Прием сокращения и символизации образов привел Ш. к третьему приему, который постепенно приобрел для него центральное значение.
Получая на сеансах своих выступлений тысячи слов, часто нарочито сложных и бессмысленных, Ш. оказался принужден превращать эти ничего не значащие для него слова в осмысленные образы. Самым коротким путем для этого было разложение длинного и не имеющего смысла или бессмысленной для него фразы на ее составные элементы с попыткой осмыслить выделенный слог, использовав близкую к нему ассоциацию. В таком разложении бессмысленных элементов на «осмысленные» части с дальнейшим автоматическим превращением этих частей в наглядные образы Ш., которому пришлось ежедневно по нескольку часов практиковаться, приобрел поистине виртуозные навыки. В основе этой работы, которая выполнялась им с удивительной быстротой и легкостью, лежала «семантизация» звуковых образов; дополнительным приемом оставалось использование синестезических комплексов, которые и тут продолжали «страховать» запоминание.
«Мне говорят: «Ibi bine ubi patria». Я не знаю, что это такое… Но вдруг передо мной возникает Беня (bene) и pater (отец)… и я просто запоминаю: они где-то в маленьком домике в лесу и… ссорятся…»
Мы ограничимся несколькими примерами, иллюстрирующими ту виртуозность, с которой Ш. пользовался приемами семантизации и эйдотехники. Из многих сотен протоколов, которыми мы располагаем, возьмем только три, из которых один покажет технику запоминания слов незнакомого языка, второй — технику запоминания бессмысленной формулы, третий — технику запечатления наиболее трудного, по словам самого Ш., ряда бессмысленных слогов. Все эти примеры интересны и тем, что пишущему эти строки пришлось проверить их воспроизведение через много лет (конечно, без всякого предупреждения, что проверка будет касаться именно этих примеров).
(1) В декабре 1937 г. Ш. была прочитана первая строфа из «Божественной комедии».
Как всегда, Ш. просил произносить слова предлагаемого ряда раздельно, делая между каждым из них небольшие паузы, которые были достаточны, чтобы превратить бессмысленные для него звукосочетания в осмысленные образы.
Естественно, что он воспроизвел несколько данных ему строф «Божественной комедии» без всяких ошибок, с теми же ударениями, с какими они были произнесены. Естественно было и то, что это воспроизведение было дано им при проверке, которая была неожиданно проведена… через 15 лет!
Вот те пути, которые использовал Ш. для запоминания.
«Nel — я платил членские взносы, и там в коридоре была балерина Нельская; меццо (mezzo) — я скрипач; я поставил рядом с нею скрипача, который играет на скрипке; рядом — папиросы «Дели» — это del; рядом тут же я ставлю камин (camin), di — это рука показывает дверь; nos — это нос, человек попал носом в дверь и прищемил его; tra — он поднимает ногу через порог, там лежит ребенок — это vita, витализм; mi — я поставил еврея, который говорит: «Ми здесь ни при чем»; ritrovai — реторта, трубочка прозрачная, она пропадает, и еврейка бежит кричит «вай» — это vai… Она бежит, и вот на углу Лубянки — на извозчике едет per — отец. На углу Сухаревки стоит милиционер, он вытянут, стоит как единица (una). Рядом с ним я ставлю трибуну, и на ней танцует Сельва (selva); но чтобы она не была Сильва — над ней ломаются подмостки — это звук «э». Из трибуны торчит ось — она торчит по направлению к курице (oscura). Che — это может быть китаец — Чечен (Che — было неправильно произнесено как «че»). Рядом я ставлю жену — она парижанка, la ritta — это моя ассистентка Маргарита; via — она говорит «via» — «ваша» и протянула руку; мало ли какие события бывают в жизни человека, выпил бутылку шампанского — уже «эра», и я вижу трамвай, рядом с вожатым — бутылка шампанского. В трамвае сидит еврей в талесе и читает «Шма Исроэл» — вот sma и его дочка Рита (rita). Ahi — это по-еврейски «ага!»; я поставил здесь же в сквере человека, он чихнул «апчхи!», и мелькают еврейские буквы «а» и «h». Quanta — здесь я вместо «квинты» взял рояль: «а» — для меня белый звук — я взял рояль с белыми клавишами… Здесь я перенесся в Торжок, в мою комнату с роялем… Я увидел, стоит мой тесть и говорит: «dir» — «тебя»; «а» — я просто поставил на стол… «а» — белый звук — и вот он пропал на фоне скатерти, и я его не вспомнил. Qualera — появился человек на коне в испанском плаще (кавалер), но я взял иначе: чтоб не нужно было лишнего, я сделал из ног моего тестя ручей (qual) и в нем шампанское (era). «Е» это я вижу из Гоголя: «Кто сказал «э»? — Бобчинский и Добчинский?.. Их прислуга видит козу (cosa) и говорит ей: «Куда ты лезешь, дура?» (dura)…»
Мы могли бы продолжить записи из нашего протокола, но способы запоминания достаточно ясны и из этого отрывка. Казалось бы, хаотическое нагромождение образов лишь усложняет задачу запоминания четырех строчек поэмы; но поэма дана на незнакомом языке, и тот факт, что Ш., затративший на выслушивание строфы и композицию образов не более нескольких минут, мог безошибочно воспроизвести данный текст и повторить его… через 15 лет, «считывая» значения с использованных образов, показывает, какое значение получили для него описанные приемы.
(2) В конце 1934 г. Ш. была дана искусственная (и ничего не означающая) формула:
Ш. внимательно смотрит на таблицу с формулой, несколько раз поднимает ее к глазам, опускает ее и сидит с закрытыми глазами, затем возвращает таблицу, делает паузу, внутренне «просматривая» запомненное, и через 7 минут в точности воспроизводит «формулу».
Вот его отчет, показывающий, какие приемы были им использованы для запоминания:
«Нейман» (N) вышел и ткнул палкой (·). Он посмотрел на высокое дерево, которое напоминало корень (√), и подумал, что не удивительно, что дерево высохло и обнажились корни: ведь оно стояло еще тогда, когда я строил вот эти два дома (d2), и опять ткнул палкой (·). Он говорит: дома старые, придется на них поставить крест (X), это даст большое умножение капитала, 85 тысяч капитала он вложил в это (85). Крыша отделяет его (-), а внизу стоит человек и играет на терменвоксе (vx). Он стоит около почты, а на углу — большой камень (·), чтобы подводы не задевали дома. Тут же сквер, там большое дерево (√), на нем три галки (3√). Здесь я просто поставил 276, а «в квадрате» — поставил квадратный ящик из-под папирос (2). На нем написано «86»… Эта цифра была написана с другой стороны ящика, она не была видна оттуда, где я стоял, я не подошел близко — и потому пропустил ее, когда припоминал… x — неизвестный человек подошел к забору в черном манто, забор (-), а дальше женская гимназия, он хотел пробиться на свидание с гимназисткой, n — изящная, молодая, в сером костюме; он разговаривает, он пытается переломить жердочки забора одной ногой и другой (2), а она — гимназистка — некрасивая, фи! (v)… Здесь я переношусь в Режицу… Там в школе большая доска… Шнур летит — и я ставлю точку (). На доске написано 264, дальше я там же пишу n2b. Я в школе. Моя жена положила линейку, и тут сижу я, Соломон Вениаминович (SV), а у моего товарища написано — 1624/322. Я посмотрел на него, что он пишет, а сзади сидели две гимназистки (2), поглядели и крикнули, чтобы он не заметил «ее! тише!» (S)».
И эта формула была безошибочно воспроизведена Ш. непосредственно, и такое же точное воспроизведение было получено через 15 лет (в 1949 г.), когда, также без всякого предупреждения, Ш. было предложено вспомнить ее.