Нину, рыжую восторженную дурнушку Сарафанов-Крутой подцепил в университете, где сразу после окончания вуза попытался преподавать на том же отделении мастерство репортажа. В большинстве там сейчас девчонки — журналистика вообще активно феминизируется — и Александр Васильевич ходил в аудитории гоголем, рисовался мастером популярного жанра. Но примеры приводил из других авторов, небрежно сообщая, что в них, на его просвещенный взгляд, достойно похвалы или порицания. Девчонки же тоже кое-что читали и имели о прочитанном мнение, с Крутым они не соглашались, над его напыщенностью похихикивали. Только Нина, в недавнем прошлом литсотрудник районки, защищала Сарафанова до покраснения ушей, отмечая неординарность его собственных публикаций и оценок коллег. Как-то Сарафанов подслушал их спор, остался доволен Нининой позицией, после лекции попросил её остаться в аудитории, без обиняков признал своей лучшей ученицей и в подтверждение сказанного предложил продолжить разговор в кафе «Театральное». С этого у них и начались отношения, быстро переросшие в ведение совместного хозяйства на съемной квартире преподавателя. Впрочем, преподавал Сарафанов недолго. Его курс занятий закончился, а на новый почему-то не пригласили.

— Сашок, ты чего это у меня пуганый какой-то сегодня? Случилось что? — встретила Нина Сарафанова, когда он приплёлся домой.

— Да так…, — вяло отозвался Сарафанов.

— Чего так-то? Я, чай, вижу какой ты. Влетело от кого?

— Что за речь, Нинок, «влетело», «чай»?… Ты забывай свой районный «воляпюк». Чай, в приличном месте теперь живешь.

— Ну, так и объясни прилично, что там у тебя случилось?

— С Волгарем инцидент вышел. АН сегодня выдал его собственный текст, что, мол, ушёл из жизни и обратный адрес: «Тот свет» Представляешь, дуба дал, а пишет мыло в АН? Ну, я и сбросил в «яму», что Волгарь и оттуда себя пиарит. Дал под ником «Наблюдатель», а он, прикинь, и отвечает: «Моменто море», Саша, и привет Нине с Костиком».

— И чего?

— Чего-чего? Дура, что ли? Говорю, он сам пишет, что дубанулся, помер, значит. А пишет! И меня сразу угадал под ником. Врубилась?

— Нет, чегой-то. Как помер? Волгарь помер? Я его вчера по телеку видела, выглядел хорошо… А от чего помер, не сказали? Сколько же ему было? — И Нина присела на стул, будто ноги перестали её держать.

— От чего, от чего? Я откуда знаю? От воспаления ушлости. Ты чего, не врубаешься? Умер, а пишет! Такой хипишь поднял — на всю Ивановскую. В редакции все в осадок выпали. Ну, я и врезал в «яме». Там гвалт, знаешь, какой был? Ах, Волгарь, ох, Волгарь… Да, Володя, где ты и как? А он — «я там, где все будут»… Мне тошно стало, я и отбацал: «Плюнте мне в монитор, если Волгарь не дурит всех». Как он понял, что я не верю — не представляю. И, главно, «моменте море»…

— Что это значит? — спросила Нина.

— Словарь расхожих фраз возьми! — И Сарафанов ушел в свою комнату с мыслью: «и чего я в ней тогда нашел?»

Нашел-то он в ней, конечно, много всего. Нина выправилась внешне — похудела и постройнела, макияж научилась класть на лицо так, что он красил её, не бросаясь в глаза. На работе её ценили, потому что одна тянула целый отдел общественных связей и политики. Обычно в редакциях на этом отделе минимум двое крутятся, а она и одна управлялась вполне пристойно. Правда, Волгарь ей время от времени помогал комментариями, когда освободился от постоянной работы в своём еженедельнике. И дома она оказалась хозяйкой на зависть. Крутой при ней был сыт, выглажен и мог кого хочешь привести в дом: там всегда чисто, уютно, приветливо.

Как переводится «мементе море» она, конечно знала, но что это значит в применении к Сарафанову? Расхожая фраза или предупреждение?

— Сашок! — крикнула Нина мужу, — если Волгарь действительно уже на том свете и пишет оттуда электронные послания, это же сенсация! Такого нигде не было! Какой у него обратный адрес?

— Откуда я знаю? Мне он ответил на форуме «ямы». Зайди на АН, там вся информация. Они уже раскручивают это на всю катушку, — отозвался из своей комнаты Сарафанов.

— Как плохо, что дома у нас нет компьютера! — буквально взвыла Нина. — Мы когда-нибудь заведём его? Я хочу ноутбук!

— А я хочу кабриолет, — появился в гостиной Сарафанов. — На кой ляд тебе компьютер дома, если их в редакции навалом? Чтобы Костик потом сутками торчал у экрана?

— Сравнил тоже — ноутбук с кабриолетом!

— И ты тоже сравнила… — Сарафанов хотел, было, сказать «Крутого с Сарафановой», но осекся, поняв, что Нине есть, что ответить на это. Она — уже завотделом, а он — все еще корреспондент, хоть и стрингер тоже.

— Неужели тебе не интересно, что происходит сейчас вокруг Волгаря? Это же мировая сенсация. Если только он действительно не перепутал февраль с 1-м апреля.

— Вот именно!

— А если перепутал, это же классный сюжет фантастической повести!

— Ну, он же у нас писатель, вот и дурит всем головы «классным сюжетом». Одного не пойму, как он раскусил, что это я «Наблюдателем» прикрылся?

— Это тем более интересно. Я — в редакцию! — решила Нина.

Он понимал всех, кто осыпал его одним и тем же вопросом: «Где вы, что можете нам рассказать»?

«И впрямь — где я, что собой представляю? Почему отвечаю: «там, где все будут?», тогда как о себе говорю: «Я — Здесь»? Почему мне дали адрес: «Totsvet@mial.ru»? Значит это только для оставшихся «там». И только для связи со мной? Интересно, имеют ли какой-то адрес те, кого я уже видел Здесь, Иван Петрович, например? Или — отец и мать? И почему, я кого-то уже успел заметить, а их — нет? Здесь разные пространства для тех, кто появился раньше и кто позже? Или действительно есть АД и РАЙ, как об этом говорят ТАМ? Тогда где же я?»

Он огляделся. Вокруг прозрачное голубое марево. Но стоит о чем-то подумать, и оно проявляется сквозь голубизну пространства: вот дерево, вот цветы, вода плещет мелкой волной. А вот улыбается сквозь усы Отец. Совсем не изменился — такой же бравый «Чапай». Интересно, а сам Василий Иванович здесь? Ну, вот: тоже проявился из марева… Значит, существует то, о чем ты мыслишь. «Я мыслю, значит, существую!» — утверждали когда-то идеалисты. Я — идеалист? Но существую ГДЕ, в каком пространстве или в какой плоскости? О! здравствуйте, Иван Петрович!

— Здравствуй, Борисыч! — появился совсем рядом. — Ну, вот и ты здесь. Какими судьбами? — И замерцал, как бы удаляясь в пространство, из которого только что образовался.

— Не знаю… Я ехал на машине… Помню, засмотрелся на поезд, шедший по насыпи, параллельной дороге. Хотел прочитать табличку: откуда он и куда… Потом был встречный КАМАЗ. И вот я здесь… А где мы, Иван Петрович?

— Мы — ЗДЕСЬ, ГДЕ ВСЕ БУДУТ. Разве ты еще не понял?

— Я тоже так отвечаю на вопросы, но где ИМЕННО мы?

— Кому ты отвечаешь? — приблизился вплотную Иван Петрович.

— Коллегам. Я им сообщил, что ушел из жизни, и они спрашивают, где я теперь?

— А как они спрашивают? Ты их слышишь или тебе дали Адрес? — И цвет Ивана Петровича стал более ярким, чем был только что.

— Дали. Разве его не всем дают?

— У меня пока нет. Хотя я — бывшее высшее должностное лицо, как ты знаешь. Мне вопросов не задают. Я еще не осмысливал и не переоценивал, что делал «там». А ты когда успел?

— Когда писал мемуары. Недавно.

— Да-да, Адрес получают только осмыслившие себя «там». — И собеседник растворился в голубизне.

«Ясно, Иван Петрович до самого появления Здесь считал, что все делал правильно и мыслил верно. А я переосмыслил свою жизнь. И мне дали Адрес, чтобы я помогал переосмысливать её другим? Или для чего-то ещё? И кто дал? Создатель? Или кто-то от Его Имени? Но я не верю попам, выступающим от Его Имени. Они торгуют Его благодатью, устрашают Его Именем, учат льстить. А я просто верю Ему, не льстя и не подкупая. Верю, что Он создал мир, зародил жизнь, наделил разумом и учредил Заветы, по которым надо жить в Его мире, который делится на Там и Здесь. Но там и здесь не обязательно крестить лбы, ставить свечи — ведь Он наделил мир светом. Надо просто знать и помнить, что Он есть и поступать по Заветам».