Но неверная установка на смирение может увести далеко от Христа. Ибо люди с низкой самооценкой, не верующие в заботливую и всепрощающую любовь Небесного Отца, и сами несчастны, и других полюбить не способны. Их религиозность носит глубоко невротический характер. Она — искусственная постройка, не затрагивающая сердцевину жизни, отсюда тоталитаризм в отношениях с людьми и страх перед свободой и творчеством.

Кто считает, что свободы может быть слишком много, не заинтересован в реализации этого божественного дара. Но религия, культивирующая ненависть к свободе, не может быть связана с Богом Любви.

Отец Александр понимал путь спасения как постоянное, в течение всей жизни, возрастание человека к своему первообразу, к соединению с Христом. «Здесь и теперь» — любимые слова батюшки, когда он говорил о спасении, относятся к Преображению человека в этой жизни силой Святого Духа. (Не зря икона Преображения была центральной в семейном иконостасе отца Александра).

На лекциях и в беседах батюшку часто спрашивали о посмертном существовании. И отец Александр вынужден был досконально разобраться в этом вопросе. Ему случалось общаться с людьми, вернувшимися к жизни после клинической смерти, и его пастырская практика подтверждала известные исследования Р. Моуди (книга «Жизнь после смерти»).

Батюшка не сомневался, что спасение, которое начинается здесь, в этом мире, по ту сторону жизни будет развиваться далее, но размышления о потустороннем существовании души не имели для него глубокого смысла. «Что будет потом, — говорил он, — узнаем потом». А главное — что даёт нам наша вера сейчас.

Если бы знание о бессмертии души было существенно для правильных отношений с Богом, оно было бы открыто иудеям в Ветхом Завете. Но Бог определённо считает, что эта информация не влияет и не должна влиять на веру Его избранников. Всё, что нужно для жизни с Богом, есть в Библии; вещей, не нужных для веры, там нет. Библейские писатели были максималистами. Они хотели дружить с Богом, быть Его представителями на земле, иметь с Ним здесь постоянный контакт.

Конечно, подлинная библейская вера в Небесного Отца предполагает, что Он и в иной жизни приготовил для нас что‑то прекрасное. Но мы должны уже сегодня найти наилучший способ отблагодарить своего Творца за дар рождения, уже теперь начать приближение к полноте образа Божия в человеке.

Жизнь создана для этого, а не для деградации и разрушения. Они пока ещё царствуют в мире, но христиане призваны победить их. Поэтому и для пророков было не так уж важно, что ждёт их «на небе». Их интересовала не награда, даруемая после смерти, а спасение и сила духовная, которые можно получить «здесь и теперь».

Батюшка отмечал: «Слово Божие преисполняло пророков удвоенной силой и энергией». Эту черту восприняли от них многие мистики и святые. Ибо каждый человек способен по замыслу Божьему на сверхчудесную жизнь. Эта жизнь — преображённая, новая, любящая, сверхъестественная, которая будет потом развиваться, — обещана нам Евангелием уже в этом мире.

«Если физический путь человеческой жизни, — говорил отец Александр, — это резкий подъем к 25 годам, а потом неуклонно вниз, то диаграмма христианской жизни — это постоянное восхождение, возрастание, так, чтобы к старости, когда силы телесные и душевные будут угасать, увеличивался объем мудрости, познания и любви».

С ним самим происходило именно так, он говорил это на основании своего личного опыта. Чем больше он приближался к Господу, неся свой крест, с тем большей силой и энергией он действовал и работал. Годы и перегрузки были ему не помехой. В нём было очевидно возрастание Духа; его сила и энергия били через край, причём, на склоне лет больше, чем в молодости.

Батюшку хватало на всех и на все. Если столпники стояли на камнях, а про Марию Египетскую говорили, что она ходила по водам, то сила Преображения, которая жила в отце Александре, позволяла ему работать за десятерых молодых людей. Он мог с полным правом сказать, что христианский путь это не путь расточения, а путь собирания. Обыкновенная жизнь — это «шагреневая кожа» Бальзака. А духовная жизнь — это прорастание в вечность.

Его собственный опыт убеждал, что такая духовность не может исчезнуть в никуда. У него было внутреннее свидетельство бессмертия… Душа, в которой живёт Господь, чувствует, что не может угаснуть, что она вечна.

Отец Александр хотел, чтобы мы не потусторонним миром интересовались, а устроили свою сегодняшнюю жизнь так, чтобы Христос смог войти в неё и преобразить. Батюшка говорил, что «Господь рядом, а далеки мы. Он стоит у дверей и стучит, нам же надо только отворить дверь своей души».

Это то, что нужно делать срочно, ради чего нельзя терять ни минуты напрасно. Пока этого не произошло, вся жизнь — только подготовка к главному, такая жизнь ещё не состоялась. Видение всяких аур, астральных планов, посмертных встреч ничего к этому не прибавляет; напротив, уводит некрепких в вере в сторону.

О возможности познания духовных миров батюшка говорил: «Человек сейчас этого не может узнать, потому что он сейчас ещё недостаточно силён, но через 5–6 тыс. лет (вероятно, не раньше) он станет достаточно силён духовно, чтобы их познавать».

Отец Александр мог говорить это с полным правом, ибо на собственном опыте познал реальность светлых и тёмных сил, существование трансцендентного бытия. Но ему всегда «было чуждо оккультное любопытство» [102]. И хотя он был вынужден много читать на эту тему (ибо поток вопрошающих об оккультном никогда не иссякал), сам он относился к такому любопытству как к чему‑то неблагородному и суетному, уводящему от пути спасения. Батюшка считал, что настоящая вера, чувство живого Христа должны вытеснять из души этот «интерес».

Конечно, спасение как процесс приобщения к божественной жизни одинаковым для всех быть не может. Каждый человек приобщается к Богу в своей мере, и каждый народ и каждая цивилизация имеют какую‑то свою меру спасения. Ведут же народы к духовному возрождению пророки и святые, причём самые великие из них посылаются людям в годы наиболее тяжких падений.

На фоне их святости лучше видно духовное обнищание общества. Так, по контрасту с преп. Серафимом Саровским, св. Иоанном Кронштадтским и Оптинскими старцами ужасным кажется духовное состояние России в XIX веке. Мы привыкли смотреть на появление святых как на торжество Церкви, но это торжество Божеское, а не человеческое.

Путь к спасению, который показал своим современникам отец Александр, — это путь к святости. О ней мы судим не по человеческим выдумкам и преданиям, а по Евангелию; не по каким‑то аскетическим подвигам, а по плодам христианской жизни.

Представления о святости накладывают отпечаток на все дела христианина. Чтобы правильно выбирать путь жизни, человеку дан разум. Но люди часто отказываются от интеллектуальных усилий, апеллируя к ложно понимаемому смирению. Однако «сон разума рождает чудовищ». Именно работа разума, формируя правильную позицию восприятия, позволяет человеку не обольщаться своими возможностями.

Батюшка полагал, что настоящее смирение — это когда по–настоящему знают себе цену. Когда не эмоции, а здравый смысл руководит поступками. Еще Иоанн Златоуст говорил, что ложно понятым смиренным поведением можно кичиться и превозноситься: «Никогда не превозносись своим смирением. Может быть, вам кажутся смешными слова мои, что смирение превозносится, но не удивляйтесь: оно превозносится, когда бывает неискренним. Как и каким образом? Когда оно бывает для того, чтобы показаться пред людьми, а не перед Богом, когда оно имеет в виду своё прославление и тщеславие; ибо тогда оно — дело дьявола. Как многие тщеславятся тем, что они не тщеславны, так превозносятся и смирением по высокомерию» [103].