Территория шахты была обнесена огромным рвом. За рвом начиналась тайга. Решаясь бежать отсюда, Котовский знал, что ему придется много дней идти по неизведанным тропам, голодать. В одном из скрытых уголков шахты он собирал сахар и спички.

Все было готово к побегу. Котовский ждал только случая. Надо было спешить.

27 февраля 1913 года в шахте, кроме стражника, никого не было. Улучив момент, Котовский обезоружил стражника, связал его и засунул ему в рот тряпку. Сам же залез в клеть, которая шла наверх. По существовавшим порядкам, наверху двое стражников металлическими щупами проверяли каждую клеть. Только хотели охранники опустить щупы в клеть, как Котовский, быстро отбросив железную крышку, выскочил оттуда. Двумя выстрелами он убил стражников и бросился бежать. Легко перепрыгнув ров, он оказался в тайге. Теперь никакая погоня его не настигнет!

Начались суровые скитания. Один, без пищи, питаясь остатками сахара и снегом, шел Котовский по тайге. Ему казалось, что за день он уходит далеко вперед; на самом же деле он проходил всего по нескольку километров. Во время ночлега собирал сухие ветви, устраивал круг из костров. Спал он тревожно, так как нужно было подкладывать в огонь ветви. На запах человека сбегались звери, и только огонь костров не позволял им подойти к спящему. А потом Котовский снова шел, пробираясь сквозь чащу деревьев. Руки и ноги, покрытые струпьями, болели от ушибов; опухшее от голода лицо было расцарапано ветвями. Опасность представляли не только таежные звери, но и стражники, охотившиеся в тайге за беглыми каторжниками. За каждого пойманного они получали солидное вознаграждение.

Так четырнадцать суток шел Котовский. Он ослабел. Временами ему казалось, что деревья расплываются перед ним, терял направление и топтался на одном месте. Начались галлюцинации. Он не понимал, что с ним происходит — неужели сходит с ума? Но надо было идти, и он шел все дальше, шел, изнемогая от усталости. Вдруг впереди послышались детские голоса. «Откуда дети в глухой тайге? Неужели я схожу с ума?» — опять мелькнула ужасная мысль. Но голоса становились все слышней и звонче. Котовский напряг последние силы и, раздвигая ветви, пошел по направлению голосов. Он шел шатаясь. Вдруг перед ним ослепительно сверкнули полоски рельс. Он вышел к железнодорожному полотну, у которого действительно играли детишки. Котовский не помнил себя от радости: наконец-то он вышел из тайги! Он опустился на колени и, пригоршнями собирая снег, стал жадно глотать его… Детишки, увидев странного, оборванного человека, который ползал по снегу и щурился от солнца, испугались и закричали: «Варнак из лесу вышел, варнак!» Они побежали; в сторожевую железнодорожную будку за отцом. Путевой обходчик помог Котовскому подняться. Он не спрашивал беглеца, кто он и откуда, уложил в постель, закутал одеялом и начал поить горячим молоком.

У будочника Котовский прожил несколько дней. Дети теперь уже не боялись его. Они залезали к нему на колени, и «варнак» гладил их по волосам. А когда он немного отдохнул, путевой обходчик помог ему сесть на поезд на ближайшей станции.

Котовский ехал без документов. То и дело полицейские проверяли вагоны. Он всячески старался не попадаться им на глаза. Все же однажды ему пришлось на полном ходу спрыгнуть с поезда и пойти пешком. Он забрел в небольшое селение у Байкала, разыскал трактир и заказал себе пару чая. Он никак не мог отогреться. В это время в помещение нагрянул наряд жандармов. Котовский выбежал через черный ход и спрятался за дверью. Надо было где-то устраиваться на ночлег. Он снял дверь с петель и унес ее с собой на Байкал. Там положил ее на лед и улегся, пытаясь заснуть. Этот ночлег на озере, на льду, он запомнил на всю жизнь, так же, как высокую башню кишиневской тюрьмы и подземелье рудника.

«Тайга. Тысячи верст, — вспоминал он в своей автобиографии, — Чита, Иркутск, Омск… Явки. Паспорта и нелегальная жизнь».

Котовского тянуло в Европейскую Россию, поближе к Бессарабии. Он перекрасил волосы и усы, надел длинное пальто, большую шляпу с широкими полями и в таком виде, похожий на бродячего певца, поехал дальше, в глубь России.

Поезд проходил по Сызранскому мосту, через Волгу. Охрана моста задержала поезд. Было получено сообщение, что в поезде едут двое неизвестных, которых разыскивает полиция. В поезде оказалось человек восемь подозрительных лиц, в том числе и Котовский. Он был без документов. Его волосы, выкрашенные в рыжевато-грязный цвет, и такое же пятно, посаженное возле уха, обратили на себя внимание и заставили полицию отнестись к нему с особым вниманием.

Котовский решил немедленно бежать. Пока охранники обыскивали других задержанных и пререкались с ними, он оказался у дверей…

Он побежал. На берегу Волги он смыл с себя краску и привел в порядок костюм. Это был самый легкий из всех его побегов.

«…Работая на Волге грузчиком, чернорабочим на постройках и в помещичьих имениях, кочегаром на мельнице, помощником машиниста, кучером, разливальщиком и рабочим на пивоваренном заводе, молотобойцем, рабочим кирпичного завода, рабочим на постройке железной дороги — везде я будил ненависть к эксплоататорам, к тем, кто выжимает последние соки из рабочего и бедняка. На одном месте оставаться долго нельзя…» Так менял он профессии и города, всюду подвергаясь риску быть арестованным.

По всей стране была разослана жандармская регистрационная карточка. В ней предлагалось при обнаружении Котовского: «арестовать, обыскать, препроводить в распоряжение начальника команды арестантских работ Амурской ж. д.».

Котовскому удалось достать паспортную книжку на имя орловского мешанина. С этим паспортом он нашел работу в городе Балашове, Саратовской губернии — устроился помощником машиниста на строящейся вальцевой мельнице. Там он проработал пять месяцев.

По воскресным дням помощник машиниста часто посещал иллюзион. 19 августа 1913 года, перед началом сеанса в иллюзионе, к Котовскому подошел молодой солдат, до этого внимательно поглядывавший на него, извинился и попросил его назвать свою фамилию. Котовский назвал фамилию по паспорту, по которому жил тогда. Солдат улыбнулся:

— Я из Кишинева. Я служил приказчиком в магазине Спыкулова и видел вас на суде…

Как только начал демонстрироваться очередной боевик, Котовский поднялся со своего места и ушел.

На следующий день он увидел, что этот же солдат в сопровождении еще двух лиц, идет по направлению к мельнице. Встреча не предвещала ничего доброго. Больше всего на свете Котовский боялся потерять свободу. Он поспешил уйти с территории мельницы. По дороге забежал на квартиру, собрал необходимые вещи и ушел из города.

Несколько дней Котовский шел пешком вдоль железной дороги. Он был опять без документов, они остались у подрядчика. Кругом — незнакомая местность. Здесь легко погубить себя. И как всегда, он возвращался к мыслям о Бессарабии. Его влекла туда непреодолимая сила. На одной из станций он взял билет четвертого класса до Кишинева.

Когда поезд подходил к Днестру, он жадно смотрел в окно вагона. Сильно билось сердце. Котовский вдыхал родной воздух, в котором было раздолье степей и терпкий аромат винограда.

Поезд прошел мост через Днестр, а Котовский все смотрел в окно вагона на мелькающие виноградники, на сады. Не доезжая Кишинева, он спрыгнул с поезда и пошел по проселочной дороге. Легкая пыль вилась за ним.

Вот знакомое село. Беднякам этого села он раздавал когда-то деньги, отобранные у помещиков. Помнят ли его еще здесь?.. По дороге медленно тянулась арба, шли крестьяне в белой домотканной заплатанной одежде. Котовский догнал одного молдаванина, который гнал впереди себя пару волов.

— Куда гонишь волов?

— В Кишинев, на базар, надо за недоимки платить.

— Гони обратно волов домой. Вот тебе деньги, заплатишь за недоимки.

Котовский протянул бедняку несколько ассигнаций. Тот так растерялся, что не знал, брать ему деньги или не брать. Может быть, этот прохожий просто задумал над ним посмеяться…