— Нет, маловат.
— Давай теперь я буду копать, — предлагаю я.
Дина вылезает из ямы и ложится рядом на спину.
Я занимаю ее место и принимаюсь за работу. Почти сразу натыкаюсь на какой-то предмет и вытаскиваю компьютер. Мы вдвоем поднимаем его и кидаем в кучу.
— Туда уже можно залезть, — говорю я и сажусь на край ямы, свесив ноги. Соскальзываю вниз. Яма расширилась настолько, что мне есть где развернуться. Я устраиваюсь поудобнее, беру банку и продолжаю рыть.
— Чего тут только нет, — говорю я и вытаскиваю кипятильник.
Сначала работа идет легко. Но вскоре мне попадается крупный кусок чего-то напоминающего огромный пакет. Какое-то время я с ним сражаюсь, и, насквозь промокнув от пота, достаю.
— Клеенка, — говорю я и протягиваю Дине один конец.
— Хорошо бы найти лопату, — говорит она и вытаскивает клеенчатую скатерть.
— Или консервную банку побольше, — бормочу я, продолжая копать. Там, где только что лежала скатерть, я замечаю еще один мягкий предмет. Извлекаю его из песка и сначала никак не могу понять, что это такое.
— Тряпка какая-то, — говорю я и бросаю ее на край ямы.
— Это же тряпичная кукла, — слышу я голос Дины.
Я прерываю работу, даю рукам отдохнуть и вылезаю из ямы.
— Кукла?
— Да, посмотри, — говорит Дина и отряхивает находку от песка.
Я смотрю на грязную, видавшую виды тряпичную куклу и вдруг начинаю плакать. Слезы брызжут сами собой.
Я сижу в комнате и играю с Кларой-Беллой, своей самой любимой куклой. Но Клара-Белла плохо себя вела, поэтому должна рано лечь спать. Я снимаю с нее курточку и юбку, решительно шлепаю по попе и укладываю в кукольную кроватку.
— Полежишь здесь и подумаешь, зачем ты расстроила маму, — строго говорю я.
Залезаю на свою кровать, где, свернувшись калачиком, дремлет Пуфф.
— Нам пора погулять, — говорю я коту. — Но сначала нужно одеться, понимаешь?
Пуфф смотрит на меня недоверчиво. Я натягиваю на него кукольную курточку и юбку, хватаю в охапку и, покачиваясь, тащу к кукольной коляске.
— Будешь лежать здесь, а я тебя покатаю.
Я накрываю кота одеялом. Пуфф протестует и пытается смыться.
— Нет, нет, нет! — строго говорю я.
Кот успокаивается и смотрит на меня вопросительно.
Я выхожу с коляской из комнаты, иду через гостиную, спускаюсь с веранды. Дальше — по дорожке через сад. Перехожу дорогу, машины тормозят, пропуская меня. Направляюсь прочь из города.
Я вышагиваю по тротуару и везу перед собой коляску. Горжусь собой: вот какая я большая, почти взрослая. Большие желтые цветы провожают меня удивленными взглядами. Шурша колесами по асфальту, мимо пролетают автомобили. Иногда кто-нибудь сбрасывает скорость, и я чувствую, что на меня смотрят. Когда я оказываюсь на приличном расстоянии от города, Пуфф неожиданно выпрыгивает из коляски и, не оборачиваясь, бросается прочь и исчезает из виду.
Я сажусь на обочину и реву, пока рядом со мной не останавливается полицейская машина. Из нее вылезают двое полицейских — мужчина и женщина. Они медленно подходят ко мне. Женщина присаживается рядом на корточки.
— Тебя зовут Юдит, так ведь?
Я киваю и реву еще громче.
— А что ты здесь делаешь? Неужели ты сбежала из дома?
Когда женщина-полицейский это говорит, до меня доходит, что я сделала. Я несколько раз шмыгаю носом, серьезно смотрю на нее и киваю.
СЦЕНА 10. ПОДЗЕМНОЕ ПОМЕЩЕНИЕ.
ДЭВИД, (ГАБРИЭЛЬ).
На экране абсолютная темнота. Слышится капанье воды. Раздается чирканье спички. Дэвид зажигает огарок и держит его, освещая лицо.
ДЭВИД: Вроде показалось.
ГАБРИЭЛЬ (за кадром): Может, это было какое-нибудь животное?
ДЭВИД: Думаешь, крысы пользуются этим ходом?
Камера дергается — это Габриэль пожимает плечами.
ГАБРИЭЛЬ (за кадром): Разве им мало своих ходов?
Дэвид принимается рыться в вещах. Поднимает потертое одеяло.
ДЭВИД: Здесь кто-то спит.
ГАБРИЭЛЬ (за кадром): Или прячется.
Дэвид бросает одеяло обратно в кучу, замирает на месте и прислушивается. Журчание воды слышится гораздо ближе.
ДЭВИД (кивая на угол): Похоже, это оттуда.
Камера кивает и начинает покачиваться. В трепещущем свете мелькает силуэт Дэвида. Иногда камера направляется на авось и показывает шероховатый потолок.
ГАБРИЭЛЬ (за кадром): Ты что-нибудь видишь?
ДЭВИД: Не-а.
Камера по-прежнему покачивается. Слышны шаркающие шаги. Вдруг Габриэль чихает, и камера вздрагивает. Дэвид оборачивается и снова идет вперед. Вскоре он останавливается. Предостерегающе поднимает руку. Капанье воды становится громче.
ДЭВИД: Это там, впереди…
ГАБРИЭЛЬ (за кадром): Что?
ДЭВИД: Вода.
Дэвид снова идет вперед, камера следует за ним, пытаясь заглянуть ему через плечо. Последний отрезок пути Дэвид проползает на четвереньках. Потом исчезает из кадра. Слышен лишь его голос.
ДЭВИД (в отдалении): Ух ты! Да тут подземный ручей!
Когда яма становится достаточно просторной, мы туда забираемся. Вход узкий, но, протиснувшись дальше, попадаешь в пещерку, где можно поместиться вдвоем. Вход мы закрываем скатертью. Через клеенку солнечный свет пробивается как слабая лампочка. Немного тесновато, но уютно, как в гнездышке. Дина ложится, обнимает куклу и почти сразу засыпает. Я же долго не могу уснуть. В тишине слышны слабые звуки, доносящиеся снаружи холма. Что-то позвякивает, шипит и пищит. Словно в горе спит, посапывая, великан. Никогда бы не подумала, что свалка может издавать такие звуки. Нам здорово повезло, что мы нашли укрытие. Здесь жарковато, но терпимо. Вдруг я вспоминаю, что в таких местах — раздолье для крыс, и настроение у меня резко портится.
Дина беспокойно возится во сне. Время от времени она бормочет что-то нечленораздельное. Внезапно она просыпается как от толчка и крепко хватает меня за руку.
— Что это было? — спрашивает она.
— Что?
Дина снова ложится и долгое время молчит.
— Мне плохо, — наконец произносит она.
— Я знаю, — отвечаю я.
— Расскажи что-нибудь.
— Что, например?
— Да что угодно.
Я собираюсь рассказать ей о птичке в бабушкиной корзинке, но у этой истории слишком грустный конец. Я задумываюсь, но в голову ничего не приходит. Тогда я говорю:
— Моя мама — квакер.
Дина прыскает со смеху и смотрит на меня.
— Квакер? Она что, квакает?
Я качаю головой.
— Квакеры — это такое религиозное общество. Но это громко сказано. Вряд ли у них есть своя церковь или священники. Они собираются по воскресеньям на богослужение, но у них никто не проповедует. Вместо этого квакеры просто сидят час в тишине и думают.
— О чем?
— Точно не знаю. Бабушка говорила, что они думают о хорошем. Религия квакеров — это их добрые дела. Нужно помогать другим, заботиться не только о себе. Хотя мне кажется, они давно не называют друг друга квакерами. Бабушка говорила «друзья» или «община друзей». Ты что-нибудь об этом слышала?
Дина качает головой.
— Ты так рассказываешь, словно мы на уроке в школе. Ты имеешь в виду «Зеленый круг»?
Я киваю.
Мы лежим и молчим. В недрах холма ворчит потревоженный хлам. Я думаю о вещах, о которых лучше не думать. О том, что произошло за последнее время. О том, что происходит сейчас, пока мы лежим тут, закопавшись в гору мусора, чтобы солнце нас не прикончило. Возвращается неприятная круговерть мыслей.
— Как ты думаешь, мы вернемся на ферму живыми? — спрашиваю я.
— Само собой, — быстро отвечает Дина.
— Хорошо, — говорю я. — Это я и хотела услышать.
— Возьми, — говорит Дина и протягивает мне тряпичную куклу.
Я прижимаю ее к груди и говорю:
— Теперь тебя зовут Клара-Белла.
СЦЕНА 11. ПОДЗЕМНЫЙ ТУННЕЛЬ. ГРОМКОЕ ЖУРЧАНИЕ ВОДЫ.