Шумно втянув ноздрями воздух, я засунул нос в кастрюлю и насладился пьянящим ароматом сырого мяса. Колокол в голове затих окончательно, а рот наполнился слюнями так, что тоненькая струйка прочертила тропинку по моему небритому подбородку и упала прямо на аппетитную прожилку сала на мясе… Буквально как в замедленной сьемке, я видел как она касается цели, а потом не выдержал, схватил кусок здоровой рукой и вонзился в него зубами, попутно отмечая, что потом заколебусь чистить зубы, и сомневаясь в том, откушу ли я вообще хоть кусочек.
Мясо поддалось моим зубам так, будто я точил зубы надфилем каждый вечер на ночь на протяжении всей своей жизни. Вкусно. Гибкие волокна свинины таяли на языке будто карамелька «Раковые шейки», а нежный сок казалось заполнил все мое сознание. Чувствуя, как кровь затекает за шиворот, я отложил мясо обратно в кастрюлю и направился в ванную, снял футболку и кинулее в стирку, и тут взгляд мой остановился на отражении в зеркале над рукомойником.
Слишком острые скулы, черезчур вытянутые вперед челюсти, кожа, сквозь которую проступают прожилки крови и уши, удлиннившиеся и напоминавшие бы эльфийские, если б не были такими волосатыми. Но самым страшным были глаза. Глубокие, пронзительно голубые, как у той собаки, что меня укусила.
Игнорируя жгучее желание хлопнуться в обморок, я во все глаза смотрел на … свое отражение? О, нет… Я же еще не выпил, это не может быть белочка!
А отражение менялось. Уши все более вытягивались, лицо приобретало очертания собачьей морды, глаза становились голубее и страшнее, а на коже появлялись мелкие волосики. Не вынеся страшного зрелища, я махнул замотанной правой рукой по зеркалу, разбив его. Отсколки посыпались в раковину, отражая меня во множестве. Повязка свалилась с руки и я увидел, что руки меняются. Тоже вытягиваются, пальцы загибаются в лапу, обрастают шерсткой. Стоять стало неудобно, и я опустился на четвереньки, буквально чувствуя, как меняюсь весь. Спина моя изогнулась, ноги стали короче, штаны повисли на спине, подобно флагу.
Я оглядел себя. Собака в штанах и домашних тапочках. Все было бы смешно, если бы не было так страшно. Во рту…язык! Я открыл пасть, и язык вывалился от туда подобно моим вещам из шкафа, которые я никогда не складываю, как положено, а запихиваю эквивалентно рижским шпротам в банке. С языком разберемся, лишь бы не прикусить… Нужно попытаться избавиться от штанов, они очень мешают. Дергая задними лапами я скинул сначала тапочки и постепенно, виляя задницей, как стриптизерша, вылез из штанов. С грустью оглядев свои вещи, одиноко лежавшие на полу, я задвинул их лапой под ванную, и обнаружил там шокированную Мусю.
-Гав!-Сказал я, хотя хотел сказать «Че уставилась, дура?»
Муся вылупила глаза с риском окосеть и плотнее прижалась к стене, испустив испуганное шипение.
- Гав. – Уже констатировал я, и побрел из ванны, оставив Мусю размышять о дальнейшем будущем. Что же делать? Я теперь собака? В жизни бы себе такого не представил, ну не верю я в оборотней, вампиров, кто там еще есть, становитесь в очередь, я в вас тоже верить не буду. Мне нужны ответы, кто я, что делать и кто виноват. Обычные, стандартные вопросы для тех, кто стал псом.
На улице послышался тоскливый, исполненный грустью и безысходностью, вой и мне пришла в голову идея. Нужно попытаться разыскать ту тварь, что меня укусила, и получить ответы. Почему то я уверен, что найду ее по запаху, нужно только дойти до той остановки и… Это уже дело техники. Газ я не включал, свет только в туалете горит, у Муси тут мяса много, в конце-концов по газовой трубе она из форточки на улицу ходит, пожрать себе мышку поймает, чай не барыня.
Прыгнув на подоконник, толкнув лапой ставни, я без малейшего страха сиганул из окна своей квартиры и аккуратно приземлился на теплый ночной асфальт.
-Ууу!- Поддавшись, скорее, инстинкту, чем необходимости, взвыл я и высоко вскидывая лапы, побежал до той самой злопамятной остановки.
2 часть
Не знаю, как выглядит мир глазами собаки, но глазами того, кем стал я, мир просто сиял новыми красками, запахами и ощущениями. Я даже не подозревал, как загажен наш район! Тут и там пестрели яркие обертки, пахнущие то табаком, то какой-то химической дрянью, несколько раз я отметил для себя вкуснейшие запахи банок из-под консервов и вреднейших, которые в той, другой жизни и в рот не вломил бы, упаковок из-под чебуреков, ход-догов и прочего ГМОвна. Однако, цель у меня была другая. Остановку я нашел без проблем, а вкупе с моими длинными лапами (такие не помешали бы мне в пору студенчества!), еще и быстро.
Кровь на асфальте уже засохла, а мясо уже кто-то спионерил. Поведя носом, я опять почуял легкий запах кошатины и чихнул. Не скоро я привыкну к тому, что запахи стали для меня чем-то почти осязаемым. Запах той суки выделялся буквально розой, воткнутой в большую выгребную яму – почти так же неслышно. Чуть уловимо пахло серой, и уводило аромат как раз в тот проулок, в который она унеслась днем.
Сера. По преданиям, так пахло в аду. Ээх, чегой-то я очкую, и уверенность улетучивается, будто мощным порывом ветра неуверенный пук.… Однако, деваться некуда, домофон мне дома не откроют, пусть и наберу я номер квартиры. Ха! Даже представил, как это выглядело бы: «Гав!»- «Мяу!».
Ведя по асфальту носом, я, как заправская ищейка, побрел за запахом. Прошел двором, где чуть не обмер от обилия разнообразных амбре. Решил пробежать его бегом, что бы невзначай не оставить след в истории этого двора, так сказать, памятник нерукотворный, так как сразу затошнило от обилия «подснежников», оставленных моими недалекими родственниками семейства собачьих, и самоутверждающих запахов молодых котиков, которые пометили абсолютно все, до чего дотягивалась струйка. Мимо колес автомобилей я вообще летел на цыпочках, как балерина, боясь случайно задеть своим чистейшим хвостом погано пахнущие покрышки.
Запах перевел меня через горящий ночными огнями проспект, где на переходе я чуть досрочно не освободил каким-то внукам квартиру, потому что бабуля-одуван приняла меня за беса, да и закричала так же:
-Хоспати, помилуй меня грешную, у, бесовская псина! – …И огреб святого пинка по месту, чуть ниже хвоста. Поспешно, дабы не ввергать во искушение граждан повторять садистские действия в отношении меня, я поскакал в кустики и почувствовал, как хочется пи-пи. Это что ж значит: я, уважаемый человек, законопослушный гражданин, не подвергавшийся приведению в места, не столь отдаленные, районного порядка, должен, простите, задрав ляжку ссать на кустик при других сапиенсах, прямоходящих мимо? Увольте!
Выбрав подходящую липку в обрамлении кустов шиповника, я поднял лапку и… закатил глаза от воодушевления! Точной струей горячего блаженства снизошло на меня счастье, называемое облегчением. Неумело подергав лапой, я брезгливо выскочил из-за кустика, напугал чью-то кошку, и нос к носу столкнулся с офигевшим доберманом. Доберман был ниже меня на голову, но нос держал высоко, поэтому я испуганно поежился.
-Гав…- Неуверенно пробормотал я и бочком, бочком отошел на пару метров, все еще глядя ему в глаза.
-Лимита! – Высокомерно произнес он и зайчиком попрыгал к хозяину, курившему в сторонке. У ног его лежал полиэтиленовый пакетик, наполненный коричневой субстанцией, и красный детский совочек с деревянной рукоятью.
- Графинчик мой хороший, графуля-график, киса, зая…- Восторженно зашелся хозяин, пытаясь погладить своего питомца, который так и норовил облапать его бежевую куртку.
-Любуешься?- Спросил меня сзади женский голос.
-Да ну, придурок полный, обзыва… Ааа! – Дошло до меня, что я с кем-то разговариваю. Я обернулся, и увидел ее. Ту самую суку во всех ее смыслах, только более красивую, нежели сегодня днем.
Холкой чуть ниже меня, темная длинная шерсть, рыжие бока, те самые поразительные голубые глаза и потрясающей красоты ушки, торчащие прямо и будто чуть удивленно.