Как бы то ни было, овладение Иерусалимом наряду с новой организацией войска представляло собой еще одно революционное новаторство. Давид завоевал город, который нельзя было отнести ни к одному из племен израильтян. Он находился как раз на границе между южными иудеями и северными израильтянами. Но прежде всего Иерусалим стал городом не в силу какого бы то ни было решения племен, а за счет деятельной натуры царя и преданных ему людей. Тем самым Иерусалим с самого начала был царским городом, в котором израильские племена с их жизненными устоями не могли развернуться в полной мере. Значение этого нельзя недооценивать. Вместо слабого племенного союза выступало царство, создавшее себе столицу, из которой Северный Израиль и Южная Иудея управлялись царем.
Из Иерусалима Давид окончательно отвел угрозу филистимлян, идущую от побережных районов. Отсюда он поработил аммонитян и моавитян в восточной Иордании и идумеян, располагавшихся на границе с южными землями. После этого он успешно ходил против Хадад-Эзера, царя Зобы, действовавшего на юго-востоке, и против царя Дамасского. Войны были вероломными, результат однозначный: при Давиде Израиль стал внушающей уважение крупной державой, владеющей самыми обширными землями как никогда больше в истории.
В семье Давиду, напротив, не везло. В повествовании о наследовании трона (2 Царств 11; 1 Царств 2) излагается трагическая семейная ситуация, история о жажде жизни и ослеплении властью. Старший сын Давида, по имени Амнон, обесчестил сводную сестру Фамарь, красавицу, которую прогнал спустя короткое время: «И услышал царь Давид обо всем этом, и сильно разгневался, [но не опечалил духа Амнона, сына своего, ибо любил его, потому что он был первенец его]» (2 Царств 13.21).
Авессалом, второй сын Давида, чувствует себя призванным отомстить за позор сестры. Он убил Амнона и бежал.
Теперь от Давида зависело, распространит ли он закон кровной мести на Авессалома. Но сердцем Давид был привязан к юноше, несмотря на его проступок, до такой степени, что спустя годы они помирились. Странная слабость к своим неудачным сыновьям характеризует Давида. Поэтому он просит предупредить Авессалома, когда тот начинает готовиться к мятежу. Авессалом заводит себе колесницы, набирает 50 скороходов и ведет себя на глазах у Давида как судья Востока. Он показывал себя тем, что стоял по утрам у ворот Иерусалима и искал правды, но при этом говорил о царе, что тот не спешит выслушать тех, кто шел к нему на суд. Он налаживал тайные связи с израильскими племенами, раздувая старую неприязнь к царскому двору: «Так вкрадывался Авессалом в сердце израильтян», — коротко и выразительно (2 Царств 15.6). Давид безучастно наблюдает за этим.
Потом начался открытый мятеж. Давид вынужден покинуть Иерусалим, а Авессалом занимает его место. У всех на виду он идет в гарем Давида и насилует наложниц, чтобы подтвердить право на царскую власть. Известно, что тот человек, который берет себе гарем царя-предшественника, сам становится царем. Однако ситуация меняется, когда Давид использует свой однажды обретенный опыт с наемниками. Но этим он скорее демонстрирует отцовскую слабость к Авессалому, которого хотел бы пощадить, несмотря на ужасное предательство. Иоав не выполняет наказа Давида и убивает Авессалома, когда тот, убегая на муле и запутавшись своими длинными волосами в ветвях дерева, повисает на нем. Давид, кажется, сражен гибелью сына: «И смутился царь, и пошел в горницу над воротами, и плакал, и когда шел, говорил так: сын мой, Авессалом! сын мой, сын мой Авессалом! О, кто дал бы мне умереть вместо тебя, Авессалом, сын мой, сын мой!» (2 Царств 18.33).
Никогда царь Давид не оправится от этого удара. Отзвук семейной трагедии омрачает последние годы царя.
Все мало, сколько ни скажи о царе Давиде, деяния которого неоспоримы — объединение израильских племен в единое государство, создание центрального правления и новой организации войск, возвышение Иерусалима до царской столицы. Давид — это личность, объединившая в себе две формы: кочевой образ жизни, так сказать, партизанский, и восточную городскую и царскую культуру, которая появляется в Иерусалиме. Но, кроме этого, фигура неоднозначная, имеющая и сильные и слабые стороны: сильный царь и слабый отец, жестокий воин, который распорядился производить обрезание у врагов, и великодушный победитель, пощадивший царя Саула в пустыне под Ен-Гадди.
Как появляется на сцене Соломон, какое место он занимает в трагедии семьи, как строятся его отношения с отцом? Ответ, вероятно, разочарует читателя: о Соломоне мы не узнаем почти ничего, он для нас чистый лист. Ничего не сообщается о его кровосмесительных отношениях, как у его брата Амнона, в нем нет мятежно-бунтарского, как у его брата Авессалома, ни каких юношеских геройских поступков, и уж вовсе ничего не говорится о военных делах — не то, что его отец Давид. Мы не знаем, как Соломон выглядел. О Давиде известно, что он был красив, смугл и носил бороду; Авессалом знаменит красивыми длинными волосами, а об Амноне мы знаем, что из-за запретной страсти к сводной сестре он чах изо дня в день. О Соломоне же — ничего подобного!
Соломон не дал впутать себя в трагедию своей семьи. И все же с самого начала существует скрытая связь как раз с той трагедией, что разворачивается вокруг него. Таким образом, мы приходим к Вирсавии, матери Соломона, с которой и началась трагедия царской семьи Давида.
Вирсавия появляется, когда Израиль был втянут в войну с аммонитянами. Царь Давид поручает своему испытанному военачальнику Иоаву идти походом на Равву в Иордании, а сам остается в Иерусалиме. Однажды вечером он прогуливается на кровле царского дома, что было в духе восточных традиций. Тут он видит купающуюся женщину с красивой фигурой. Он посылает разведать и узнает, что это Вирсавия, жена Урии, который служит в войске Давида. Это не мешает Давиду пригласить Вирсавию в царский дом: «И она пришла к нему, и он спал с нею» (2 Царств 11.4).
Вирсавия забеременела, последствия дурного поступка Давида приняли угрожающий характер. Урию приглашают в царский дом, заваливают подарками и отправляют к жене. Давид, надо думать, хотел скрыть свое участие в беременности Вирсавии. Однако Урия не спит с женой, а остается с солдатами, верный древневосточному обычаю воздерживаться от близости с женщиной во время военного похода. Из-за этого над прелюбодеем Давидом сгущаются все более темные тучи: Урия, иностранец, чтит своим воздержанием военное выступление, военачальник же высшего ранга давно распрощался со старой израильской традицией.
План Давида навязать Урии вызванную им беременность не удается. Нужен новый план. Давид пишет письмо военачальнику Иоаву, в котором он приказывает отправить Урию на небеса.
Урия воюет под городом Раввой, погибает в результате преступного заговора, и это выдается за судьбу воина. Когда Вирсавия слышит о смерти мужа, то она устраивает плач по погибшему. Потом Давид делает ее женой.
Последние события не представляют ничего само собой разумеющегося и нуждаются в пояснении. Ведь и факт нарушения супружеской верности и связанное с ним преступление Давида невозможно скрыть. Придворный пророк Нафан, который в знаменитом предсказании обещал дому Давидову «вечное царствие», выступает уже как пророк беды, бичует злодеяния Давида и объявляет о наказании. Оно страшно. Ни Давид, ни Вирсавия не несут наказания, зато сын, рожденный от этой преступной связи, вскоре умирает: «И поразил Господь дитя».
Конечно, Давид пытается отвести беду; он постится, спит на земле, но когда узнает, что ребенок умер, то встает, омывается, натирается маслами: «пошел к Вирсавии и утешил ее, и зачала она». Спустя девять месяцев Вирсавия разрешилась Соломоном.