Демократия — это лицемерие, фарс, поддерживаемый не силой духа, но лишь новейшими технологическими разработками. Военная тактика США всегда была трусливой: они могут бомбить врага на расстоянии, а почему?
То, что на территории Америки не было настоящих войн — это не отговорка.
Но мы точно не знаем, что случается с убитыми в реальности литературными героями… А ведь в рукопашной отсидеться за компьютером не получится.
И самое смешное, что случись сейчас военное вторжение инопланетян, которым не страшны ни радиация, ни психотропные волны, Америка падет за считанные часы.
А вот на территории бывшего Советского Союза война против оккупантов растянется на годы. Причем каждая кавказская республика объявит врагам джихад до последнего жителя, Украина приватизирует все топливо из их космических кораблей, но скажет, что отправило его по трубам в Польшу. А уж по России, в поисках Москвы, инопланетяне, ведомые новыми Иванами Сусаниными, идти будут не один год.
В России застряли и Наполеон, и Гитлер. Увязнут и инопланетяне. И книжные герои у нас не сложат ручки, не станут противопоставлять себя людям живым, а выступят с ними единым фронтом. Мы даже никогда не узнаем о существовании среди нас тех, иных, вызванных к жизни прямо со страниц книг…
Вот это меня расколбалсило!
Но, вдруг я прав?
Я протянул руку к будильнику.
Боль усилилась, она сломила меня пополам.
Похоже, я на верном пути.
Не факт, что расклад моих мыслей правилен, но, возможно, при обыгрывании разных его элементов я могу наткнуться на что-то такое, что поможет мне понять истинные механизмы управления миром. И тогда я стану опасен для этой пещеры.
Я снова протянул руку к будильнику, я взял его, и меня пронзила боль, похожая на электрический удар. Я упал на пол. Будильник рухнул рядом.
Через пару секунд я смог подняться. Будильник не разбился. С ним произошло нечто более скверное. От него поднималась вонючая струйка желтого дыма.
Черные боги боятся меня, вернее моих мыслей! Значит, это — мое единственное оружие в этом мире.
Книжные, вымышленные герои. Как они могут быть среди нас?
А как я сам очутился здесь?
Определенно, в моем безумии есть зерно здравого смысла!
Книжных персонажей помещают сначала в похожие условия, так же, как и меня. Постепенно они привыкают к жизни и потом выходят в нашу реальность, чтобы править все те недочеты, которые совершаем мы, временные демиурги, сочиняя романы в этой волшебной пещере, моделирующей нам идеальные условия для творчества.
Из будильника повалила гарь. Вот откуда бы ей взяться в реальном мире, где правят законы физики?
Я схватил будильник и вышвырнул его в открытую форточку. И, надо сказать, вовремя. За стеклом, прямо в полете, часы разорвало на части. Бабахнуло так, что заложило уши.
Из всего этого напрашивался только один вывод: проснуться во время работы мне не дадут…
В доме стали распахиваться окна. Соседи начали гомонить, уточняя друг у друга, что это так рвануло и где.
Я слышал эти голоса и понимал, что долго так продолжаться не может! Необходимо найти выход из этого абсурда!
Но мысли упрямо возвращались к собственной космогонии. Мозг словно не желал реагировать на то, чему не было объяснения. Вместо того, чтобы выйти к гомонящим людям и убедиться в том, что они — фантомы, я продолжал упорно думать о фантастическом пути спасения…
Если книжный герой может жить среди людей, то можно поменяться местами со своим героем, а потом удрать из романа!
Смешно. Нужно заодно устроить восстание, свергнуть местных богов и возглавить новый мир.
Хотя, возвращаясь к идее об оживших героях, где гарантия, что настоящие серийные маньяки, вроде Щекотило, на самом деле не появились в нашем мире именно через разыгравшуюся фантазию читателей и литературоведов?
Кто знает, как именно и когда обычный мальчик в Австрии обернулся нацистским идеологом и создателем Третьего Рейха?
Почему коммунисты так боялись творчества Достоевского? Пламенные революционеры-большевики вели себя так, будто они, в самом деле, сошли со страниц «Бесов», и очень не хотели, чтобы общество об этом догадалось.
И это не единичный случай.
К примеру, всем известен и другой факт: сначала пишется книга о том, как затонул корабль «Титан», а потом настоящий «Титаник» идет ко дну.
Почему сначала все выдумывается, и только потом — воплощается в жизнь, а не наоборот?
Гитлер написал «Майн Камф», сидя в тюрьме, и потом начался стремительный взлет его карьеры. Он сначала задал параметры игры, впустил в себя лирического героя из собственной книги, стал с ним единым целым — и вместе они начали покорение мира.
Главная ошибка Гитлера была вовсе не в выборе псевдонима, не в том, что он сросся со своим новым именем и титулом, а в том, что этой книгой он задал параметры и «цветочной» войны, и кровавого триумфального шествия по Европе, и даже падения от советского красного деспота. Назови он свою работу не «Моя борьба», а «Моя победа», боюсь, все было бы по-другому…
Голоса за окном стали стихать. Окна соседей захлопываться.
Головная боль достигла апогея.
Я понял, что нахожусь в двух шагах от истины, но кто-то не даст мне сделать эти шаги, и я так никогда и не узнаю всей правды.
Признание, успех, слава, почет — это все приходит в обмен на жертвоприношения. Но вот какие они: реальные или виртуальные; убийства или отказ от чего-то дорогого, например, от любви? Это — для меня все еще скрывалось за темной вуалью. Если поднапрячься, можно и догадаться.
Но чем больше я думал, тем сильнее разрасталась боль, и желание выскользнуть из этого круга мыслей.
Возникла непреодолимая тяга броситься следом за будильником.
Я даже представил себе, как упаду на асфальт, как треснет моя голова, как выплеснутся наружу больные мозги…
И вот что странно: я не испытал ни ужаса, ни отвращения.
Более того, я вдруг понял, что смерть принесет освобождение не только от нарастающей боли, но и от всего этого безумия, внутрь которого я провалился.
Это ведь все — не настоящее. И квартира, и город, и даже мысли — это просто декорации, а я актер, возомнивший, что могу играть не по сценарию, а по наитию, повинуясь вдохновению. Нужно остановиться, пока не поздно!
Я не книжный герой, я живой! Я — настоящий!
Меня начало лихорадить.
Я сделал шаг к окну.
Кто управляет мной? Если я сейчас разобьюсь, кому-то станет легче? А что если, предчувствуя приближение к смертоносным тайнам, я напишу нечто настолько гениальное, что само по себе не потребует вмещения в текст части души писателя, что тогда?
Ответа не было. Я ведь разговаривал сам с собой.
Или со своей шизофренией, что, в общем-то, одно и то же.
Боль ударила десятками плетей, в глазах потемнело.
Я повис на раме, которая, повинуясь весу моего обмякшего тела, просто глубже распахнулась внутрь комнаты. Я отшатнулся, но устоял на ногах.
В лицо мне ударил холодный ветер. Мысли исчезли. Я почувствовал облегчение.
Век бы так стоять!
Порыв воздуха иссяк, и головная боль поразила меня с новой силой.
— Ну, все! Хватит! Вы победили! Никуда мне не сбежать и не проснуться. Я допишу эту вашу чертову книгу, слышите! Отпустите меня! — закричал я в окно. — Эй, вы там, Мефистофели, нимфы и музы! Эльфы зубопротезные, я уже иду к месту каторги. Иду! Не насылайте больше ничего!
И сразу стало легче.
А потом я грузно осел на пол.
Удивительно, но я был мокрым от пота. Капли дрожали у меня на лбу, рубашка и штаны липли к телу. И зачем я только душ принимал? Но боли больше не было — она исчезла так же внезапно, как и появилась.
Я поднялся и доплелся до ноутбука.
Наверное, такими же опустошенными и обманутыми чувствуют себя и настоящие стигматы, когда кровоточащие раны внезапно затягиваются, в тот миг, когда они понимают, что ничего божественного внутри них нет, и что им удалось прикоснуться вовсе не к благодати, а к проклятию.