Из-за угла навстречу Эми вывернула машина. Это не был Бадди, потому что звук глушителя не напоминал пулемет, расстреливающий беззащитную деревню. Глаза Эми застлали слезы. Она оглянулась назад. То был грузовичок. Зеленого цвета. Со знакомыми наклейками на стекле.

— Привет, Эми, — с улыбкой сказала Диана, опустив боковое окно. — Хочешь прокатиться?

— Помоги мне, Диана, — разрыдалась Эми, широко раскинув руки и чуть не уронив на землю пса. — Помоги нам, пожалуйста!

Диана отвезла Эми к себе домой. Всю дорогу Эми, не переставая, всхлипывала. То, как она оглядывалась через плечо, делало ее похожей на преступницу, пустившуюся в бега. Джулия сохраняла молчание. Ее руки выписывали в воздухе странные фигуры. Когда они припарковали пикап и открыли дверь мастерской, Эми первой залетела внутрь. Она стояла в центре комнаты с безумными глазами, прижимая к груди верещавший мешок. На ее плече краснели капли крови.

— Эми, что случилось? — шагнув к ней, спросила Диана.

— Мне пришлось забрать его, — сказала Эми. Ее ноги приросли к полу, тело напряглось, как струна. Она вцепилась в мешок, словно фанатик, намеревающийся совершить террористический акт во имя патриотизма.

— Забрать кого? — спросила Диана. — Милая, у тебя кровь…

— Можно я выпущу его? — спросила Эми, и слезы снова заструились у нее по щекам. — У меня устали руки.

— Да… — ответила Диана.

Эми поставила на пол свою сумку, которая оказалась сильно испачканной наволочкой, и из нее вывалился черный щенок. Он сразу вскочил на ноги, словно молодой олень. В его глазах сверкал вящий ужас. Надув под себя большую лужу, он сломя голову бросился в угол и забился под тахту.

Диана сделала еще один шаг к Эми. Она подходила медленно, боясь еще больше испугать ее. Побледневшая девочка дрожала, пребывая в состоянии, близком к шоку. Ее губы посинели, и она хватала ртом воздух, будто маленькая рыба. Она смотрела на Диану с беспомощностью и страданием в глазах, и когда Диана протянула к ней руки, Эми метнулась в ее объятия.

— Тебе ничто не угрожает, — прошептала Диана плачущей девчушке, толком не зная, что вообще могло ей угрожать. — Я обещаю.

— Я за щенка переживаю, — всхлипнула Эми. — Его имя Слэш, но я не могу его так называть. Это ужасное имя. Нам надо придумать другое…

— Да, — сказала Диана, глядя на кровь и потемневшие красные отметки на шее Эми. — Я согласна. Он чересчур милый для имени Слэш.

Помогая Эми снять рубашку, она увидела, что кровь текла из тех мест, где пес поцарапал и укусил ее. Эми срывающимся голосом объясняла, что он не виноват, что он был очень испуган, что он не хотел причинить ей боль. Диана согласилась с тем, что, наверное, так оно и было. Порезы оказались неглубокими, и она осторожно промыла их мыльной водой. Но была еще одна отметина, которую пес просто не мог сделать.

На плече Эми и вокруг ее шеи растянулся лиловый отпечаток руки. Диана различила ладонь и четыре пальца у Эми на ключице, а большой палец отпечатался на ее лопатке. Диана и хотела бы помазать чем-нибудь синяки, да дома у нее ничего не было. От одного их вида у нее свело желудок.

— Эми, кто так поступил с тобой?

— Никто, — сказала она.

— Я не про укусы. У тебя тут синяк…

— Я стукнулась плечом, — сказала Эми, — когда доставала щенка из клетки.

Диана перевела дух. Кем бы ни был человек, поднявший на Эми руку, он оставил неопровержимые доказательства своих действий.

— Тебя никто не бил? — борясь с волнением, спросила Диана.

— Нет!

— Мне ты можешь сказать, дорогая. Я обещаю, все будет…

— Я в порядке, — ответила Эми. — Это щенок. Я хотела показать тебе щенка.

Посидев пару минут в обнимку с Дианой, Эми вдруг встревожилась. Она заглянула под кровать и удостоверилась, что щенок никуда не пропал. Подняв голову, она поискала взглядом Стеллу: из корзинки торчали кончики ее серых ушек. Потом она посмотрела в окно. Наконец, она направилась к Джулии. Придвинув стул к инвалидной коляске, она залезла на него и склонила голову на маленький лоток Джулии. Джулия стала выписывать руками фигуры непонятного пилотажа, словно пытаясь утешить свою подружку.

Диана прошла к своему столу. Отвернувшись от девочек, она набрала номер офиса Алана. Было поздно, почти полседьмого, но Марта взяла трубку.

— Привет, Диана, — сказал он чуть погодя.

— Привет, — ответила она. — Эми у нас.

— Хорошо, — сказал он. — Как она?

Диана понизила голос. Она с трудом подбирала слова:

— Алан, кто-то побил ее, — сказала Диана. — Она все отрицает, но это правда…

— Я сейчас же приеду, — резко ответил Алан.

Конечно, плохо лелеять надежду на то, что обнаружишь отметины, но именно этим и занимался Алан по дороге к дому Дианы. В его медицинском саквояже лежал фотоаппарат «полароид». Работая педиатром, он повидал немало ужасов и наслушался достаточно лжи. Истощенные, лишенные пищи дети. Ожоги от сигарет, которые выдавали за близкое соседство с горячей батареей. Следы порки ремнем, списываемые на неудачное падение.

В подобных случаях Алан действовал незамедлительно. Один звонок в полицию — и потом Алан следил за тем, как соцработник отвозил ребенка в семейный приют. И без всяких вопросов. Нельзя бить и мучить свое дитя.

Но порой было недостаточно одного взгляда, чтобы увидеть всю картину. Выражение жестокое обращение, как бы удивительно это ни звучало, могло иметь несколько оттенков смысла. Существовали черствые родители, которые давали своим отпрыскам еду и подарки, но лишали заботы и любви. Они никогда не обнимали и не целовали их и не подбадривали теплым дружеским словом. Но самым худшим вариантом были родители, наказывавшие словами, перенося на своих детей собственные разочарования и неудовлетворенность жизнью — обзывая их глупыми, уродливыми, мерзкими, неряшливыми ничтожествами. Несомненно, родители понимали, что эти слова предназначались им самим, но психиатрия была не по части Алана, и поэтому он их ни капли не жалел.

Особенно он симпатизировал детям родителей, страдавших глубокой депрессией. Детям, чьи родители — когда-то желавшие им добра, любившие их по-настоящему и искренне — были людьми, которые, возможно, страдали больше, чем кто-либо из нас, и не могли избавиться от своей боли. Некоторые, как мать Алана, спивались. Другие, как мама Эми, пытались спрятаться от проблем, оставляя своих детей на растерзание одиночеству и отчаянию.

Бадди Слэйн не был ничьим родителем, но он являлся частью мира Эми. Если у Эми на теле были отметины, Алан не сомневался, что это Бадди стал причиной их появления. И Алан решил забрать ее у Тесс Брукс до захода солнца, как бы она ни убеждала его в том, что любит свою дочь.

Сердце Эми не сбавляло обороты. Но сидя рядом с Джулией, она начала понемногу успокаиваться. Джулия не прекращала свои рукотворные танцы, накладывая добрые волшебные заклинания на голову Эми и гоня от нее прочь плохие мысли. Ладошки Джулии были такими нежными. Время от времени они задевали ухо Эми, гладили ее кожу, пробегали по волосам. Сегодня у Джулии был очень приятный голос, и она шептала «глиии, глиии», словно пытаясь выразить своим языком послание безмятежности и умиротворения.

Когда Диана звонила доктору Макинтошу, Эми притворилась спящей, но слышала каждое произнесенное слово. Поэтому теперь ей надо было определиться с тем, что делать.

В одной из фантазий Диана удочеряла ее. Она становилась матерью Эми, а Джулия — младшей сестрой, и они вместе счастливо жили здесь на болотах. Пожилая миссис Роббинс была ее бабушкой. Эми первой брала новые библиотечные поступления, а также славилась лучшей успеваемостью по грамматике в седьмом классе.

Эта фантазия показалась ей совсем неплохой. Она продолжила ее, желая добавить последние идеальные штрихи. Почему бы им с Джулией не заполучить отца? К примеру, доктора Макинтоша. Они с Дианой могли бы полюбить друг друга, стать хорошими родителями, и тогда все были бы счастливы.