Меня подтолкнули вперед, в мрачное здание. Это был разрушенный особняк — мечта бомжей и наркоманов.
Поднялись на второй этаж.
И… ого! А я, оказывается, ничего об этом городе не знаю. Передо мной открыли люк. Обычный, староверский. Ни какой магии.
В спину мне снова настойчиво ткнулось дуло автомата. Конечно, ребята знали, что если я сейчас покажу норов, то им придется туго. Но они были при исполнении. И криминалисты прикрывали их магическим щитом. А я вовсе не хотел устраивать бойню и губить наших ребят.
Я решил, что это — моя временная тюрьма, но сделал шаг вперед и почувствовал под ногами каменные ступени. Подвал. На втором-то этаже!
Сразу вспомнились европейские легенды. Вернее, рыцарская правда. Замки ведь тоже оплетали магией, алхимики оживляли буквально каждую башню. И сигнализацию ставить умели. Но со смертью магов, умирали и крепости.
Тогда был предложен обряд, который используется до сих пор. Между стен одной из башен замуровывали живого человека. И тогда за тем, чтобы замок не умер, следил уже вечный бесплотный дух. Варварство, конечно, но эффективное!
Впрочем, раньше все было гораздо проще.
Я шагнул во мрак. Вот так. Одной привязанной душой на земле станет больше. Вернее — с чувством злобного самодовольства подумал я — двумя обреченными душами: моей, и моего демона.
Но я рано радовался. Двери за мной не захлопнулись. Отнюдь! Более того: вспыхнул электрический свет. Это ж надо: наш Орден, оказывается, благоустраивает катакомбы. Интересно, гофмейстер в курсе, или это уральский почин?
Собственно, ничего необычного я не увидел. Нет, это был не подвал, не пространство между стенами. Это был потайной ход. Вниз вела винтовая лестница. Странно, но даже ступени тут были такими же скользкими, как в монастырях, они оказались отполированными сотнями ног.
Спустились. Гораздо глубже первого этажа.
Значит, есть и подземные тоннели. Вероятно — наследство царской России. Что ж, не удивительно. Глухомань. Раздолье для староверов и каторжников, для всяческих деклассированных элементов. Родина всем, кого не обогрела власть. Не одними, видать, «Приваловскими миллионами» богат этот город.
Попали в разветвляющийся подвал.
Прошли в одну из камер. Там нас уже ждали.
В комнате, прямо под люстрой, стояло хорошее офисное кресло. В нем сидел незнакомец, скрывающий свое лицо под надвинутым капюшоном. У стены был стол.
Охранники оставили меня, поклонились сидящему, и вышли.
По уставу это ко мне так должны приводить чернокнижников. Но времена изменились, и мне чаще приносят компьютерные диски с памятью сектантов.
Мы пересылаем энергетическую волну через Интернет, телевидение, радио. Мало кто может полностью отказаться от средств связи с миром. Мы кодируем нарушителей через телефонные звонки, через главбухов организаций, которые набивают магический код прямо на квитанции начисления зарплаты. Есть способов сотни. Но чтобы вот так: по старинке, только авторитарным методом, этим, пожалуй, даже Темная Ложа уже не пользуется.
Где-то капала вода. Пытали что ли кого-то? Или случайность?
Я ждал.
Из темноты крыса высунула любопытствующую мордашку и тут же спряталась во мрак.
Человек поднял голову и сдернул капюшон. Вот тут-то мне по-настоящему стало плохо. Это был серый кардинал Ордена, правая рука гофмейстера, магистр Павел Александрович. У него не было возраста, но в глазах жило такое дьявольское пламя, что можно было подумать, будто он и есть вечный жид, ни разу после гибели Спасителя не умерший и не крутящий, как все мы, бешеное колесо кармы.
Острые, волчьи скулы, нависшие седые брови. А еще он был лысым. Абсолютно. И это поражало больше всего. У него была очень странная форма черепа: неестественно огромный лоб и такой же затылок. В полумраке он казался инопланетянином: именно таким, какими их и рисуют.
Я припал на правое колено. Ритуально склонил голову:
— Приветствую тебя, старший брат.
Павел Александрович усмехнулся. Мурашки пробежали у меня по спине. Так, наверное, улыбается сытый хищник.
— И тебе мир, воин правды.
Магистр всегда выполнял все предписания этикета и никогда самопроизвольно не менял принятые речевые штампы Ордена.
В свое время, лет в пятнадцать меня сильно раздражало, что Сталин просто позаимствовал у нас термин «Старший брат», обозначающий в нашей иерархии не просто вышестоящее лицо, но именно человека, входящего в Магистрат. Этот титул носили двенадцать магистров. Тринадцатым был гофмейстер.
Младшими братьями у нас именуют тех, кто рангом ниже дозорных: студентов, новообращенных адептов, боевиков. Остальные: просто братья. Кстати: воины правды — инквизиторы от седьмой до девятой ступени. Младшие инквизиторы — всего лишь — искатели правды.
Но зато вождей и отцов народа у нас не было. Это Сталин украл у других секретных организаций.
— голос магистра показался мне вороньим граем.
Что он этим хотел сказать? При чем здесь Блок? Убить меня могли десятки раз. Незачем было везти чуть ли не через весь город, чтобы потом напыщенно передо мной картавить.
Я молчал, не поднимался. Колено начинало затекать. В груди снова шевельнулось инородное тело. Мне даже показалось, что существо, сидевшее во мне, знает эти стихи.
Условный пароль? Серый кардинал догадывается о том, что произошло у меня в квартире? Или это все психологические шуточки?
— Встань, инквизитор. — Павел Александрович щелкнул пальцами. Это прозвучало как выстрел.
Я поднялся.
— Значит, выбрали тебя, ну-ну. Московская перелетная птичка.
Я молчал. Я был окончательно сбит с толку.
Будет трибунал или нет? Ведь свою невиновность мне уже не доказать! Неуставное зондирование мозга с моей стороны было. Никого не волнует, как именно это произошло. Есть сам факт нарушения. Причем, дважды: поверхностный — в машине, и детальный — на кухне.
А еще имеется труп. Даже если смогут воссоздать точную картину происшествия, то мне от этого будет только хуже. Тогда, точно, костра не избежать.
Чужеродный сгусток энергии, словно почувствовавший, что я о нем думаю, снова зашевелился в районе солнечного сплетения. Знает, где обосноваться, гаденыш! Оттуда его не достать: слишком близко душа и сердце.
— А объясни-ка мне, воин правды, почему твой устранитель не стер память Кости и даже просто не записал ее на любой магнитный носитель? И отчего это за три часа до происшествия из твоей личной базы данных исчезли все документы, связанные с неудачей твоего любимчика Игоря?
Вот значит как: подслушиваем и подглядываем. Доверяй, но проверяй. Наши ряды должны быть чисты! Что ж, я всегда это знал.
— Вы же знаете все ответы, Павел Александрович.
— Конечно. — магистр демонстративно крутанул в руках хрустальный шар. — И даже предвижу будущее, как цыгане. Поэтому мы здесь. Здесь, а не в Москве.
От нехорошего предчувствия у меня засосало под ложечкой:
— В стране переворот? Что-то с матерью, с Аллой?
— Инквизитор! — покачал головой магистр. — Где ваше горячее сердце и холодный разум?
Я потупился:
— Мне предъявлено обвинение в убийстве. Чего вы от меня добиваетесь? Отказной? Выхода на пенсию по состоянию здоровья? Чего?
— Не кипятитесь, инквизитор. Пока еще инквизитор. — Павел Александрович встал и прищурился. — Похоже, мы сделали правильный выбор.
В дверь постучали.
— Входи! — это прозвучало как зов палача.
Я расправил плечи: смерть — это не конец, это этап пути. Меня так просто не сломить и не запугать.
Но вошел вовсе не боевик, а уполномоченный гофмейстера по незаконному использованию и злоупотреблению эгрегориальной пси-энергии. Я поднял глаза и заворожено уставился на Даниила Ивановича. В руках у него был обычный магнитофон со встроенным радио и проигрывателем MP-3 дисков.
4
Стихи Александра Блока.