Мы с Костей сочинили письмо про Корноухого, про его поведение у Дормидона и отправили в это учреждение. А вскоре получили ответ, очень пространное письмо:
«Среди выпущенных в нашей области в прошлом году енотов один действительно был корноухий, — писал нам старший охотовед объединения Кобуратов. — Вероятно, его вы и встретили у бакенщика Дормидона.
Еноты очень общительны и скоро привыкают к человеку. Известен, например, такой случай.
На конеферму хутора Сусат однажды заявилась семья енотов: два старых и два молодых. Табунщики прикормили их. Потом эта семейка прибилась к тракторному отряду. Принимали из рук пищу, позволяли брать себя на руки. Одна молодая енотка почему-то особенно полюбила механизмы, ей нравился тракторный гул. Едва заведут моторы, она уже является и лезет в кабину. Кличку ей дали „Мурка“.
Когда настала зима и работы в поле прекратились, Мурка стала приходить в хутор, подружилась с собаками. Придёт к магазину и ожидает подачек. Колхозники угощают её хлебом, сахаром. Однажды заявилась в клуб во время киносеанса. Все ушли, помещение закрыли. Мурка осталась в клубе. Утром обнаружили, что она раскидала и погрызла шахматные фигуры в красном уголке, стянула со стола скатерть и газеты, перетащила в угол и устроила себе логово.
Всё бы это ничего, но один раз Мурку захватили на месте преступления: она схватила во дворе курицу. Курицу отобрали, а Мурку изгнали из хутора…»
Что же касается Корноухого, то его история мне представляется так. Постараюсь передать её, дополнив кое-какие детали воображением.
Где-то в глубине вековых сосен и елей шумно захлопал крыльями глухарь, тенькнул рябчик, звонко застукал по сухой коре дятел. Тайга просыпалась.
Из-за леса встало багровое солнце. Вспыхнули позолотой белоствольные берёзы в низине. Блеснуло лесное озеро в желтовато-зелёной рамке мхов.
Берегом озера, сгорбив спину, опустив голову и хвост, косоватой походкой медленно тащился енот. Он возвращался с ночной охоты. Зверь был сыт, настроен благодушно и, казалось, дремал на ходу.
Енот остановился, мотнул головой, почесал задней лапой за правым ухом. Ухо было рваное. Вдруг он остановился, навострил уши, поднялся на задние ноги, повёл носом, сделал ловкий прыжок, легко и проворно побежал дальше и скрылся в зарослях багульника.
Из чащи леса вышли трое. Впереди — старик гольд, в куртке и меховой шапчонке, с берданкой за плечами. За ним — двое русских, без оружия. Один нёс крепкую сеть на обруче из круглого железа, какой ловят собак, второй — две лопаты. Гольд уверенно направился в ту сторону, куда скрылся енот…
В норе было темно, прохладно и уютно. Корноухий разлёгся на подстилке и задремал. Но сон его скоро был нарушен: люди стали раскапывать нору. Зверь почуял опасность. Страх сковал ему члены, он сжался плотнее, пряча голову.
Скоро в глаза ударил яркий свет. Корноухий отчаянно рванулся — и забился в сетях. Пока его перекладывали в мешок, он яростно сопротивлялся, пустив в ход когти и зубы, одному поцарапал руку, другого цапнул за палец. Его куда-то понесли. В мешке было душно, пыльно. Корноухий чихал, рвал когтями мешок. Люди бросили мешок в клетку и понесли дальше.
Трое вышли на дорогу к машине. В кузове стоял ящик с решётчатой дверкой. Енота впустили туда, дверца захлопнулась. Корноухий обнюхал стенки, пол, потыкался носом в железную решётку… Что-то страшно зарычало, машина дёрнулась, прижав зверя к задней стенке. Остро и противно запахло бензином, клетку стало подбрасывать. Корноухий упал. Его кидало из стороны в сторону, оглушал грохот, рычание мотора. Так продолжалось бесконечно долго. Потом машина остановилась. Сразу наступили тишина и покой.
Люди сняли ящик с енотом, внесли в большое полутёмное помещение, поставили к другому, большему ящику с выдвижной дверью. Дверцы обоих ящиков приподнялись. Корноухий учуял запах сородичей, смело шагнул в открывшийся проход и оказался в среде своих собратьев.
Он лёг у решётчатой двери, положил голову между передними лапами и с тоской стал смотреть на узкую полоску света, пробивавшуюся в щель. Рядом стояли такие же ящики с пленёнными енотами.
Два дня жили звери в этом полутёмном помещении. Приходили люди, кормили их рыбой, по утрам чистили выдвижные полы клеток. На третий день ящики погрузили в большой пульмановский вагон. Дверь с грохотом захлопнулась. Пронзительно свистнул паровоз, мелодичным звоном отозвались буфера, и вагон, покачиваясь, плавно покатился.
Уссурийские еноты начали своё великое путешествие на запад, на новую родину, предназначенную им человеком.
Широка и полноводна река Дон. Медленно и спокойно несёт она свои воды к морю меж густых зарослей вербовника, тала, тополя, осины и необозримых пространств зелёных лугов. Широкой полосой прорезала пойма Дона сухие юго-восточные степи от Волги до Азовского моря. Богата пойма лесом, травами, лиманами и озёрами, рыбой и вольной птицей, бедна только пушным зверем. Лишь зайцы, лисы да волки находят себе приют и пищу в займищах Дона…
От города Ростова вверх по Дону буксирный пароход тащил лёгкую баржу. Рядом с тюками и ящиками с товарами в трюме стояли клетки с уссурийскими енотами. Корноухий, свернувшись клубком в углу, крепко спал. За время томительного путешествия по железной дороге он похудел, стал зол, угрюм. Его раздражали шум, резкие свистки, лязганье буферов, грохот колёс. С переселением в трюм баржи Корноухий повеселел. Теперь он много спал, с аппетитом ел рыбу и мясо, которые им приносили проводники.
В трюме царил успокаивающий полумрак. Тишину нарушали иногда лишь шаги людей вверху на палубе да плеск волны за стенками трюма. Зверей подкармливали по усиленной норме: их готовили к выпуску.
На пристани Романовская клетки с енотами выгрузили и поставили в кузов автомашины. Корноухий почувствовал знакомый уже ему едкий запах бензина, покачивание, толчки. Машина везла уссурийцев в донские займища.
Клетку поставили на берегу небольшого озера. Дверца приподнялась. Корноухий шагнул на волю и в два прыжка скрылся в кустах. За ним выскочили остальные и рассеялись в прибрежных зарослях.
— С новосельем, зверюги! — крикнул им вдогонку один из провожатых. — Ни пуха вам, ни пера!
Корноухий шёл береговыми кустами, огибая озеро. Он исследовал каждый куст, кочку, пенёк, слой опавшей листвы. В воздухе не чувствовалось осени. Солнце грело по-летнему жарко.
Продравшись сквозь прибрежный чакан, Корноухий залез в воду, присмотрелся, ударил лапой по воде, выхватил рака и съел. Переплыв озеро, вошёл в лес. Лес был светлый, прозрачный. Чем дальше, тем он становился реже. Корноухий вышел на опушку, поднялся на курганчик: перед ним расстилалась ровная, чистая степь. Ничего подобного в жизни своей Корноухий не видел. Ему стало страшно, он повернул обратно и брёл до тех пор, пока не вышел на берег Дона. Там он залёг в сухом овраге, заросшем ежевичником и крапивой, и заснул.
С наступлением вечера он переплыл Дон и долго колесил по окрестностям, исследуя их. Наконец, недалеко от озера с чистой, прозрачной водой принялся рыть нору.
Хорошо зажил Корноухий на новом месте. На лугу и в лесу водилось много мышей, насекомых, в озере было достаточно рыбы, раков, под деревьями — падалицы диких груш и яблок. Случалось иногда прихватить зазевавшуюся мелкую птаху.
Первое время он выходил на охоту только ночью. Но жизнь была спокойной, враги не тревожили, и он смело стал бродить днём. Несколько раз сталкивался с человеком. При первой встрече страшно испугался: ещё не забылись пыльный мешок, фырчащая машина, грохочущий поезд. Но люди не делали ему зла, только молча и с удивлением рассматривали. По природе своей Корноухий не был злопамятным или слишком недоверчивым, наоборот, имел нрав общительный, весёлый и очень скоро перестал бояться людей. Так набрёл он на Дормидона и подружился с его Нуткой…