— Иду обратно! Буду тянуть к лагерю! — решил Котов.

Дотянуть до лагеря не удалось. Мотор болезненно чихнул в последний раз, и винт остановился. Стало непривычно тихо, но под самолетом уже белел лед. Пробежав не более семидесяти метров, машина остановилась.

Осмотр мотора был безрадостным — прогорел клапан, полетел поршень второго цилиндра. Без запасных частей, без необходимых станков ремонт невозможен. Но…

Счастливое совпадение! Прямо как в кино! Неподалеку на льду лежал… разбитый воркутинский самолет! С Котовым оставались Титлов и Шаманов. Посовещавшись втроем, они решили снять мотор с разбитого самолета.

Сделать это без талей и специального инструмента было на первый взгляд просто невозможно. Представьте себе морозную, пуржистую ночь, дикий вой ветра. Все, казалось, встало против людей.

В полдень, когда на юге чуть-чуть посерело, наши экипажи в Усть-Каре в десятый, в двадцатый раз запрашивали погоду, чтобы вылететь на поиски самолета Котова. Метеорологи оставались непреклонны — погоды не было. Но неожиданно из косых потоков снегопада вывалился По-2 и с .ходу плюхнулся на посадочную полосу. Из него вышли трое. Замасленные, с обмороженными лицами, покрытыми заиндевевшей щетиной, они счастливо улыбались…

Лагерь Титлова в Байдарацкой губе просуществовал шестнадцать суток, я еще успел к Новому году домой, в Москву.

ПЕРВОЕ ПОЛЯРНОЕ ЗВАНИЕ

Четыре года я отслужил в транспортной эскадрилье, а потом взяла все-таки верх юношеская мечта — полярная авиация. Помню встречу в августе 1949 года, определившую мою судьбу. Управление полярной авиации размещалось тогда в Черкасском переулке, дом 9. Окончив школу высшей летной подготовки и собрав все необходимые документы, я пришел на прием к полковнику Чибисову, который возглавлял в то время полярную авиацию.

— Опыта работы в Арктике у вас нет, Александр Арсентьевич?

— Так точно, опыта нет. Есть желание.

— Ну что же, могу предложить вам три места работы: Москва, Игарка и Кресты Колымские, на Чукотке. Выбирайте!

— Считаю, познавать Арктику надо начинать с Чукотки.

— Решено, одобряю.

Меня назначили вторым пилотом экипажа К. К.Ци-винского, и уже через день, кажется, у меня в кармане лежали билеты до Комсомольска-на-Амуре и подъемные деньги на семью (вместе со мной на Чукотку отправлялись жена Зинаида Михайловна и сын Валентин).

В Комсомольске мы должны были получить Ли-2 и лететь своим ходом на Чукотку. А пока — плацкартный вагон. Компания у нас собралась большая, ехали все вместе: штурман Павел Цуприков, бортрадист Сережа Староверов (совсем еще мальчик, где-то около восемнадцати ему было) и старейший полярный бортмеханик Иван Григорьевич Сеталов. Вместе с нами ехал и второй экипаж — командир А. К. Жгун, второй пилот Борис Миньков. Борис, как и я, в первый раз отправлялся в Арктику. Как и я, взял с собой жену; выяснилось, что и сыновья были у нас однолетками. Понятно, мы особенно подружились.

Путь предстоял дальний и долгий: до Комсомольски тогда ехали десять суток. Было время и о прошлом вспомнить, и о будущем подумать, ведь начинался новый этап в моей жизни.

Вспоминался, конечно, 1936 год. Тогда я только что научился летать на У-2 и, начитавшись о героических подвигах полярных летчиков, набрался смелости (точнее, нахальства) отправиться в Управление полярной авиации. Сказали мне тогда, что рано еще, молод. Полетай, говорят, наберись опыта, а потом уж приходи, лет эдак через пяток. И вот пришел — через тринадцать лет.

Прежде чем попасть на прием к полковнику Чибисову, мне пришлось получить права пилота гражданской авиации. Ведь я был военным летчиком, хотя и летал в транспортной авиации командиром гражданского Ли-2. Чтобы сдать экзамен на гражданского пилота, нужно было окончить ШВЛП (школу высшей летной подготовки), а до этого пройти медицинскую комиссию в поликлинике Аэрофлота. Вот этой-то комиссии я больше всего и боялся, как ни странно.

Дело в том, что у меня с юности всегда было повышенное давление — сто сорок на девяносто, а когда волнуюсь — сто пятьдесят на сто. Формально такое давление считается выше нормы, и не знающая моих особенностей комиссия вполне могла меня забраковать. А тогда… прощай, моя мечта.

Кто-то посоветовал мне принять несколько хвоя-. ных ванн, чтобы снизить давление. Я, конечно, готов был следовать любому совету. Достал хвойных брикетов, начал “процедуры”. Жили мы тогда в Подмосковье, в поселке Голицыне. Условий, как говорится, не было. Зина каждый вечер кипятила несколько самоваров, наполняла горячей водой большую деревянную бочку, растворяла брикет, и, как только я возвращался с работы, начинались “процедуры”. Я готов был сидеть в бочке часами, Зина — вновь и вновь ставить самовары. В общем вся семья неустанно пеклась о моем здоровье. Не знаю, что помогло — брикеты или самовнушение, но медкомиссию я прошел, права получил. Теперь все тревоги позади, остается только смотреть, как мелькают за окном километровые столбы…

В Комсомольске получение самолетов затянулось на целый месяц. Все поиздержались, Зине пришлось продавать кое-какие “фамильные драгоценности”. Питались мы “поросятами” — чудесными амурскими сазанами. Вкусно и выгодно. Во-первых, получается чудесная уха, во-вторых, на его же собственном жире из него же жарится второе. Выходит полный калорийный обед — дешево и сердито.

Наконец получили самолеты — новенькие Ли-2. С нами должен был лететь начальник аэропорта Мыс Шмидта, поэтому самолеты загрузили свежими овощами — надо же зимовщиков “побаловать”. И вот уже позади Комсомольск, начался мой путь в Арктику…

Погода в тот знаменательный день стояла чудесная, солнечная. Под крылом — всхолмленная нехоженая тайга. Высота — две тысячи метров, курс — на Николаевск-на-Амуре. Вспомнился, конечно, и перелет Гризодубовой, Осипенко и Расковой: их самолет совершил вынужденную посадку как раз в этом районе. Вспомнился и знаменитый маршрут Валерия Чкалова… Жаль, не знал я тогда, что Мазурук как раз в этих местах начинал — символичное совпадение…

В аэропорту Николаевска-на-Амуре мы с Минько-вым помогали механикам пополнять запасы топлива в баках наших самолетов. Командиры — Цивинский и Жгун — направились в диспетчерскую службу, чтобы оформить вылет на Охотск. А наши женщины ушли с ребятами в малинник, который бурно разросся по границе аэродрома. Через несколько минут оттуда прибежал Валентин с ягодами в газетном кульке:

— Угощайтесь! А вы, дядя Ваня, дайте мне чистое ведро — мама просила. Там малины…

Наш бортмеханик скептически хмыкнул — смотри, не надорвись. Но ведро дал. Не прошло и тридцати минут, как из зарослей появились ребята с полным ведром спелых красных ягод. За ними с кульками в руках шествовали Зина с Лидой.

— Да, — вздохнул бортмеханик. — Не жизнь, а малина… Вот он, Дальний Восток…

И вновь под нами бесконечная зеленая тайга. Впереди берег, пролив, за которым синеет Сахалин. По берегу дошли до мыса Александра, за ним — безбрежное Охотское море. Через десять минут и позади нас берег скрылся из виду. Стараюсь точнее держать курс по компасу — до Аяна две сотни километров, около часа полета, а самолеты-то у нас сухопутные. Оживленные разговоры моментально прекратились, каждый делает вид, что усердно выполняет свои обязанности. В иллюминаторах только гряды волн, самолеты новые, моторы новые. Прислушиваешься к их работе, и чудятся несуществующие перебои, присматриваешься — дрожат вроде бы капоты моторов. А вроде бы раньше не дрожали, не должны дрожать. В общем, что ни говори, а внутреннее желание было: “Поскорей бы пройти этот водный участок, поскорей бы под крыло какую-никакую сушу!”

Наконец впереди по курсу показалась вершина горы Топко, упирающаяся в облачность. Затем стали появляться и другие горушки Джугджура. Вышли точно на Аян. Поворот вправо — и через два часа Охотск. Ужинали под крылом нашего самолета.

Поужинав, как следует отдохнув, мы перелетели в Магадан. Далее курс на север. Перемахнув восточные отроги хребта Черского, вышли в долину Колымы. Сеймчан прошли пролетом, приземлились в Зырянке, заправились. Отсюда уже не расставались с Колымой до самых Крестов Колымских (ныне Черский). Сели на Ванькином острове, километрах в двадцати севернее поселка. Открыл, говорят, эту посадочную площадку какой-то Ванька; фамилию его забыли, видно, а имя так и прилипло к острову. Поздно вечером добрались на катере до поселка. Здесь нам жить теперь, здесь работать…