– Да,– шепотом подтвердила она.

– И вы презираете меня?

– Я? Нет... то есть, да. Вы...

– И себя, надо полагать, тоже? – он гордо выпрямился.

– Да,– после долгой мучительной паузы призналась она.

– И мне позволено видеться с вами лишь затем, чтобы ваш отец и вы могли исполнить волю губернатора?

– Пожалуйста... Разве я не говорила, что скоро вы возненавидите меня? Я дура, еще большая дура, чем вы, Ланс Клейборн. Но они сказали мне, что вас арестуют и повесят, если я не увижу вас и... и... Скажите правду, вы бунтовщик?

– Если после этого я не стану бунтовщиком,– пожал плечами Ланс,– Святой Петр внесет меня в свою книгу, как самого терпеливого дурака, когда-либо стучавшегося во врата Рая!

– Я ничего не понимаю в политике, Ланс,– быстро проговорила она,– но вам грозит смертельная опасность. И хотя моя любовь к вам прошла, я не хочу, чтобы вы болтались на виселице. Мой отец напуган. В стране беспорядки. Старый губернатор, как слепая змея, кусает всех подряд. Он никого не пощадит, Ланс. Пожалуйста, скажите мне, что вы не бунтовщик. Я передам им это, и вам ничего не сделают...

Он взял ее за плечи и, глядя прямо в глаза, негромко, но резко сказал:

– Скажи им, что хочешь, любимая. Но не забудь упомянуть, что я – виргинец. Ни один мужчина во всей колонии не смог бы безнаказанно заявить мне прямо в лицо, что я предал своего короля, и, зная это, они вложили мерзкое обвинение в уста девушки. Передай также своему перепуганному насмерть отцу, что если губернатор соизволит поднять свой ленивый зад из кресла у камина и выйти со мной на поединок, я перережу ему глотку за гнусную клевету!

– Ты говоришь как кабацкий задира! – вспыхнула она.

– Зато от чистого сердца.

– Мне нельзя было быть откровенной с вами, Ланс Клейборн. Сделав это, я предала планы моего отца...

– Планы сэра Вильяма Беркли, дорогая.

– Боже! Не произносите его имя даже шепотом. Говорю вам, он крайне опасен. Губернатор уже не тот, что был когда-то. Его стоит опасаться, поверьте мне!

– Вам действительно не стоило быть откровенной, дорогая, ведь и вы подозреваете меня в измене! Я пришел сюда лишь затем, чтобы сказать, что я люблю вас. А оказался жертвой заговора. У меня такое чувство, будто меня вываляли в грязи. Ну да ладно. Я и прежде вел себя как дурак, побуду им еще немного. Видимо, в молодости каждый хоть раз, но примеряет шутовской колпак. Вы спрашиваете меня, предал ли я короля? Нет! Но если вы спросите меня, друг ли я Натаниэлю Бэкону, я отвечу – да! Передайте им это, мисс Истер Уокер.

Он повернулся чтобы уйти, но она удержала его.

– Я ничего не скажу им. Ничего такого, что могло бы повредить вам, Клейборн.

Он издевательски рассмеялся:

– Сама доброта! Мой нежный ангел-хранитель! Отважная героиня, спасающая мою душу от дьявола в обличии сэра Беркли, сидящего на груде золота! Мне бы хотелось задушить вас. Или пристрелить из той самой аркебузы, что торчит вон из тех кустов. Судя по тому, как дрожит дуло, там прячется ваш отец. Он, верно, думает, что я взял вас в заложницы. Или говорю о своей любви. Или делаю из вас предательницу... К черту! Дайте мне уйти.

Но она не отпустила его. Дрожа от гнева и стыда, с глазами, полными слез, девушка снова заговорила:

– Я никогда не желала тебе зла, Ланс. Ты насмеялся надо мной, над моей любовью. Ты сделал из меня дуру, заставив поверить в храброго, благородного Усака. Боже, какой дешевый маскарад! Ты унизил меня. Это я чувствую себя вывалянной в грязи. И по твоей милости! Я ненавидела тебя, Ланс, потому что презирала себя. Но я никогда не желала тебе зла. Боже, как я ненавидела тебя, Ланс Клейборн! Кем бы ты ни был и что бы не скрывал от меня, знай это. Господь создал тебя таким, каков ты есть. И возможно, когда-нибудь, Он вернет мне самоуважение!

Внезапно она повернулась и бросилась бежать к дому. Ланс пошел было за ней, но остановился и, опустив голову, направился к лесу.

* * *

Прошла неделя. В воскресенье в церкви Ланс рассеянно слушал болтовню вокруг себя и уже собирался уходить, когда взгляд его упал на скамью Уокеров. Девушка была там, бледная и, как показалось Лансу, немного напуганная.

Она повернула голову и их глаза встретились. Обида и гнев Ланса мгновенно исчезли: в ее взгляде он прочел послание, отчаянный призыв к осторожности. Эд Уокер подремывал, Алан Уокер сосредоточенно слушал проповедника, и когда тот произнес заключительную фразу «И да прибудет мир в сердцах ваших. Аминь», мрачно кивнул головой.

Ланс согнал муху с рукава, уронил Псалтырь, поднял ее и шумно опустился на скамью. Справа на него с явным неодобрением смотрела какая-то кумушка. Направляясь к священнику за благословением, она наградила таким же взглядом Истер Уокер.

Девушка снова посмотрела на него, на этот раз он ясно прочел в ее глазах: «Я хочу, чтобы ты пришел. Мне необходимо увидеть тебя». Первым побуждением Ланса было сделать вид, что он ничего не понял и отвернуться, но в ее взоре сквозила такая мольба, что юноша сдался и едва заметно кивнул в ответ.

Дождавшись, когда Эдвард и Алан направились к амвону, Ланс быстро подошел к Истер и они обменялись несколькими торопливыми фразами:

– Ваш отец...– спросила она,– с ним все в порядке?

– Да.

– Передайте ему, что мой батюшка сегодня приедет в Замок Клейборн.

– А вы?

– Нет. Я останусь дома.

– Дома... для меня?

Немного поколебавшись, она ответила:

– Да.

Они вместе вышли на улицу и Ланс помог ей сесть на лошадь.

Он не смотрел ей вслед. Его беспокоило смутное подозрение: почему Алан Уокер предупредил о своем предстоящем визите? Почему он должен предупредить отца?

Сидя на ступеньке крыльца дома в Галл-Коув и слушая Истер, Ланс чувствовал себя совершенно несчастным. Она была холодна и говорила лишь о деле.

– Мой отец,– заявила Истер,– вновь решил вернуться к вопросу, с которым ваш отец явился сюда этой осенью. Если вы помните, речь шла о союзе между нашими семьями. Тогда он был отвергнут. Сейчас мой отец решил по-другому.

– Вы имеете в виду...

– Я имею в виду лишь то, что сказала,– нетерпеливо перебила его она.

Он проглотил ком в горле и спросил: – Значит, теперь вы согласны?

– Нет! – вскричала Истер.– Отец говорит от своего имени, а не от моего!

– Но...

– Я скорее умру! Позвольте мне объяснить вам кое-что, и тогда между нами не будет недомолвок. Вам пора понять, Ланс, что мы с вами оказались в центре событий, которых не понимаем. Вы стали важным лицом в колонии благодаря своему знанию Запада, дружбе с Бэконом, мастерскому владению оружием, состоянию... Но эти же самые ваши... достоинства и сделали нас объектами интриги. Вы нужны губернатору. Он проверяет вашу лояльность, потому что сомневается в ней. Я же – лишь орудие, инструмент, каких у него сотни. Моего согласия никто не спрашивал.

Он молча слушал.

– Я хочу объяснить вам все, потому что вы должны мне помочь. Понимаете? Мне кажется, я знаю вас лучше, чем вы можете себе представить. Вы не из тех, кто, в силу политических обстоятельств, способен взять себе жену против ее воли. Я же не слепа! Ваш наряд и манеры лесного жителя не обманули меня, хотя, признаюсь, и взбудоражили мое воображение.

Он не проронил ни слова.

Истер Уокер вздохнула.

– Как всегда, я слишком много говорю,– она поправила растрепавшиеся волосы.

Внезапно он услышал свой собственный голос. Слова лились против его воли, но больше молчать он не мог.

– Мой отец вряд ли обрадуется этому визиту. Надеюсь, он будет вежлив, когда разговор коснется... упомянутого вами вопроса. Но он может быть и груб. Вы простите меня за это?

– О... да, конечно.

– Даже если мой отец пошлет вашего на... на солдатском языке?

Она кивнула. Он взял ее за руку так, словно это был кусочек хрупкого фарфора.

– Послушайте теперь меня, Истер Уокер. Мне нет дела до взаимоотношений наших родителей, ни до политических козней губернатора. Все, что вы слышали обо мне – правда. Я – друг Бэкона и сторонник его дела. Я знаю лес, а также язык индейцев и их обычаи. Однажды в некой таверне я действительно проучил нескольких нахалов. Но с того сентябрьского дня, когда я встретил девушку на пристани Арчерз-Хоуп, я изменился.