От самого рождения я была порченым товаром, а он любил меня, заботился, желал.
Пришлось соврать о том, что разболелись зубы, – приплести классическую отговорку про головную боль отчего-то казалось слишком циничным. Поворчав немного, муж уснул, а я еще долго лежала без сна, воскрешая в памяти те безумные минуты, проведенные в объятьях Люцифера на нашем стареньком ковре.
***
Утром я проснулась от осторожных поцелуев и горячих ладоней, медленно скользящих по голой коже. Я очень редко спала обнаженной, потому даже сквозь сон в опутанное дремотой сознание просочилось недоумение. В первое мгновение мне показалось, что это муж решил компенсировать неудавшийся по части секса вечер, отчего я резко проснулась и испуганно подскочила на кровати.
– Не тревожься, это я. – Хрипловатым голосом прошептал Люк, – я не мог больше ждать.
– Мы ждали слишком долго. – Умиротворенная звуками его голоса я вернулась в прежнее положение, радостно приветствуя разгорающееся в теле томление. Чаще всего я спала на животе, раскинув в стороны конечности, что оказалось очень удобным для тех восхитительных вещей, которые Люцифер со мной проделывал.
– Где мы? – прежде чем окончательно отдаться водовороту чувственного экстаза, спросила я у него, осознав, что нахожусь в неизвестном мне месте и без малейшего понятия, что стало с Никитой.
– Дома. – Люцифер уложил меня на спину, мучительно-нежно целуя ставшую невероятно чувствительной шею. – Этот коттедж останется у тебя после того как я уйду. – Остановившись, он навис надо мной и, не отводя глаз, сказал. – Ты должна отречься от меня, Ева, ради себя, ради своей семьи. Но ты вовсе не обязана отрекаться от памяти о нас. В этот раз Он желает, чтобы ты в полной мере осознала величину своей жертвы и пошла на нее сознательно. Так что ты будешь помнить. Все, до последней секунды. И этот дом, и это время, что мы в нем с тобой провели.
Он поцеловал меня так, словно желал просочиться под кожу и остаться там навсегда. На глаза навернулись слезы. Сердце сдавило предчувствием новой разлуки. Я испуганно прижалась к нему, мечтая спрятаться в коконе родных рук.
– А с мальчиком все в порядке. Он еще спит, к тому же у него самые надежные няньки на свете. Я верну тебя к нему, как только он проснется, а пока, прошу тебя, будь моей.
– Я всегда была твоя Люк. С того самого мгновения, когда ты появился, сотканный из воздуха и света, перед алтарем Богини-матери.
– Я услышал твою молитву, я не имел права приходить на твой зов, но я пришел.
– А потом отрекся от меня.
Люцифер прижал меня к себе. Словно сотканные из нашей печали, появились и укутали меня его крылья. Околдованная их упругой мягкостью и бережной силой, я погрузилась в восхитительный аромат, облитых летним зноем луговых трав. Спускаясь ко мне на землю, архангел всегда прятал их. Не было у нас никаких романтичных вывертов с его расправленными под потолком крыльями. Все происходящее меж нами казалось до невероятного обыденным, но от того особенно пронзительным и всепоглощающим.
– Ева, такие, как я... мы созданы слугами, могущественными, но лишенными права свободной воли. Повиноваться велениям Отца – суть нашего существования. Смертная любовь разрушает нас, мы начинаем испытывать греховные сомнения и противоестественные желания.
– Противоестественные желания?! – Возмутилась я. – Если то, о чем ты говоришь, правда, то зачем Он дал вам это... – Я пробежала пальцами вдоль рельефной гладкости его пресса и с наслаждением обхватила внушительный член. Не прошло и четверти часа, как любовное безумие, напитанное взаимным экстазом, сыто задремало в глубине наших тел, но хватило единственного прикосновения, чтобы накормленный зверь вновь пришел в движение и утробно зарычал, разгоняя по венам кровь и наполняя утомленную плоть жизнью. Он затвердел в моей руке, и я запылала в ответ.
– Есть цена и нашему величию.
Он повернул меня на живот, подсунул под бедра подушку и вошел сзади. Не таясь, я громко застонала. Первый выпад вверг мое тело в состояние экстатического шока, я подалась к нему навстречу и, сжав сократившимися мышцами, замерла.
– Пожалуйста, еще...
Архангел развел мои ноги еще шире и, обхватив руками за талию, силой потянул на себя, проникая так глубоко и так томительно неспешно, что я задрожала и неожиданно кончила. Тогда его движения стали частыми и один сокрушительный оргазм перетек в череду легких головокружительных вспышек, щедро даря нам полет в ослепительном вихре любовной Нирваны.
Я пришла в себя лежа на его груди. Он обнимал меня и, казалось, спал. Веки его были опущены, дыхание было ровным и глубоким.
В таких тайных встречах прошла неделя.
***
– Пора. – Сказал Люк, и я малодушно заплакала.
– Нет. Я не могу.
Я вцепилась в его руки и уже далеко не в первый раз за историю нашего с ним знакомства умоляюще посмотрела в темные глаза.
– Пора. Мы всегда знали, что этот момент наступит.
– Слишком больно. Мне хочется взять бритву и резать себя, сантиметр за сантиметром, может, тогда физическая боль изгонит душевную. Неужели нельзя ничего сделать?
– Нет, Ева. И умоляю, береги себя. Мне необходимо, чтобы ты жила, и чтобы у тебя все было хорошо.
– Но ведь я смертна, я рано или поздно умру. – Я поднесла к лицу его ладонь и благоговейно поцеловала. – Так какая разница?
Я чувствовала, как подкатывает истерика, и пыталась быть сильной, но это плохо у меня получалось.
– Ты сама не веришь в то, что говоришь.
Люцифер был прав. Пройдет время, и я вынырну из темных вод безысходности, вспомнив, что нужна своему ребенку, мужу, для которого мое охлаждение превратилось в настоящую трагедию, друзьям, которых я нажила, уже будучи зрелым человеком, и которые стали для меня истинной семьей, но пока я погибала, раздавленная скорой разлукой, которой не будет конца, и своим грядущим отступничеством.
– Пора. – Снова напомнил архангел.
– Как я должна сделать это?
– Встань на колени и, призвав имя Господа в свидетели, трижды отрекись от всего, что связывает нас.
– Это будет ложь.
– Просто сделай это.
– Поцелуй меня, как тогда, в первый раз, в святилище.
Он обнял меня за плечи и подрагивающими губами прижался к моим закрытым векам, лбу, губам. На мгновение руки его с силой сжали меня, выдавая идущую в глубине его мятущейся души борьбу.
– Прошу тебя, скорей, еще немного, и будет поздно. – Мука наконец-то вырвалась из оков невозмутимости и окрасила его голос миллиардами оттенков сердечной агонии.
Я опустилась на колени.
– Именем Господа я отрекаюсь от тебя, мой возлюбленный Люцифер, я отрекаюсь, отрекаюсь!
– Я всегда буду любить тебя... – Прозвучал его шепот в сумерках опустевшего коттеджа, нашего убежища, нашего осиротевшего дома.
***
Люк исчез, и я больше никогда не видела его. Даже сны отказывались дарить мне это утешение. Зато я часто видела ту белую бесконечность и всем сердцем ненавидела ее. Я сохранила свою семью, родила еще одного ребенка, дочку. Сделала неплохую карьеру, никогда не знала серьезных болезней и помогла многим людям. Мой дар, тот самый, что когда-то разговаривал со мной голосом несуществующей богини, для многих стал благом, и я была счастлива нести свет тем, кто утопал во тьме.
Я все еще писала стихи, правда, теперь они не имели той бросающей вызов самим небесам силы. Зато так я могла разговаривать с ним и верить, что он слышит меня и так же, как и я, находит в них утешение.
***
Ангел мой, пора прощаться, не забудь,
Как сильна моя любовь к тебе.
Нам иной на этом свете
Был отмерен путь,
Но не все доверено судьбе.
Ангел мой, потухнет небо,
Но горит костер,
Разгоняя темноту и ложь,