«СИНКВЕНТО»

В детстве я мечтал увидеть миллионера. Он рисовался мне то стройным благородным красавцем, то маленьким хитрым мужичком, всегда готовым выкинуть какой-нибудь презабавный фортель. Первое шло от графа Монте-Кристо с его поступками во имя добра и справедливости, второе — от рассказов матери.

— Как сейчас помню, я еще девчонкой была, — начинала обычно мать, забыв, что мы уже раз двадцать слышали ее рассказ. — Иду это я по улице, снег валит мокрый-премокрый. Слышу, сзади догоняет меня пролетка, оборачиваюсь, а в ней мужик бородатый, в стельку пьяненький. «Стой! — кричит мне. — Поди сюда!» Подхожу, перепугалась, дрожу вся. «Тебя как звать?» — «Анюта». — «Вот что, Анюта: на тебе кошелек, иди по улице, раздавай всем по пятиалтынному. Раздашь, завтра приходи ко мне я тебе еще денег дам. Поняла?» — «Поняла», — отвечаю, а сама как кленовый лист дрожу. Отдал кошелек. «Гони! — кричит кучеру и, когда уже тот тронулся, спрашивает: — А куда приходить-то, знаешь?» — «Не знаю». — «Ну и дура! Я Ваныкин, купец Ваныкин». И умчался.

Стою это я, перепугалась, шага ступить не могу. Раздавать или нет? И денег жалко, и боюсь — вдруг увидит, догонит. Думала, думала и решила: пойду домой. А мать моя и говорит: «Так он и даст тебе денег, держи карман шире! Это ему, пьяному, море по колено, а завтра трезвый жадюга жадюгой будет!» Так и не раздали мы денег, хоть сами в сытости две недели пожили.

И от других я наслышался о чудачествах тульского миллионера. Как-то увел он всех извозчиков от Большого театра в Москве. Важные господа вышли из театра — извозчиков-то нет! Пусть знают купца Ваныкина! В другой раз скупил все билеты и один сидел в пустом зале оперетты. Много куролесил богатый туляк, но дорого обошлись ему забавы. Однажды пьяный уснул на улице и обморозил обе ноги. Пышно хоронил он свои ампутированные ноги.

«Вы идите вперед, — пьяно рыдал он над собственным гробом, — а я приду за вами».

Шли годы, а живого миллионера я так и не встречал. Откуда его взять — родился я «поздно», в Туле и Москве миллионеров давно уже не было. А где они есть? Только когда я стал выезжать за границу, появились шансы увидеть обладателя миллионов. Но и тогда мне долго не везло: попался было один итальянский граф, потом испанский маркиз, но все не то! Бедные, разорившиеся, куда им до миллионера! Тот, Ваныкин, совсем другое дело! Еще бы, миллион, тысяча тысяч! Размах, широта — вот что такое миллионер. Интересно посмотреть! А где? Уже чиновники более десяти стран поставили отметки на моем паспорте, а миллионер мне все еще не попадался. Я уже начал было отчаиваться, как вдруг…

Достать билеты было невозможно. Мы с Паулем Кересом побывали уже в пяти кинотеатрах, но всюду кассир сокрушенно разводил руками — нет! В одном оказались билеты, но в первый ряд. Это что ж, ноги героев, больше ничего на экране не увидишь. Пришлось отказаться. Усталые, разочарованные, брели мы из одного кинотеатра в другой, но лишь затем, чтобы вновь потерпеть неудачу.

— Какая досада: единственный свободный вечер, и никуда нельзя попасть, — ворчал я на друга и на этот неуютно устроенный мир. — Собрались один день отдохнуть, и ничего не получилось.

Мы, наконец, махнули рукой на кино.

— Что делать? Раз некуда идти, поужинаем и пойдем спать.

С трудом выбрались мы с улицы Лаважо. Мимо нас текла пестрая толпа, захватившая всю улицу, и тротуары, и мостовую. Летним вечером весь Буэнос-Айрес выходит подышать прохладным воздухом, особенно приятным после изнуряющего жаркого дня. Мужчины — в неизменных пиджаках: этого требуют неписаные законы приличия аргентинской столицы, зато их спутницы, казалось, задались целью полностью использовать то право, которого лишены мужчины: они носили на себе самое легкое одеяние, какое только можно себе представить, однако детали их туалета были тщательно продуманы и выгодно подчеркивали самые привлекательные линии фигуры.

Мы направились в «Трампесон» — ресторан на улице Кожао, пользующийся большой популярностью среди приезжающих в Аргентину, может быть, потому, что он открыт круглые сутки. В любую минуту дня и ночи вас встретит здесь услужливый официант и тотчас же принесет желаемое блюдо.

— Мы не закрывались ни на минуту в последние шестьдесят лет, — с гордостью сообщают здесь любознательному туристу. — Перерыва не было даже во время революций.

Но и в «Трампесоне» нас ждала неудача: не оказалось ни одного свободного места — в субботний вечер ресторан был переполнен. Это еще более расстроило нас, и мы поплелись в отель злые, хмурые… Внезапно моего друга осенила идея — позвоним Мигуэлю! Он все может, все сделает! Как просто он проводил нас в любой кинотеатр в любую минуту! Висит аншлаг: «Билетов нет», а он постучится в кассу, скажет какие-то магические слова, и билеты у нас в руках.

Дома ответили: Мигуэля нет, он в «Синквенто». Позвоните по такому-то номеру. Позвонили! туда. «Кого? О, дон Мигуэля! Пожалуйста». Через минуту Пауль уже говорил с нашим аргентинским коллегой. «Что? В кино? К сожалению, не могу уйти отсюда. Да, не могу, никак не могу. Знаете что — приходите вы сюда. Здесь поужинаем, потом посмотрим, что делать. Давайте приходите, я вас жду. Вы где? У „Трампесона“? Тогда вам совсем близко. Улица Менту, девятьсот тридцать четыре. Заказываю ужин, жду».

Мы уже знали Мигуэля много лет, встречались с ним и в Москве и во многих городах Европы. Три года назад, когда мы в первый раз приехали в Аргентину, Мигуэль встретил нас тепло и радушно, как гостеприимный хозяин встречает желанных гостей. Он всюду возил нас в своем роскошном автомобиле, показывал самые интересные места Буэнос-Айреса и окрестностей. Теперь дела Мигуэля явно ухудшились: автомобиль он продал, часто становился озабоченным, печальным, хотя по-прежнему был полон самых неожиданных планов.

— Еду на Филиппины! — объявил он вдруг. — Гонорары — фантастико!

Через день Филиппины отпадали, зато на их место обязательно появлялась или Бразилия, или Австралия, а то и вообще какой-нибудь неописуемо смелый проект.

Без труда найдя указанный адрес, мы вскоре звонили у массивной, отделанной медью двери клуба «Синквенто». Ни вывески, ни малейшего отличительного знака, только номер дома и начищенная, блестящая даже в темноте медь. Что это за клуб? Мы знали, что «синквенто» по-испански — «пятьдесят», но почему пятьдесят, при чем здесь это число, объяснить не могли. Привратник провел нас на третий этаж, и здесь у самой лестницы нас встретил сияющий Мигуэль. Одет он был в светло-серый костюм из тропикаля, на ногах легкие мокасины. У него было отличное настроение, видимо «Синквенто» действовал на него благоприятно.

— Ужинать, пошли ужинать, — торопил он, похлопывая нас, сразу двоих, по плечу.

Мы прошли в маленькую комнатку, удивительно похожую на комнаты для инженерно-технических работников в наших заводских столовых. Те же покрытые скатертями небольшие столики, та же занавеска, прикрывающая широкое окно, ведущее в кухню. Народу было немного, лишь за некоторыми столиками сидели несколько мужчин, одетых в костюмы темных тонов.

— Ты хоть объясни, что это за клуб, — шепотом попросили мы Мигуэля, как только уселись за столик. — При чем здесь пятьдесят?

— «Синквенто» — клуб пятидесяти, — спокойно пояснил Мигуэль. — В нем ровно пятьдесят членов, но самые богатые, одни миллионеры.

Я насторожился: добыча была близка. Вот он, счастливый случай увидеть миллионера! Вот оно, исполнение детского желания. Не один миллионер, а сразу пятьдесят! Еще боясь верить этому, я осторожно переспросил Мигуэля:

— Здесь что же, только одни миллионеры?

— Конечно. Сюда принимают самых богатых людей Аргентины.

— Поздравляю, Мигуэль, — засмеялся Пауль. — Значит, и ты стал миллионером?

— Ну, зачем, — скромничал аргентинец. — Я что, я пролетарий! Меня приняли как знаменитость. Знаешь, как просили: «Пожалуйста, дон Мигуэль, это для нас будет большая честь!»

Иного мы, конечно, и не ожидали: как иначе могли обращаться с Мигуэлем в Аргентине!

— И что вы тут делаете? — спросил Пауль.

— Отдыхаем, беседуем. Играем в бридж. А сейчас будем ужинать; — переменил тему разговора Мигуэль, когда к столику приблизился официант. — Что хотите кушать — выбирайте сами, только третье я уже заказал на свой вкус.

Помня печальный опыт прошлых лет, мы уже не взяли лягушачьи лапки, зато ветчина с дыней и жареное седло дикой козочки послужили нам роскошным ужином. Вскоре мы с аппетитом уничтожали вкусные блюда, только мое сердце было неспокойно Все еще не веря, я пытливо посматривал по сторонам и, наклонившись над тарелкой, внимательно изучал миллионеров, подмечая и запоминая все: как они одеты, как себя ведут, что едят.

Наши соседи носили скромные, даже более чем скромные костюмы, причем не лучшего качества. И питались они не по-миллионерски: у иных на столе стоял стакан молока, у некоторых кофе и один-два небольших бутерброда. Посторонний мог подумать, что только мы в этой комнате миллионеры — столь роскошен был наш стол по сравнению с остальными. Я не заметил у миллионеров ни ваныкинского разгула, ни монте-кристовской щедрости. Когда я впоследствии раздумывал, почему так, то нашел только один ответ: это усвоенная с детских лет привычка обязательно экономить на всем.

— А ты не ошибаешься, Мигуэль? — тихо спросил я своего коллегу. — Это действительно миллионеры?

— Что за вопрос! Вот этот, например, — показал он на высокого, начинающего лысеть блондина с большим носом и зелеными глазами на темно-желтом, щедро покрытом веснушками лице, — крупнейший торговец аргентинским мясом. Имеет гешефты и в Штатах и во многих странах Европы. Один из самых богатых людей Аргентины. Дай нам бог всем троим иметь половину его денег!