Он улыбнулся.

— Договорились.

— У меня еще остались вещи Бена, — начала Лэйни, когда Гаррет собрался было вернуться в свою комнату.

Он в недоумении поглядел на нее.

— Его одежда, — пояснила Лэйни. — Вы же не будете возиться на кухне в костюме? Я могу дать вам футболку, какие-нибудь шорты... Я положу вам все перед дверью.

И вдруг Гаррет осознал, что все это время он разговаривал с ней, стоя в одних трусах. И при этом она совсем не казалась смущенной, застигнутой врасплох. Какой-то момент он был уверен, что она даже с интересом смотрела на него.

Потом она повернулась и удалилась, и он уже ни в чем не был уверен...

Лэйни энергично месила мягкое тесто, переворачивала его и снова месила. Снова и снова... сильнее и сильнее... Она пыталась избавиться от грусти, внезапно охватившей ее.

Он пообещал уехать. Отчего же она была так огорчена?

Оттого, что он до сих пор полагал, что она аферистка? Или оттого, какие ощущения он вызвал в ней, разглядывая ее там, в холле, своими глубокими темными глазами? Он обратил на нее внимание. Она тоже обратила внимание... на его обнаженную грудь, сильные ноги, широкие плечи...

То, как он посмотрел на нее, ровным счетом ничего не значило, напомнила себе Лэйни. Возможно, все это было лишь игрой ее воображения. Она была похожа на жирную корову, он же был красивым мужчиной в расцвете сил. Да как только она могла представить себе, что заинтересовала его?

Лэйни хотела было засмеяться, но комок, подкативший к горлу, превратил смех в горький всхлип. И она вспомнила об одной из отрицательных сторон беременности — игре гормонов. Хлюпая и быстро моргая, Лэйни положила тесто в большую смазанную жиром миску и накрыла полотенцем. Она вымыла руки, вытерла их и пошла наверх, тяжело взбираясь по ступенькам.

Она устала. По-настоящему устала. И еще была немного напугана. Она не сказала Гаррету всей правды. Всю ночь она чувствовала боли, прерывистые, но сильные.

Но ничего же не поделаешь, нет повода паниковать, продолжала уговаривать себя Лэйни. Боли не были постоянными и шли с большими промежутками. А доктор советовал ей не ехать в больницу, пока боли не участятся. К тому же, как пишут во всех книгах, первые роды часто сопровождаются долгим периодом схваток. Так что даже если это были и настоящие схватки, у нее еще оставалось время. Ей придется продержаться это утро и проводить Беррингеров... и Гаррета. А потом она поедет в больницу: возможно, придется позвать кого-то на подмогу — друзей или «скорую помощь».

Самым прекрасным и невероятным событием в ее жизни была беременность, о которой она узнала уже после смерти Бена. И Лэйни не хотела, чтобы недоверие и обвинения Блэкморов омрачили ее радость от предстоящего рождения ребенка. И она не позволит Гаррету стоять возле больницы, требуя от нее пройти тест на ДНК.

Ей вспомнился вопрос, который он задал предыдущим вечером . Почему вы вышли за него?Интересно, была ли какая-то вероятность того, что он хотя бы на секунду поверил ее ответу?

Он согласился уехать утром и при этом ни словом не обмолвился о тесте. Это сильно удивило Лэйни, так же, как и нежность в его глазах, голосе... Она на какой-то момент подумала, что действительно ему небезразлична.

И это было приятно. На какой-то момент.

И именно поэтому она хотела, чтобы он ушел из ее дома, уехал из Дир-Крика до того, как родится ребенок. Она боялась, страшно боялась, что его нежность была только уловкой, с помощью которой он мог разрушить всю ее оборону, завладеть ее жизнью и жизнью ее ребенка, прежде чем она успеет опомниться.

Она не могла позволить себе так рисковать, не могла подпустить его слишком близко к себе.

Еще один приступ боли застал ее в ванной. Она сильно зажмурилась и стала делать дыхательные упражнения, которым ее учили на курсах. Боль прошла. Она оделась и собрала небольшую сумку для больницы. Поставив сумку в угол, Лэйни вышла из комнаты.

В коробках на чердаке она нашла футболку, шорты и обувь для Гаррета. По телосложению Гаррет был почти как Бен, и Лэйни не сомневалась, что вещи ему подойдут. Она оставила их на полу перед дверью в его комнату.

Яркие лучи утреннего солнца, просачиваясь через кружевные занавески, весело играли в комнате, когда Лэйни спустилась вниз. Боль в спине не утихала. Лэйни боялась, что схватки могут пронзить ее прямо перед Гарретом. Что же она тогда будет делать? Наверное, она была очень груба и неприветлива с ним. И теперь он спокойно может передумать помогать ей. Он может уехать.

Нет, такой радости он ей не доставит, поняла Лэйни, когда Гаррет вошел в кухню точно в назначенное время. Футболка облегала его грудь и плечи, подчеркивая каждую мышцу. Он казался таким... другим. Домашним. Отнюдь не бездушным бизнесменом.

Она не могла оторвать от него глаз, пристально вглядывалась в него, будто видела совершенно другого человека. Все ее представление о Гаррете Блэкморе вдруг резко перевернулось и поменялось. Перед ней стоял по-настоящему жизнерадостный человек. Она могла протянуть руку, и он не испарился бы, как видение, созданное ее воображением. И вдобавок к этому у него был такой соблазнительный вид...

— Доброе утро, — поздоровался Гаррет.

Волна эмоций захлестнула Лэйни, когда она почувствовала свежий, будоражащий аромат, исходящий от него. Она невольно отступила назад, подальше от его провоцирующей мужественности.

— Привет, — с трудом отрывая от него взгляд, она попыталась сосредоточиться на работе. — Вы пока можете порезать вот это, а я приготовлю яичницу.

Она положила перед ним разделочную доску, нож, несколько яблок и бананов.

Чем скорее они приготовят завтрак, тем скорее он уедет.

— Отлично, — Гаррет взял нож и покорно принялся за работу.

Лэйни поставила заготовленные булочки в нагретую духовку и стала разбивать яйца в миску, добавила туда молока, взбила венчиком и вылила все на сковороду. Какое-то время на кухне были слышны только стук ножа и шипение яичницы на сковородке.

Гаррет взглянул на Лэйни. Чувствовалось, что она напряжена. Ей было неприятно его присутствие.

— Вы очень интересно рассказывали Беррингерам про этот дом, — как бы невзначай заметил Гаррет.

— Его строил еще мой прапрадедушка, — сказала Лэйни, не поворачиваясь к Гаррету.

— Вы выросли в Дир-Крике? — поинтересовался он.

— Да. А родилась я в Тайлере. Родители умерли, когда мне было два годика, и после этого нас с братом забрала к себе бабушка. Она жила здесь.

— А брат тоже живет здесь?

— Нет, он сейчас служит в Германии, так что мы редко видимся.

— Вы, наверное, скучаете по бабушке...

Этот вопрос Лэйни оставила без ответа.

Гаррет вырезал сердцевину из яблока.

— А у нас с вами есть что-то общее. Мои родители погибли в авиакатастрофе, когда мне было девять.

Лэйни наконец повернулась и поймала его взгляд.

— Я вам сочувствую. Бен рассказывал об этом.

И, несмотря на сдержанность реплики, Гаррет заметил в глазах Лэйни отблеск сострадания.

Как приятно было бы окунуться в эти глубокие голубые озера сочувствия... Гаррет едва удержался, чтобы не совершить ошибку... непростительную ошибку.

— А это будет тяжело — одной растить ребенка. — Гаррет решил потихоньку подвести разговор к тому, ради чего он, собственно, приехал в Дир-Крик и ради чего теперь помогал Лэйни на кухне.

Голубые озера тут же затянулись льдом. Она отвернулась к плите.

— Я справлюсь, — холодно ответила она.

Было ясно, что говорить о ребенке она не хотела. Прищурив глаза, Гаррет стал ее разглядывать. Летний сарафан обнажал ее плечи, открывая светлую и нежную кожу. Ее длинные волосы были собраны в хвост на затылке, но несколько прядей выбились из заколки и теперь щекотали ее лицо.

— А это будет мальчик или девочка? Вы ничего не говорили, — напомнил Гаррет.

— Не знаю, — ответила Лэйни. — Я просила врача не говорить мне об этом.

— А как бы вам хотелось? — не отступал Гаррет.