики. Увидев улыбку Джоконды, князь замирает, потом мечется. Падает на колени. Ему услужливо протягивают чайник с водой. Поливают. Но огонь его сердца не погасает. Молит. Зовет.

Шварцберг продолжает с честностью шестивекового навыка загадочно улыбаться. Женщины понимают, что они присутствуют при встрече двух возлюбленных, которые легко могут быть Ромео и Джульетой, Паоло и Франческой и т. п. Поэтому они стараются сдерживать приступы морской болезни. И даже бездарно копируют, наподобие англичан в Луврском музее, неповторяемую улыбку. В особенности умиляется старая еврейка, сидящая на крохотной корзинке, как наседка на яйцах. Улыбка Джоконды и блаженство князя длятся долго, во всяком случае не менее одной минуты, ибо фильма в этом месте движется медленно. Теперь исполняют любовный романс. Зрители в зависимости от темперамента и возраста целуются и плачут. Все ждут неизменного героя примиренных любовников — младенца, соединяющего руки, и подозрительно глядят на корзинку под юбками старой еврейки. Но оттуда никто не вылупляется. Князь целует носок полотняной туфли Джоконды. Все радуются счастливому концу и наиболее активные скрипят, направляясь к выходу. Но князь, обманывая всех, вскакивает, как раненый лев, и, не глядя на Джоконду, карабкается по лестнице.

Все на палубе. Князь сзывает:

Околодочный весело хихикает, так что бриллиантовый павлин, подпрыгивая играет своими каратами. Кино-оператор, ошалевший от нечаянной радости, готовится к торжественной минуте. Блистает утреннее солнце. Виден берег — магнолии, олеандры и прочее. Князь вытаскивает из кубрика Джоконду. Всё происходит столь быстро, что только одна из её многочисленных улыбок успевает дойти до зрителей. Джоконда летит в пенящиеся воды. Но вслед за ней — почти одновременно кидается князь Дуг-Дугоновский. Полное недоумение. Ощущение бессилия словами или хотя бы жестами дополнить происшедшее. Только кинооператор, свесившись за борть, как бы ловит сапоги со шпорами. Вопит: