Томке, видимо, было очень нужно, чтобы Ритка понравилась ее гостям. И вообще, она очень волновалась. Все подбегала к зеркалу поправить свой темный жесткий начес. Томка обильно побрызгала прическу лаком, и теперь волосы у нее напоминали шапку. Она все припудривала нос. Чтобы не блестел.

Когда в ставню стукнули три раза, Томку будто ветров сдуло из кохмнаты.

Пока ее не было, Ритка огляделась. Томка приложила немало усилий, чтобы превратить свою в общем-то скромную девичью светелку в уютную гостиную. Диван, на котором она спала, застелила вместо обычного покрывала клетчатым пледом. Придвинула к нему письменный стол и накрыла его яркой скатертью, вокруг расставила стулья. На стол водрузила вазу, а в ней красиво уложила несколько яблок и синюю гроздь винограда. Приволокла из комнаты матери высокий цветок с нежной ажурной листвой и установила его возле пианино.

Осмотревшись, Ритка отщипнула несколько виноградин, они приятно освежили пересохший рот.

Она не была у Томки с тех пор, как перебрались на новую квартиру. Это значит, больше месяца. И теперь не знала, кто это такие — Андрей и Валерка? Такого еще не бывало, чтобы Томка не оповестила ее о своих новых знакомствах. И вот, не успела…

Потом, позднее, когда Ритка возвращалась пустым, выстывшим трамваем через ночной город домой, вечер у Томки вспоминался, словно кадры только что просмотренной кинокартины. И одну из ролей в этом кино играла она, Ритка. Не похожая на себя в Томкином синеньком платье, веселая, находчивая и… красивая.

Да, да; красивая! Она несколько раз отмечала это про себя, поймав свое отражение в зеркале шкафа. Наверное, потому, что синее Томкино платье так шло ей. Или потому, что там, в Томкиной комнате, такой уютной и теплой, она сумела забыть обо всем? Или потому, что пришли эти… Андрей и Валерка!

Ей уже доводилось проводить вечера в обществе мальчишек. Это были, главным образом, дни рождения у кого-нибудь из одноклассников, елки. Но там были совсем другие мальчишки, из своей школы, со своей улицы. А эти незнакомые и уже совсем взрослые.

Томка предназначила ей в кавалеры Валерку: он узкоплечий, долговязый. Светлые волосы до самого воротника модной черной вельветки. И ресницы у Валерки белесые, а глаза совсем бесцветные, какие-то пустоватые. Рот девчоночий, влажные яркие губы алеют на белой веснушчатой коже. На шнурке через плечо электрогитара, черно-белая, должно быть, дорогая.

Ростом они с приятелем были одинаковые, но Андрей казался выше: более широк в кости, в плечах. Крупная темноволосая голова на крепкой шее, черты лица резковатые, подбородок квадратный.

Андрей пожал Риткину ладошку и прямо, словно бы даже в упор вгляделся в лицо черными, с горячим блеском глазами.

Томку Андрей стиснул за плечи, вынул что-то из кармана и поставил в угол за шкаф.

— Ох, мальчишки! — с наигранным испугом сказала Томка. — Маменька увидит, вам задаст.

Как Ритка потом узнала, это были слова из анекдота. И парни, и сама Томка расхохотались. А Ритке вдруг стало тоскливо: и здесь будут пить! Захотелось уйти, да Томка, наверное, обидится, если она это сделает.

Попросила Валерку:

— У вас гитара, сыграйте что-нибудь.

Валерка долго усаживался и пристраивал гитару. Потом вывел старательно: «Зачем вы, девочки, красивых любите…» И опять: «Зачем вы, девочки, красивых любите…» И еще раз. Будто испортившаяся грампластинка. Потом накрыл струны бледной веснушчатой рукой.

Андрей по-хозяйски расселся на диване, оперся локтем о колено, приказал Томке:

— Доставай, что ли…

Томке не надо было объяснять, тем более, что в ящике письменного стола у нее были припасены и рюмки.

Вино называлось «Рубин». Ритка решила, что отопьет только глоток, а выпила все. Вино было совсем непротивное, ароматное, а главное, по телу от него пошло приятное тепло. Ритка прислушалась к этому теплу и, неожиданно для себя, радостно хихикнула. Не испытывая никакой неловкости, взяла из вазы яблоко и надкусила его, громко сказала Томке:

— Я чаю хочу. Принеси чаю.

Томка сначала посмотрела на нее с недоумением и даже досадой, потом расхохоталась.

— Ой, да ты совсем пьяная… Сейчас, сейчас принесу.

Она принесла не только чайные чашки и пузатый, разрисованный синими цветами чайник, но и тарелку бутербродов с колбасой.

Ритка без всякого стеснении, удивляясь этому про себя, съела два бутерброда, напилась чаю. Вот тогда ей стало легко и весело.

Андрей разлил по второй рюмке. Ритка предупредила:

— Мне половину, — и выпила эти полрюмки, чтобы не ушло приятное тепло. Снова сказала Валерке:

— Да сыграйте же что-нибудь! Что вы в самом деле!

Но с гитарой у Валерки явно не очень ладилось. Он не то захмелел, не то вообще еще не освоился по-настоящему со струнами. Начинал что-нибудь и тут же обрывал, принимался за другое. Было такое впечатление, что Валерка умеет играть из каждой песни только одну, первую строчку. Тогда Ритка предложила Томке:

— Споем?

У них всегда удачно получались «Рябинушка» и «Восемнадцать лет».

Томка откинула крышку пианино.

На их голоса в комнату вошла Вера Семеновна, прислонилась плечом к косяку двери. Хорошо, Томка вовремя догадалась убрать со стола бутылку и спрятать рюмки.

Ритка пела и видела, с какой любовью смотрит на Томку мать. Вера Семеновна души не чаяла в дочери, только о том и думала, как бы доучить Томку в школе и определить ее в институт. Все заставляет Томку заниматься. А Томке надоели учебники, запреты матери, ей хочется воли, и она постоянно обмазывает мать, поступает, как ей вздумается…

Когда они кончили петь, Андрей бросил Валерке:

— Не хватайся за свою брыкалку. Включи лучше маг… Вы, Рита, шейк танцуете?

Они принесли с собой магнитофон.

Вообще-то Ритка танцевала до сих пор только с девчонками. Но в этот вечер на нее что-то нашло. Она отплясывала так лихо, что у Томки округлились глаза. Томка вроде бы даже обиделась на Андрея.

Когда они включили магнитофон, Томкина мать сразу же ушла, с досадой махнув рукой: что это, дескать, за музыка!

Томка тут же забралась с ногами на диван, раскурила сигарету и позвала Андрея:

— Разве ты не видишь? Девушка скучает. Это не по-джентльменски… Нет, танцевать мне не хочется.

Андрей грузно опустился возле нее на диван, оперся локтем о Томкино бедро, а сам, Ритка заметила, продолжал следить, как отплясывает, теперь уже с Валеркой, она, Ритка.

И весь вечер Ритка нет-нет да ловила на себе его взгляд, хмурый, в упор. Она и сама не знала за собой таких способностей, такой находчивости и отчаянности. А возможно, все это было оттого, что она знала: еще какой-нибудь час и все кончится — тепло, уют, веселье. Она вернется домой в свою пустую комнату с железной скрипучей кроватью возле голой холодной стены и все начнется сначала: раздраженный голос матери, хныканье Димки, грязная ругань отца.

И было совсем не совестно перед Томкой, которая откровенно дулась на нее, и было приятно чувствовать на себе пристальный, взгляд Андрея. Впрочем, Андрея она больше не задевала, дурачилась с Валеркой, заставляла его аккомпанировать ей на гитаре. Андрей заметил:

— Вам бы в артистки пойти, Рита. — И добавил проворчавшей что-то Томке:

— А что? У нее определенно есть способности. Да и внешность…

Они с Томкой, возможно, даже поссорились бы, но тут в комнату вошла Вера Семеновна.

— Тамара, уже поздно. Завтра в школу. Да и мальчикам на работу.

Томка набросила на себя пальто и вышла с ними за калитку. Андрей сказал:

— Сейчас проводим Риту…

— А чего ее провожать? — по голосу можно было понять, что Томка зябко поежилась. Она вышла без платка, а ночь стояла пронзительно-ясная, с высоким, густо испещренным звездами небом. — Доведете до трамвая, а там ей близко.

И Ритка почувствовала себя виноватой. Томка приняла ее как человека, а она ей настроение испортила. Это, наверное, все от «Рубина». Торопливо поддержала Томку: