— Иди… ты… к чёрту…

Партридж выстрелил ему в голову без малейшего сомнения.

Надо было отдать должное Розману: у него были яйца. Такая рана в груди должна была болеть как у сукиного сына, но он ни разу не вскрикнул, даже глазом не моргнул. Просто лежал на земле, ожидая смерти. Партридж знал, что такого человека можно было пытать часами, и он был даже не поморщился. Впрочем, некоторые люди рождались крепкими, закаленными, и умирали молча и с гордо поднятой головой.

Но Партриджу был безразличен и он, и Уитерс. Такие люди жили так, словно сами напрашивались на смерть, и иногда так оно и получалось.

А вот Кронер — совсем другое дело.

Не обращая внимания на рвотные позывы и хныканье мужчины, Партридж потянулся к его руке. Затем подошел к лошади Розмана и открыл его седельную сумку. Внутри, среди прочих вещей, лежала тонкая белая хлопчатобумажная рубашка. Он разрезал её на полосы и перевязал руку, предварительно смыв кровь и осмотрев повреждения при свете костра. Все было не так уж плохо. Аккуратная, тоненькая борозда. Но рана была чистой. Потом просто останется небольшой шрамик, который можно будет добавить в свою коллекцию.

Через некоторое время Партридж закурил одну из сигар Розмана и подошел к Кронеру.

* * *

После того как время, проведенное им в качестве охотника на бизонов, подошло к концу, Партридж проводил свои дни в качестве объездчика в скотоводческой компании «Куэйд-бил» в высокогорьях Монгольского Хребта. Эта работа лучше всего подходила свободному человеку, который предпочитал одиночество. Ибо на этих травянистых, затененных соснами лугах от одного посетителя до другого часто проходили месяцы.

Партриджа это полностью устраивало.

Ибо, несмотря на то, что в нём горело, будь то наследственное или приобретённое, он был человеком, который наслаждался миром и покоем. В своей хижине возле Хребта он часто проводил ночи у костра, раскладывая пасьянс и читая книги.

В его ежедневные обязанности входило объезжать животных, лечить травмированных и возвращать отбившихся от стада. И всё это — за сорок с лишним долларов в месяц.

Конечно, не золотые горы, но неплохая зарплата.

А после снижения количества голов в стадах работы стало не хватать. Целая индустрия находилась в состоянии коллапса. А Партридж, как и большинство других охотников, тратил все свои деньги на проституток, выпивку и азартные игры. Поэтому он ездил по горным хребтам и проводил целые дни, глядя на заснеженные вершины и бесконечное голубое небо, гадая, как же ему удастся разбогатеть. Он решил, что горные работы — не для него. Его не интересовало копание в грязи. Конечно, всегда можно было пойти в армию, но разве это жизнь? Или стать законником. Платят лучше, но и шансов быть застреленным больше. Гораздо больше.

И вот однажды, на закате солнца, когда он скакал на своем гнедом коне по каменистому склону после того, как благополучно загнал стадо на травянистый луг, фортуна позвала его по имени. Судьба пришла в виде трех скотокрадов. Они были одеты в парусиновые макинтоши, залатанные и грязные, как свиные задницы. У мужчин были бороды и длинные, как у индейцев, волосы. Когда Партридж подъехал ближе, они ему улыбнулись.

— Добрый вечер, — произнёс мужчина со шрамом поперек переносицы, приподнимая край шляпы в приветствии. — Эти стада… Кому они принадлежат?

Партридж чуял назревающую беду, исходящую от этих людей густым кислым запахом.

— Этот скот — собственность компании «Куэйд-бил».

— Вот видишь! — сказал один из мужчин. — Я же тебе говорил!

— Чёрт, — буркнул его напарник.

Они выглядели достаточно похожими, чтобы быть братьями, от носов-картошек до кривых ухмылок и отсутствующих зубов; только один был толстым, а другой худым. И у обоих, как с некоторым беспокойством заметил Партридж, на коленях лежали «винчестеры».

Человек со шрамом на носу снял шляпу и повесил ее на штырь седла. Он распахнул пальто, и заходящее солнце сверкнуло на синем стальном стволе темно-синего «кольта» 1860 года, висевшего у него на поясе. Пальцы мужчины забарабанили по рукоятке карабина «шарпс», лежащего в седельной сумке.

— Вот что я тебе скажу, брат, — сказал он. — Мы хотим собрать около сотни голов и отвезти их во Флагстафф, где у нас уже есть покупатель, готовый заплатить немалые деньги. Вопрос в том, будет ли такая деревенщина, как ты, работать с нами или нам придется тебя убить?

Партриджа никто с самого рождения не называл деревенщиной.

Правда, в те дни он носил длинную бороду, а в лачуге, не всегда можно было разжиться мылом и водой. Да и засаленная бобровая шуба и потертые штаны из оленьей кожи тоже не слишком помогали делу.

— Я не деревенщина, — сказал он им, не понимая, почему эта мысль грызла его, как муравьи — дохлого сурка.

Человек со шрамом на носу пожал плечами.

— Да нет, самая настоящая деревенщина.

Второй сказал почти извиняющимся тоном:

— Не обижайся, дружище. Он всех так называет.

И Партридж решил, что это не имеет особого значения. Он держал руки на подпруге коня и думал о дробовике в седельных сумках и о «старре» двойного действия на бедре.

Подумал и отбросил эту мысль. Потому что он знал, что если даже дёрнется почесать яйца, то в нем будет больше дырок, чем в оросительном фонтанчике.

— Ты не ответил на мой вопрос, — сказал человек со шрамом. — Может быть, тебе нужно время, чтобы это обдумать? Я дам тебе… хм, давай посмотрим… примерно столько, сколько потребуется одному из моих парней, чтобы завалить твою деревенскую задницу. Как тебе это нравится, мудак-деревенщина?

Партридж злобно посмотрел на мужчину, и в тот момент жизни он действительно не видел другого выхода.

— Мне не нужно так много времени, — сказал он. — Я уже принял решение. Я собираюсь убить тебя. Да, именно это я и собираюсь сделать.

Тот, что со шрамом, начал смеяться.

— Ну, ты и чокнутый сукин сын! — Он так хохотал, что даже закашлялся и сплюнул комок мокроты через плечо. — Вот что я тебе скажу. Прежде чем ты убьешь меня, а эти парни убьют тебя в ответ и сделают что-нибудь непростительное с твоим трупом, может расскажешь мне, за какую сумму ты рискуешь тут своей тощей задницей?

— Около сорока трёх долларов в месяц, — ответил Партридж.

Мужчины захохотали.

— Господи Иисусе, — воскликнул мужчина со шрамом. — Разве это не абсурдно? Бьюсь об заклад, что у вас здесь два занятия: гоняться за бродящими собаками и ездить на велосипеде с большим накладным носом, развлекая публику.

Он покачал головой.

— Послушай, деревенщина. Какой-то богатый сукин сын сидит в своем большом доме, лапая какую-то импортную французскую шлюху, пьет шампанское и жует бифштексы толще твоего члена… а ты, деревенский дерьмоед, сидишь здесь, на самом краю дьявольской задницы, дрочишь, рискуешь своей шеей и ешь второсортные бифштексы жёстче, чем задница моей матушки. И все это для того, чтобы сохранить этому богатому сукину сыну его шлюх и шампанское! Да что с тобой такое, черт возьми?

Партридж открыл рот, чтобы возразить… но этот парень был прав. И бил, чёрт побери, в самое больное место.

К тому времени он уже прожил долгую, тяжелую жизнь и проводил много времени в лачуге, читая книги таких заумных выскочек, как Чосер, Мильтон и Шекспир… хотя он и не был уверен, что понимает, о чем они пишут… он просто пытался восполнить недостаток настоящего образования и воспитания.

И вот теперь этот проклятый грабитель показывает на него пальцем, смеется и говорит, что он дурак, заставляя его чувствовать себя так, словно его вскормила ослица. И это как раз тогда, когда он думал, что набирается ума.

— Человек платит мне за работу, — сказал он скотокрадам, — и я ее выполняю. Мне плевать, это будет десять баксов или двести. Он платит мне, и я выполняю, что должен.

Человек со шрамом и его товарищи теперь ржали, как кони.

— Вот бедняжка, деревенский дурак! Боже правый, — зашёлся хохотом тот, что со шрамом, так, что глаза начали слезиться. — А ты знаешь, сколько я заработаю за эту неделю?

Партридж ничего не ответил.

Обладатель шрама начал быстро загибать пальцы. У него не хватало двух пальцев на левой руке, так что это заняло некоторое времени.

— Тысячи четыре-пять, потому что дела сейчас идут хорошо. И это, заметь, сынок, настоящих американских долларов, а не каких-то там тугриков.

Он посмотрел на своих товарищей-грабителей, а потом снова на Партриджа.

— А не хочешь поехать с нами? Если поможешь нам отвезти этот скот во Флагстафф, тебя ждёт неплохой улов. Что скажешь, голодранец?

Возможно, в любое другое время Партридж сделал бы глупость, которая первой пришла ему в голову, — например, полез бы за оружием, — но сейчас он не спешил и очень тщательно все обдумал. Большую часть года он занимался своей нынешней работой, но в кухне ходили слухи — во время нечастых визитов Партриджа, конечно, — что старик Бил собирается вернуть своего старого объездчика, который, к тому же, приходился ему каким-то родственником.

А это, конечно, означало, что Партридж останется не у дел.

— Ладно, — сказал он им. — Мне не нужна эта проклятая работа, а деньги мне точно не помешают. Но пусть поможет вам Бог, если вы попытаетесь обокрасть меня или причинить мне вред. Я вас убью.

Человек со шрамом оглядел его с ног до головы.

— Не сомневаюсь в этом, деревенщина. Ты выглядишь, как подлый убийца, а уж я-то их повидал. Но, черт возьми, большинство моих друзей — убийцы, так что я приветствую тебя в нашем маленьком отряде. — Он достал табак и бумагу и в сгущающемся тумане ловко свернул сигареты для всех. — Давай покурим на брудершафт. Меня зовут Бен Кирби.

— Малыш Кирби? — вскинул брови Партридж.

— Меня называли и похуже. Как бы то ни было, я к твоим услугам, деревенщина. К твоим услугам. Эти двое — братья Вебб. — Он махнул рукой в сторону толстяка. — Генри. — А потом на долговязого. — И Риз.