Первое упоминание о еврейской общине в Риме, на берегах Тибра, датируется 139 годом до н. э.: магистрат Корнелий Испан разоблачает их обряды и верования, способные «отравить римскую мораль». В 59 году до н. э. Цицерон критикует «варварские суеверия» и, вспоминая процесс над префектом Флакком, удивляется, как много евреев на нем присутствовало.

В начале I века из пятидесяти пяти миллионов жителей империи миллион евреев насчитывался на Востоке, и еще столько же было разбросано по всему миру. В царствование Августа Страбон, а мы снова обратимся к нему, подчеркивал, что во времена Суллы (около 85 года до н. э.) этот народ уже «заселил все города», и «трудно найти место, где бы этот народ не был принят и не стал хозяином». В конце 1 века Иосиф Флавий не без гордости утверждал: «Нет в мире народа, где не было бы представителей нашей расы». Цезарь называл себя другом евреев. Август и Тиберий жестоко преследовали гонителей евреев. В I веке евреи в составе Римской империи имели право на свою юрисдикцию, хотя и применявшуюся ограниченно, их традиции уважались. Евреев освобождали от службы в армии, чтобы не нарушать священной субботы. В Риме — редчайший случаи — им разрешалось служить своему богу при соблюдении некоторых правил: жертвы, принесенные Яхве, должны были рассматриваться как почести, приносимые императору-богу. Более того, ежегодный налог на иерусалимский храм собирали со всей диаспоры, и указы времен Августа позволяли евреям направлять эти средства по назначению.

Отношения между Израилем и диаспорой всегда были неоднозначны: некоторые из «старых евреев» смотрели на уехавших свысока. Не правда ли, это знакомо и нашим современникам?! Обратившись к этой проблеме, Шалом Бен-Хорин, еврейский эрудит XX века, провел параллель между Иисусом и Павлом. Он видит в Иисусе «типичного представителя палестинского иудаизма», сейчас бы сказали, что Иисус — сабра [6]. Иисус говорил по-еврейски или по-арамейски, источником его культуры являлась Библия, и обращался он только к евреям. Совсем иначе обстоит дело с Павлом, который утверждал, что становится евреем с евреями и греком с греками. Эго позволило Бен-Хорину увидеть в Павле типичного иудея из диаспоры, который чувствует себя гражданином двух миров (точнее было бы сказать: трех миров): «мира иудейского, мира эллинистического и мира римского».

Так что же известно об иудеях, живших в Тарсе в начале нашей эры? Они были достаточно многочисленны и жили не изолированно: ни в одном из текстов не говорится об особом еврейском квартале. Они охотно поступали на службу в городскую администрацию, и никто не чинил им в том препятствий. Они свободно исповедовали свою веру, несмотря на объявленный официально культ Рима: уже на втором году своего царствования император Август провозгласил себя богом. В этом римском городе, культура которого была греческой, храмы, посвященные богам Олимпа, занимали главное место, но и мистические религии имели равное право на существование. Рожденный в Анатолии культ Кибелы, пришедший из Фракии культ Диониса, египетский культ Изиды и Осириса, сирийский — Адониса и иранский — Митры — все они рождали в сердце эмоции, опьяняли пением и безудержными праздничными плясками, поддерживали в душе надежду. Поклонники Митры орошали себя кровью только что зарезанного быка, приверженцы Адониса предавались в храмах сладострастным объятиям, принадлежавшие к диаспоре иудеи готовы были согласиться с идеями греческой философии, но с неодобрением, если не отвращением, взирали на вольности языческих религий. Отсюда то ощущение, которое всю жизнь будет сопровождать Савла и которое изложено в его послании, адресованном молодой христианской общине Рима: «Но как они, познав Бога, не прославили Его, как Бога, и не возблагодарили, но осуетились в умствованиях своих, и омрачилось несмысленное их сердце; называя себя мудрыми, обезумели, и славу нетленного Бога изменили в образ, подобный тленному человеку, и птицам, и четвероногим, и пресмыкающимся, — то и предал их Бог в похотях сердец их нечистоте, так что они сквернили сами свои тела» (Рим 1:21–24). Яснее не скажешь.

О детстве Иисуса известно по крайней мере то, что он «преуспевал в премудрости и возрасте» и «был в повиновении» у своих родителей (Лк 2:51–52). О детстве Савла мы не знаем ничего кроме того, что жизнь ребенка в семье иудеев того времени похожа на любую другую. Мы вполне можем представить только что рожденного Савла — хрупкое хнычущее существо, возникшее из утробы матери, сидящей на «родовом стуле» в окружении повитух. Роженицу поздравляли, вознося хвалы Господу. Если рождался мальчик, значит, Всевышний благословил этот дом. Можно поручиться, что при рождении сестры этого мальчика радости было уже куда меньше. Мы знаем, что у Савла была по меньшей мере одна сестра, которую потом выдали замуж, возможно, был брат, которого Павел называл Руфом. Однако, судя по тексту посланий, брат был, скорее, приемным.

Согласно Писанию, обычай делать обрезание мальчикам на восьмой день после рождения восходит к Аврааму: «Обрезывайте крайнюю плоть вашу: и сие будет знамением завета между Мною и вами. Восьми дней от рождения да будет обрезан у вас в роды ваши всякий младенец мужеского пола, рожденный в доме и купленный за серебро у какого-нибудь иноплеменника, который не от твоего семени» (Быт 17:11–12). В I веке в каждой общине был специалист — мохель, действовавший по определенному ритуалу: «сделать надрез, разорвать оболочку, отсосать кровь и положить на рану примочку из масла, вина и тмина».

Имя, полученное в день обрезания, — Шаул, Саул напоминает о первом царе Израиля, несомненно, великом человеке из сынов колена Вениаминова. В греческой традиции оно будет звучать как Савлос, Савл и лишь много позднее превратится в Павла.

Как только маленький мальчик начинал говорить, отец приступал к обучению сына десяти заповедям. Глава семьи накидывал себе на плечи белый молитвенный талес с голубой каймой: белое и голубое сегодня — это государственные цвета израильского флага. Каждый день ребенок должен был повторять одни и те же строки: «Благословен будь, Адонаи, Бог Авраама, Бог Исаака и Бог Иакова, Господь великий, творец неба и земли, щит наш и щит отцов наших, наше упование из поколения в поколение». Каждый день одни и те же слова, одни и те же строки, один и тот же ритм, одно и то же величие. Присутствие Яхве полностью овладевало сознанием ребенка.

В пять лет Савл пошел в школу. Он предстает перед моим умственным взором семенящим в тунике ниже колен с пляшущими у висков косичками, ибо к тому обязывает один из текстов Пятикнижия: «Не стригите головы вашей кругом» (Лев 19:27). В школе — никаких парт и пюпитров, писали прямо на колене. В каждой иудейской школе обязательно был текст Торы — свернутый пергаментный свиток. Раскачиваясь взад-вперед, дети хором твердили страницы Торы, и это помогало им потом до конца жизни помнить правила, забвение которых считалось серьезным грехом.

Ходил ли Павел в греческую школу? Ничто не понуждало родителей к этому. Он учился именно в иудейской школе, но на греческом языке. В Палестине, начиная с IV века до н. э., языком общения стал арамейский, вытеснивший древнееврейский. В диаспоре преподавание в синагогах вели на греческом. Священные тексты заучивали на греческом, что не исключало первого ознакомления с ними на еврейском. Павел прочел Библию в версии так называемой Септуагинты — греческого перевода, выполненного в III веке до н. э. в Александрии. Все свидетельствует о том, что именно Септуагинта стала основой его религиозного мировоззрения. Экзегеты (греч. exëgëtes— истолкователь), — а они могут докопаться до всего, — именно в Септуагинте обнаружили слово «грех» в том значении, которое придавал ему Павел, оттуда же он почерпнул такое сочетание, как «наследие Божие» и некоторые другие. Первые теологические понятия о Едином Боге, о Слове Его — Божественном Логосе и стремление к вселенской церкви — все это опирается на формулировки Септуагинты.