Минут через сорок, когда выпитый перед дорогой чай прошел положенные в организме стадии переработки, Лаура почувствовала, что пора решать этот вопрос. Выйдя из капсулы, она пристроилась у большого камня, стараясь не задевать ослепительно белым тропическим нарядом мшистую шершавую поверхность. Вот именно в этот момент, в самой унизительной позе, на корточках, со спущенными трусами и задранной юбкой, ее и застал Марк Неунывайхер, оббегавший остров по периметру.
Что должен сказать настоящий джентльмен, тактичный и вежливый, застав даму в туалете? Правильный ответ: «Извините, сэр!» (Промолчать — невежливо, сказать «Извините, мисс» — нетактично). Марк не был джентльменом. Он бросил благожелательно: «Писай, писай!» — и побежал дальше.
Даже самая непосредственная простушка смутилась бы в такой ситуации. Для Лауры это была катастрофа.
Приведя в порядок свой туалет, она вошла в капсулу, захлопнула дверь, задраила иллюминатор и спустила шторку.
Неунывайхер, завершив обход острова, отметил наметанным взглядом брусничные места, оглядел горизонт, не обнаружил ни малейшего шевеления ни вдоль, ни поперек фарватера и принялся собирать ягоды — он ненавидел сидеть без дела.
Время шло, а помощь не появлялась. Служба неотложной транспортировки обычно выходит на связь через пять-десять минут после поступления сигнала, а транспорт присылает не позднее часа, но солнце клонилось к закату, а никто не появлялся. Марк три раза нажимал на рычаг вызова и даже что-то кричал в шахту. Вотще! Он ломал голову, что же могло случиться.
А случилось вот что. Неизвестные злоумышленники, учинившие надругательство над кнопкой лифта, повредили сигнальные провода аварийного вызова. Марк мог обдергаться за рычаг, его отчаянный призыв дальше оборванного конца кабеля не уходил.
С аварийным маяком было сложнее. Ввиду безлюдности берегов, ретрансляционные станции в зоне отдыха были блокированы и включались только тогда, когда на озеро приезжали отдыхающие. Как запасной вариант функционировал сторожевой спутник, имеющий большую зону охвата, но в данный момент спутник пролетал как раз над Эквадором…
Обобрав небольшую полянку брусники, наскучив этим занятием, Марк решил пообщаться с незнакомкой. Он подошел к капсуле и постучал по дверце.
— Эй, — позвал он, — Вы там как?
На этот содержательный вопрос ответа не последовало. Марк подождал. Постучал еще. Ноль эмоций. Неунывайхер всерьез встревожился — мало ли что могло случиться в душном салоне — в обморок упала, или там чего еще? Он подергал дверцу — заперто, и забарабанил в иллюминатор:
— Дамочка! Откройте! Немедленно откройте!
Шторка иллюминатора поднялась. Из-за стекла виднелся профиль Лауры.
— Оставьте меня в покое, — четко сказала она. Шторка захлопнулась.
Марк опешил. Выросший в большой и бестолковой семье, он не придал значения обстоятельствам их первой встречи. Подумав, что с женщиной случился шок, либо, не дай бог, она специально прилетела в пустынное место, чтобы покончить с собой (такие случаи в последнее время случались все чаще — люди не выносили разлуки с родными, улетевшими на Прародину), он с удвоенной силой застучал в дверцу.
— Таки хорошая погода! — закричал он, не найдя лучшего аргумента. — Выходи!
Шторка приоткрылась.
— Подите прочь, сексуальный маньяк, — и захлопнулась насовсем.
До Марка что-то начало доходить. Он пожал плечами, вздохнул и пошел добирать бруснику. Однако вскоре оставил это занятие, поднялся на бугор, сел на покрытый ягелем камень и печально уставился вдаль. Нечаянно брошенные Лаурой слова напомнили ему о любимой женушке. Как-то она там, на далекой планете…
Полярным летом не бывает темного времени суток; даже в глухую полночь в августе можно читать газеты, так что Марк отчетливо увидел над зыбкой поверхностью озера розовый от заката треугольник. Он запрыгал по камням, размахивая рубашкой и истошно выкрикивая лозунг робинзонов всех времен: «Помогите!!!»
Через некоторое время к берегу причалил и мягко толкнулся в песок небольшой парусный катамаран. Его экипаж в составе высокого бородатого мужика в тельняшке, молодой женщины и двух разновозрастных сорванцов высыпал на берег.
— Загораешь? — спросил бородач подбежавшего Марка.
— Нет! Парюсь, — радостно ответил тот, и кратко поведал историю своего пребывания на острове.
— Ишь ты, — сказал бородач. — Да здесь лифт сроду не работал, — и предложил подвезти Марка до поселка. Тот, разумеется, согласился. Младшего пацана пересадили в середину на рюкзак, освободив место на баллоне. Неунывайхер собрался было пристраиваться на катамаран, как вспомнил о Лауре. Собственно, он о ней не забывал, просто так обрадовался, что упустил из виду.
— Ой, — сказал он, — там дамочка еще.
— Нет, — капитан покачал головой, — двоих мы не потянем.
— Тогда ее возьмите. А за мной пришлете что-нибудь. Дамочка в капсуле сидит. Только она того… повредилась, кажется. Пусть за ней барышня сходит.
Женщина подошла к капсуле и постучалась. После недолгих переговоров Лаура вышла, прошествовала на катамаран и уселась на баллоне, тщательно расправив белую юбку. Ей сунули в руки весло (парус спустили по случаю штиля), и катамаран отчалил.
Пока судно добиралось до поселка, Лаура прокляла все на свете! Весло немедленно натерло ладони, безупречные ногти кое-где обломались. Туфли на каблуках пришлось снять — не дай бог, пробьют баллон. Ее щедро обдавало брызгами сверху, от весла переднего гребца, и снизу — от разрезвившегося Энгозера. Если бы у нее была модельная стрижка, она непременно растрепалась бы, но Лаура носила прическу тифозных комиссаров Первой Революции — коротко стриженный ежик.
Часа через три катамаран причалил к поселковому пирсу. Лаура выбралась на берег и направилась к станции.
— Не спешите, — сказал ей бородач, выгружая рюкзаки на берег, — на поезд вы все равно опоздаете, а следующий не скоро.
— Я никогда не опаздываю, — отрезала Лаура и гордо пошлепала по брусчатке с туфлями в руках.
Поезд показал ей хвост, когда она уже поднималась на платформу.
Примерно в это же время за Неунывайхером прибыл гравилет службы неотложной транспортировки, поймавшей, наконец, сигнал маяка. Капсулу взяли на буксир, принайтовали к грузовому отсеку и взлетели. Марк удобно устроился в кресле и тут же припал к окну. Под ним расстилалось зеленое море тайги, сияли голубые блюдца озер, блестела нитка вакуумной железной дороги, бирюзовым змеиным хвостом скользил поезд Москва-Лабытнанги, вслед которому с платформы далекого поселка глядела одинокая фигура в мокром белом костюме.