Когда Сноу напал на миазматическую теорию в целом на том основании, что, по его наблюдениям, болезнь передается от человека к человеку, он привел аргументы, которыми пользовались и многие миазматисты. Джон Сноу просто принимал во внимание лишь один из множества способов передачи болезни, о которых говорили «контагионисты», при этом напрочь отметая все их остальные идеи.

Однако в теории холеры Сноу присутствовали не только идеи контагионизма. После 1849 года он утверждал, что возбудители холеры имеют размеры, могут размножаться и являются настоящими живыми существами и даже микроорганизмами. Лучше всего позицию Сноу изложил один из его современников, выдающийся реформатор здравоохранения Джон Саймон:

Хотя вибрион холеры был впервые выделен немецким исследователем Робертом Кохом только в 1883 году, Сноу быстро шел по направлению к современным представлениям. Многие его современники были убеждены, что одни и те же миазмы могут у одного человека вызывать грипп, у другого — хроническую диарею, а у третьего — холеру, и зависит это от физического состояния больного, состояния его психики, но особенно — от «врожденной конституции». Эта теория настаивала на важности конституции каждого человека и отрицала необходимость поиска возбудителей конкретных заболеваний, поскольку считалось, что различные заболевания — всего лишь индивидуальная реакция каждого человека на одинаковые болезнетворные агенты. Сноу же, наоборот, утверждал, что холеру возбуждает всегда один и тот же агент, причем делает он это в желудочно-кишечном тракте.

Но и в этом рассуждения Сноу не отличались новизной. Теория микробного заражения холерой была широко представлена в медицинской литературе того времени, хотя и не отражала мнения большинства. Так, например, немецкий врач Якоб Хенле в статье, опубликованной в 1840 году, писал, что за возникновение «конкретных» инфекционных заболеваний отвечают «конкретные организмы-паразиты». В последующие годы роль многоклеточных паразитов в возникновении болезней у людей и животных уже признавалась достаточно широко. В 1842 году шотландец Джон Гудстир произвел почти сенсацию, показав наличие вполне определенных бактерий в рвотных массах некоторых своих пациентов. Далее, в середине XIX века, врачи стали понемногу понимать, что и у оспы есть вполне материальный возбудитель, который может размножаться и вызывать у своих жертв вполне предсказуемые симптомы. Лишь немногие ученые продолжали отрицать, что оспа передается через рукопожатие или что для вакцинации требуется свежий инфицирующий материал. Все эти факты работали против теории врожденной конституции и давали почву для развития микробиологических представлений. К 1848 году Сноу мог уже рассчитывать на то, что и другие болезни будут рассматриваться в русле теории оспы.

Идея о том, что холера является желудочно-кишечным заболеванием, распространяющимся посредством загрязненной воды, тоже не принадлежит Сноу. В 30-е годы XIX века француз Франсуа Лере накопил достаточно фактов, подтверждавших ее. В сентябре 1849 года, т. е. до того как Сноу стал расследовать вспышку холеры в районе Годенсквер, еще один гигиенист, Уильям Бадд, писал в газете «Таймс» о том, что холера вызывается определенным видом грибка, который, попадая внутрь человека, начинает стремительно размножаться, что приводит к заболеванию и вода является основным его переносчиком, поскольку заражение происходит тогда, когда фекалии больного попадают в воду, а оттуда — в рот новой жертвы. Как раз такое объяснение и предлагал Сноу. Утверждать, что Бадд написал это под влиянием Сноу, нельзя. Родившийся в Девоне, Бадд практиковал в Бристоле и считался там местным героем — отстаивая важность гигиены, он тратил много сил, организуя бесплатную раздачу средств дезинфекции, благодаря чему в городе удалось снизить смертность от холеры более чем на 90 %!

И Бадд и Сноу разделяли взгляды другого британского санитарного врача, Генри Купера. В 1850 году Купер опубликовал подробное исследование вспышки холеры в Халле. Хотя он был не склонен связывать возникновение холеры лишь с одним способом распространения, но подчеркивал несомненную связь между интенсивностью вспышки и состоянием системы сточных вод. Он объяснял, что эпидемия 1849 года убедила местный совет по здравоохранению учредить широкомасштабную программу развития санитарии. Точно так же в 1850 году, после вспышки холеры в Салфорде, занимавшийся статистикой А. Макларен опубликовал статью, в которой он тоже утверждал, что холера может распространяться через зараженные воды. Макларен, как Бадд и Сноу, считал, что холера — это особая желудочно-кишечная инфекция. На одном из престижных собраний научной общественности в Лондоне он утверждал, что «гастро-холерическое раздражение — это и есть холера».

Нельзя говорить, что и удаление ручки с водопроводной колонки не имело до этого прецедентов: связь между зараженным источником воды и холерой была обнаружена в Америке, когда во время нескольких вспышек холеры с водопроводных колонок снимались ручки. Известно, что и в Англии, в самый разгар холерной эпидемии в Салфорде, с некоторых колонок тоже снимали ручки. Как и четыре года спустя при вспышке холеры на Брод-стрит, закрытие колонок быстро привело к прекращению эпидемии. Однако мы уже знаем, что в случае с Бонд-стрит это было совпадением — смертность от холеры шла на убыль уже до снятия ручки с колонки.

Итак, зная о наличии источников, откуда Сноу мог почерпнуть идеи для своей теории распространения холеры, мы можем утверждать, что вниманием к себе он обязан исключительно страсти, с которой пропагандировал свои идеи. Аналогичных взглядов придерживались и другие ведущие гигиенисты, и Сноу, несомненно, был под влиянием и своих предшественников, и современников. В середине XIX века многие врачи считали, что холера передается по воде в виде материальной инфекции, а потому, хоть Сноу и заслуживает какой-то доли своей нынешней славы, мне трудно назвать его гением и новатором.

Серьезным недостатком Сноу можно считать то, что он не отличался научной беспристрастностью. Его собственные записи показывают, что он заранее был уверен в заразном характере холеры и в том, что она передается через питьевую воду, загрязненную фекальными выделениями. Как и его ученые противники, Сноу рассматривал имеющиеся у него данные сквозь призму собственных теоретических представлений.

Ранее мы говорили о том, что в последние несколько десятилетий в философии принято считать, что ученый изучает то или иное явление природы, руководствуясь уже готовой теорией. Это в основном происходит потому, что мир невероятно сложен, и наше восприятие всегда формируется под воздействием определенной теории, и по-другому быть не может. Единственной альтернативой комплексу уже сформировавшихся идей является неупорядоченный туман из обрывочных мыслей и впечатлений. Теории играют большую роль в установлении связей между явлениями, которые на первый взгляд никак не связаны. Без теоретической базы, позволяющей осмыслить наблюдения, многие важнейшие факты могут показаться несущественными и неважными. Например, археоптерикс, окаменелое «недостающее звено» между рептилиями и птицами, был обнаружен через два года после выхода книги Дарвина «Происхождение видов», и важность находки стала понятна лишь потому, что натуралисты тогда занялись поиском доказательств эволюции. Аналогичным образом основная заслуга Джона Сноу как ученого заключалась в правильном выборе нужного комплекса идей. Именно благодаря им ему и удались его блестяще задуманные исследования.