Выйдя утром на лоджию, студент-историк Юра Самохин ещё не знал, что через пятнадцать минут получит чёрную метку, поэтому настроение у него было прекрасное. Он вдохнул холодный воздух, запрокинул голову и подумал, что синоптики не обманули с прогнозом. Погода стояла ясная и сухая - антициклон сторожил округу как пёс, отгоняя тучи.

Жизнь текла своим чередом - краснели клёны в лучах осеннего солнца, соседка-пенсионерка вывела на прогулку рыжего сенбернара, а в небо карабкался орбитальный челнок, стартовавший с космодрома в Плакучей Балке.

Окинув хозяйским взглядом всё это благолепие, студент вернулся на кухню и открыл холодильник. Возиться с приготовлением завтрака было лень, и Юра ограничился тем, что положил на хлеб ломоть ветчины толщиной в мизинец. Ветчина, впрочем, была вкуснейшая, с колхозного рынка.

Продолжая жевать, он включил настенный телеэкран и некоторое время следил, как две фигуры в скафандрах ковыряют азотный лёд на Тритоне. Потом кадр сменился, и дикторша сообщила: 'Если смотреть из космоса, южная полярная шапка радует глаз сочетанием необычных оттенков - лимонного, розового и белого'. Тут она, пожалуй, несколько приукрасила - объект на снимке больше напоминал заплесневелую ржаную краюху.

Самохин достал фаянсовую кружку со стилизованным спутником ПС-1 на боку (шестьдесят лет со дня запуска исполнилось в этом месяце, и сувениры были теперь повсюду, разве что не росли на деревьях). Насыпал ложку растворимого кофе, бросил пять кусков рафинада, залил кипятком и снова взялся за телепульт.

На соседнем канале вещала региональная студия - вдохновенно подводились итоги сбора винограда в Прикумье. Товарищ в кадре заверил, что урожай столовых сортов в этом году высок, а лозы устойчивы к филлоксере. Юра заподозрил подвох, но отвернуться вовремя не успел - филлоксеру, которая оказалась насекомым-вредителем, предъявили обществу крупным планом, со всеми её усиками и ножками.

Юра подумал, что журналисты на советском ТВ обладают особым даром. Любой, даже самый выигрышный сюжет (взять хотя бы тот же Тритон) в их исполнении превращается в феерическую нудятину. Хотя, может, в этом есть некий глубинный смысл: зритель неизбежно приходит к выводу, что сидеть часами перед экраном - занятие абсолютно бесперспективное. Гораздо полезнее во всех смыслах - выйти на воздух и посмотреть, что тебя окружает в реальном мире.

Выключив телевизор, Юра прихватил кружку с кофе и снова шагнул на лоджию.

Дом приткнулся на самом краю посёлка. За вереницей клёнов виднелось поле, распаханное под яровые. Левее, за железной дорогой, выпирала из земли Змей-гора - до неё было несколько километров, и с этого расстояния она казалась бледно-лиловой. Восточный склон был зверски обглодан - раньше там добывали камень. Жалостливое солнце оглаживало гору лучами.

Самохин хотел отхлебнуть из кружки, но не успел.

Краски вокруг набухли и потемнели, как в стильном видеоклипе, тени стали рельефными и густыми, звуки исчезли - остался лишь тонкий противный писк, похожий на комариный. Голова закружилась, сбилось дыхание.

Перепугавшись, Юра поставил кружку на табуретку. Вцепился в перила.

Писк становился громче.

Левую руку дёрнуло, как от удара током.

И накатила боль - ошпарила, вгрызлась, продрала до костей, ввинтилась в ладонь раскалённым штопором. Будто руку сунули в чан с кипящей смолой или в жаровню с тлеющими угольями.

Шипя ругательства, он отчаянно потряс кистью - жгло нестерпимо. На ладони проступал знак, похожий на выжженное клеймо: окружность диаметром с юбилейный железный рубль, перечёркнутая крест-накрест. Багровый ожог дымился, воняя горелым мясом. От этой вони сознание окончательно помутилось, и Юра с облегчением покинул реальность, данную ему в ощущениях.

Придя в себя, он обнаружил, что стоит на коленях. Боль из руки ушла, оставив только слабое зудящее эхо, клеймо тоже почти исчезло - разве что, если очень тщательно присмотреться, можно было различить несколько тончайших рубцов, которые складывались в рисунок.

Да, окружность и крест, почти как череп со скрещёнными костями. Правда, в отличие от пиратского флага, кости - не снизу, под черепушкой, а прямо поперёк морды, но всё равно чем-то похоже на 'весёлого Роджера'.

Вспомнилось: 'Осмелев, пират поспешно подошёл к Сильверу и, сунув ему что-то в руку, чуть ли не бегом вернулся к своим'. В школе зачитывался когда-то. И цитата подходящая, в тему - Юре вот тоже что-то 'сунули в руку'. Если это чёрная метка, то осталось перетереть с одноногим коком и найти закопанные дублоны...

Поймав себя на этой мысли, он осознал абсурд ситуации. В самом деле, что может быть нелепее? Пережив пугающий и непонятный припадок, он сидит на полу и мысленно ворошит обрывки из внеклассного чтения.

Юра поднялся на ноги, и это движение выдернуло его из кошмара, вернув в простой и понятный мир. Бредовые картинки с каждой секундой теряли чёткость и растворялись в памяти, как рафинад в воде. Теперь он даже не поручился бы, что всё произошло наяву, а не во сне, ещё до звонка будильника.

Браслет-коммуникатор на запястье показывал, что Юра пробыл на лоджии от силы пару минут. Даже кофе ещё не совсем остыл. Допив его, знаток пиратских реалий снял с вешалки кожаную короткую куртку - пора было выходить, чтобы успеть в университет на первую пару.

- Здравствуйте, Раиса Петровна.

- Здравствуй, Юра, - соседка-собачница, с которой он столкнулся на лестнице, приветливо улыбнулась. - Опять на занятия?

- Ага, понедельник же.

- Как там дома? Нормально? Дед возвращаться не собирается?

- Не, он разве что ближе к лету. Пояс Койпера - туда дорога месяц в один конец, плюс ещё там полгода работы. А они в сентябре только стартовали. Помните?

- Помню, помню, не совсем ещё старая. Так, спросила на всякий случай. Думала, может, какие новости от него.

- Всё нормально. Привет вам передавал, - соврал Юра. Вернее, не то чтобы совсем уж соврал - просто истолковал последнюю депешу от деда несколько расширительно. Тот, завершая сеанс, сказал: 'Пока, привет всем'. А в данную категорию, по законам формальной логики, входила и Раиса Петровна.

- Спасибо! И ты ему тоже передавай!

- Обязательно! До свидания!

Выскочив из подъезда, он снова посмотрел на часы. Времени ещё было достаточно - при условии, конечно, что по дороге не встретится очередная соседка. Опасливо озираясь, Юра свернул налево и зашагал к железнодорожной станции. Багряные листья ложились под ноги, как лоскуты знамён. Осень капитулировала без боя.

Посёлок был новый и довольно уютный. Дома, в большинстве своём, трёхэтажные, каждый на десяток квартир - типовая, но не уродливая застройка, без всяких дурацких башенок и прочих закосов под старину. Огромные окна, лоджии, тарелки антенн на крышах.

Станция, правда, выглядела заметно скромнее. Два длинных асфальтированных перрона с чугунными свечками фонарей, а рядом - приземистая постройка столетней давности с покатой крышей и желтушными стенами. Оставалось только гадать, по каким критериям её умудрились причислить к архитектурным памятникам и уберечь от сноса.

На перроне было немноголюдно. Те, кто ехал на работу или учёбу, предпочитали воздушный транспорт, благо маршрутки-аэрокары курсировали бесперебойно - одна, похожая на серебристую черепаху, как раз уносилась в сторону Медноярска.

Физический принцип, позволяющий железякам летать без крыльев, имел официальное, строго выверенное название, которое занимало три строчки. Дубы-гуманитарии вроде Юры понимали в этой формулировке только предлоги, поэтому называли конструкцию 'антигравом', вызывая зубовный скрежет у технарей.

Полёт от посёлка до города занимал две минуты. Буквально - взлетел и сел. Но именно эта скорость и раздражала Юру - ему хотелось растянуть путешествие хотя бы на четверть часа, поэтому каждое утро в будни он приходил к железной дороге. Рельсовые пути до сих пор использовались, в отличие от автомобильных. Когда дешёвый 'антиграв' пошёл в серию, бензиновый транспорт продержался ещё лет десять, но потом благополучно издох.