Вот и теперь он входил в пустой бар, точно не чувствуя табачного смрада и запаха пролитого пива. Одновременно с этим из-за желтой решетчатой двери показался хозяин заведения — Дрю Пейнолл. Он замер в дальнем углу бара. Фрэнки уже проснулся, тогда как Дрю еще не ложился. В восемь утра он должен был мирно спать в своей постели. По обыкновению, Дрю спал от рассвета до полудня, но сегодня, вспомнив о визите Фрэнки, рассудил, что лучше будет пока не ложиться.

— Значит, все в порядке, Фрэнки?

— С каждым разом тут становится все грязнее.

— Клиентам так нравится. Здесь они могут расслабиться.

Фрэнки не собирался подходить к Дрю, а тот, в свою очередь, тоже не спешил покидать дверной проем. Вместо этого он принялся излагать свои соображения относительно правил содержания бара:

— В других заведениях оно ведь как? Полируют столики так, что глазам больно, да еще и освежителем воздуха пшикают, или, вон, разбавляют напитки колой и называют эту бурду коктейлем и так далее. А кто захочет покурить — гонят в предбанник. Кому это надо? Те, кто приходят сюда, привыкли считать это место своим логовом.

— Спасибо, что просветил, Дрю.

— Ты что-то хотел, Фрэнки?

— Да так, просто мимо проходил.

— Ага. Каждый вторник ты почему-то случаешься поблизости. — Дрю устало прислонился к косяку. — Вчера вечером здесь был Гарри Стиц.

Фрэнки собрался было провести пальцем по крышке одного из столиков, но, увидев, в каком она состоянии, передумал:

— И что с того?

— Да болтал много.

Фрэнки уставился на него:

— К примеру, утверждал, что ты, типа, вторгаешься на его территорию — в смысле в «Капитана Немо».

— На его территорию?

— Ну, ты ведь там недавно был со своими парнями?

— Ну и?

— И до смерти напугал управляющего. Тот уж было подумал, что ты собрался вытрясти из него деньжат.

— Да ну? И что я?

Дрю пожал плечами:

— Он находится под защитой Гарри. Вроде как.

— Гарри Стиц? Это еще кто?

— Ты же знаешь его, Гарри. Ну, Гарри Стица.

— Да кто он такой, мать твою?

— Имеешь в виду, кем он себя считает?

— Господи Иисусе.

— Да нет, всего лишь Гарри Стиц.

— Этот Гарри приходит сюда и начинает пороть чушь — так? Тебе одному или все слышали?

— Да уж на ухо не шептал, — буркнул Дрю.

— Вот как, значит. — Фрэнки уставился в стену. — Это уже кое-что.

Стоит семени попасть в плодородную землю, как оно непременно прорастет и расцветет. Когда Стречи упомянула, что Линкольн Дин сможет поместить баронский герб на этикетках своих винных бутылок, тем самым она заронила зерно, которое тут же пустило росток, точно семечко горчицы во влажной фланелевой тряпочке.

Линкольн был женат. Но, будучи человеком, который распространяется о своих сделках только после того, как они благополучно заключены, он ни словом не обмолвился своей второй половине о предполагаемой покупке. Точно так же, как о том, что их особняк во Фресно намерен посетить настоящий английский лорд. Вместо этого он отправил супругу в город попастись по магазинам.

И вот она вернулась. В руках ее был пакет — всего один. Он покосился на нее:

— Остальное что — позже доставят?

Вместо ответа Глория кивнула очаровательной головкой в сторону своей машины:

— Ладно тебе, милый. Тебя иной раз послушать, так я только и делаю, что деньги трачу.

Она поставила пакет на землю, закинула ногу на ногу и принялась ждать, когда он подойдет к ней. Скоро год, как свадьба с Линкольном положила конец ее многообещающей карьере киноактрисы — причем не стоит пугаться слов «положила конец», ибо карьера ее и состояла из одних обещаний. Правда, и внешность Глории обещала мужскому взору очень многое. Ее белокурой шевелюры вполне достало бы набить небольшую подушку, так что неудивительно, что помыслы узревших ее немедленно устремлялись в направлении спальни. С ней солнце светило ярче даже в Калифорнии.

Линкольн покачал своей сверкающей головой, наклонился к супруге и поцеловал ее:

— Как провела день?

— Здорово — и ничегошеньки не купила…

Он заставил себя не заглядывать в пакет.

— …кроме вот этой клевой деревянной куклы. Посмотри, милый — это Панч. Из Англии. Старинный.

— Из Англии? — промямлил он.

— Вообще-то не думаю, что он такой уж старинный. — Она извлекла куклу из пакета. — Знаешь, там этот… кукольный театр? Прямиком из Англии. И… ты ведь знаешь, я обожаю все английское.

Линкольн почувствовал, что пора сменить тему:

— Оставь машину здесь. После загоню.

Он было попробовал затащить жену в дом, но она принялась трясти деревянным человечком перед его носом:

— Вот так-то, — проскрипела она голосом кукловода. — Правда, он прелесть?

Линкольн чуть не силком подтолкнул ее к лестнице, энергично кивая в знак согласия:

— Да, милая штучка, детка.

— Там еще была полосатая палатка, и в ней — всего один маленький мужчинка. Ну, не такой уж маленький, вообще-то…

(Она не стала рассказывать мужу, что кукловод из палатки оказался высоким молодым человеком, и тут же, что называется, запал на нее.)

— Я попросту заставила его продать мне Панча.

Линкольн нагнал ее на верхней ступеньке лестницы:

— То есть он вот так взял и продал тебе самую важную куклу?

— У него их много. Знаешь, он продает их как сувениры.

Глория была уже посреди залы, цокая каблучками по мраморному полу.

— Вот так-то, — проскрипела она. — Ты на его нос глянь.

— Ага, смешной.

— Это вроде как фаллический символ — так мне Квентин сказал.

— Кто еще такой Квентин?

— Ну, как же, тот самый кукловод.

— Фаллический, надо же — интересно, для чего это он тебе сказал?

Она широко раскрыла глаза:

— Понятия не имею.

— Где это вообще было?

— В Сториленде.

— Так это ж для детишек.

— Я обожаю Сториленд. — Рукой деревянного человечка она потрепала Линкольна по подбородку. — К тому же это намного дешевле, чем шоппинг. Правда ведь? Ну, улыбнись своей девочке.

Линкольн нехотя изобразил подобие улыбки.

— Вот так-то, — она продолжала верещать по-кукольному. — А теперь поцелуй нас.

Он помялся:

— Я не стану целовать это.

— Ага, так же сперва говорила и Моника Левински.

И Глория звонко рассмеялась, так, что и Линкольн не смог удержаться от улыбки.

Сториленд располагался в Рединг-парке и представлял собой 157 акров земли, занятых детскими площадками, с искусственными озерками и цветниками, танцевальными павильонами, теннисными кортами, а также зоопарком города Фресно. Девушки ходили туда, чтобы от души потанцевать или, если в моде были атлетически сложенные молодые люди, поиграть с ними в теннис; но Глорию неизменно тянуло в места для самых маленьких — к фонтану Матушки Гусыни, Дубу, где жила Сова, где дорожки были расчерчены классиками; и где единственным сколько-нибудь фаллическим персонажем был Мальчик-с-Пальчик. А ведь могла забрести в места и похуже. Она скинула туфли — каблучки в последний раз цокнули по мраморным плиткам и смолкли.

— А чем ты сегодня занимался, дорогой?

В тот самый день, когда Стречи улетала в Англию, высокий бородач Эдгар Деларм примерял пурпурно-черное одеяние, на котором по его заказу сделали горностаевую оторочку, и выглядел как заправский епископ. В тот день у него была назначена встреча со своим портным — они собирались обсудить дальнейшую отделку его облачения, призванную соответствовать будущему положению хозяина. Деларм был более начитанным человеком, чем ди Стефано и Линкольн Дин (что, впрочем, не дало ему особых преимуществ), и потрудился подыскать кое-какие сведения о том, что означает стать лордом. К примеру, он выяснил, что вожделенный титул не дает ему права заседать в палате лордов — да он бы и не стал, будучи убежден, что там остались одни социалисты; также он знал, что ныне будет прозываться лордом Эском (ему здорово понравилось слово), как и то, что в глазах некоторых его титул стоит немногим больше, чем тот пергамент, о котором рассказывала Стречи. Наибольшее же удовлетворение приносила ему мысль о том, что титулы так называемых «малых» лордов, хотя большая их часть не существует ныне, — подлинные дворянские титулы, существовавшие несколько веков, и часто за ними стояли самые настоящие права и привилегии.