Правда, мне все время приходилось бороться с мисс Келлоу. Она возненавидела меня и все время пыталась доказать, что, занимаясь со мной, попусту тратит время. Это продолжалось до тех пор, пока я не нашла способ заставить ее замолчать. Я внимательно к ней присматривалась, потому что уже поняла: если у тебя есть враг, нужно знать о нем как можно больше. А когда придется защищаться от его нападок, следует бить по самым уязвимым местам. У мисс Келлоу была тайна, которую она всячески оберегала. Мысль о том, что она останется незамужней женщиной, была ненавистна ей. Вероятно, она видела в этом некое унижение своей женской природы. Я заметила, как мисс Келлоу вздрагивает при разговоре о «старых девах», и поняла, что она надеется выйти замуж за преподобного Чарльза.

Каждый раз, когда я оставалась с ней в классной комнате, она вела себя презрительно и надменно; она никогда не хвалила меня. Если приходилось что-то объяснять мне, она нетерпеливо вздыхала. Мисс Келлоу мне очень не нравилась. Я бы даже возненавидела ее, если бы не изучила настолько хорошо, чтобы понять: ее положение такое же непрочное, как и мое.

Однажды, когда Меллиора вышла из комнаты, а я начала собирать книги, стопка выскользнула у меня из рук. Мисс Келлоу издала свой обычный неприятный смешок и холодно произнесла:

— С книгами так не обращаются.

— Но я же не нарочно, правда?

— Будь любезна, говори со мной уважительно.

— Это почему?

— Потому что я здесь на особом положении. Я — леди, а ты ею никогда не станешь.

Рассердившись, я бросила книги на стол, потом повернулась к гувернантке и уставилась на нее таким же презрительным взглядом, которым она наградила меня.

— По крайней мере, — сказала я, переходя на диалект и акцент, от которого упорно старалась избавиться, — я не преследую старика в надежде, что он на мне женится.

Мисс Келлоу побледнела.

— Как… ты смеешь! — воскликнула она, но мои слова, как я и ожидала, попали в цель.

— Представьте себе, что смею, — усмехнувшись, заявила я. — Я буду издеваться над вами так же, как вы издеваетесь надо мной. А теперь послушайте, мисс Келлоу. Если вы будете относиться ко мне нормально, то и я буду относиться к вам так же. Я слова плохого о вас не скажу… понятно?

Она не ответила — просто не могла: у нее слишком сильно дрожали губы. Я вышла, понимая, что победила. Впоследствии она старалась помочь мне в учебе и прекратила придираться по любому поводу, как делала это раньше. Когда у меня что-то получалось, она признавала это. Я чувствовала себя Юлием Цезарем, чьи подвиги меня восхищали.

Но больше всех моим успехам радовалась Меллиора. Когда я знала урок лучше ее, она искренне восторгалась, глядя на меня как на растение, которое собственноручно вырастила. Когда я с чем-то не справлялась, она сердилась и упрекала меня. Она казалась мне очень странной девочкой — совсем не таким примитивным созданием, каким я считала ее раньше. Она умела быть настойчивой, как и я, — или почти так же, как я. В жизни она руководствовалась своими понятиями о добре и зле, вероятно заложенными отцом. Она готова была сделать что угодно — как бы рискованно и дерзко это ни было, — если, конечно, верила, что поступает правильно. Она заправляла в доме всем, потому что матери у нее не было, а отец души в ней не чаял. Поэтому, когда Меллиора сказала, что ей нужна компаньонка, личная камеристка, я стала ею. Миссис Йио не уставала повторять, что ни о чем подобном ей еще никогда не доводилось слышать, что здесь просто какой-то сумасшедший дом и что она не знает, чего ждать дальше.

Мне была выделена комната рядом с комнатой Меллиоры, и я проводила с юной хозяйкой большую часть времени. Я чинила и стирала ее одежду, делала с ней уроки, гуляла с ней. Меллиоре очень нравилось учить меня. Так, например, она посадила меня на пони и очень быстро научила ездить верхом, гоняя круг за кругом по лугу.

Мне не приходило в голову, насколько это необычно. Я просто верила, что придумала мечту, которая постепенно становилась реальностью, как и обещала бабушка.

Мы с Меллиорой были примерно одного роста, но я была гораздо худее, и когда она отдавала мне платье, которое не хотела больше носить, мне приходилось лишь слегка ушить его, чтобы подогнать по фигуре. Помню, как я впервые пошла домой в сине-белом льняном платье, белых чулках и черных блестящих туфлях — все это подарила мне Меллиора. В руках я держала корзинку, ибо каждый раз, отправляясь домой, я несла гостинцы. Единственной неприятностью в тот прекрасный день стало замечание миссис Йио. Когда я собирала корзинку, она заявила: «Мисс Меллиора, как и ее отец, последнее готова отдать». Я постаралась не обращать внимания на эти слова, подумав, что это обычное ее ворчание, но они все же темным облачком маячили на ясном небосклоне моих мыслей.

Идя по деревне, я увидела Хетти Пенгастер, дочь фермера. До того дня, когда мне пришлось отправиться на ярмарку в Трелинкет в поисках работы, я завидовала этой девочке. Она была единственной дочерью фермера — правда, у него было еще два сына. Томас работал вместе с отцом, а Рубен, трудившийся в строительной конторе Пенгрантс, был тем юношей, который видел седьмую деву, когда обвалилась стена в Эббасе, и в результате этого еще больше повредился умом. Хетти, любимица всей семьи, была пухленькой, хорошенькой, рано оформившейся. Глядя на нее, старушки покачивали головами и говорили, что Пенгастеру нужно следить, чтобы дочь не принесла в подоле до того, как наденет обручальное кольцо. Я понимала, что они имеют в виду: было что-то особенное в ее походке, косых взглядах, которые Хетти бросала на мужчин, в пухлых, чувственных губах. Свои каштановые волосы она всегда перевязывала лентой, а ее платья были откровенными, с глубоким вырезом. По слухам, ее почти помолвили с Солом Канди, работавшим на шахте Феддера. Это был странный союз: Сол — серьезный мужчина, лет на десять старше Хетти. Такой брак устраивал семью Хетти. Сол — не простой шахтер. Его называли «капитан Сол», и он занимался наймом рабочих. Будучи прирожденным лидером, Сол едва ли подходил Хетти как муж. Возможно, Хетти и сама так считала и просто хотела немного поразвлечься, прежде чем остепениться и стать рассудительной замужней женщиной.

В тот день она начала посмеиваться надо мной.

— Ух ты! Неужто это ты, Керенза Карли, разодетая в пух и прах?

— Я иду проведать свою бабушку, — ответила я тоном, позаимствованным у Меллиоры.

— Вот как, миледи! Осторожнее, не запачкайте ручки, когда общаетесь с такими, как мы.

Уходя, я слышала ее смех — но меня это не обидело. На самом деле мне это даже польстило. И почему я завидовала Хетти Пенгастер? Что значат все эти ленточки в волосах и туфельки по сравнению с умением читать и писать, как леди? Я редко была так счастлива, как в тот день, когда я шла проведывать бабушку. Старушка оказалась одна, и глаза ее гордо блестели, когда она меня поцеловала. Сколько бы я ни училась, я никогда не разлюблю бабушку и не перестану искать ее одобрения.

— Где Джо? — спросила я.

Бабушка торжествовала. Знаю ли я ветеринара, мистера Поллента, у которого хорошая практика по дороге в Молентер? Так вот, он приехал к нам с предложением. Он слышал, что Джо хорошо обращается с животными, а ему как раз нужен такой человек… кто-нибудь, кто будет у него работать. Он выучит его и, возможно, сделает ветеринаром.

— Значит, Джо поехал к мистеру Полленту?

— А ты как думаешь? Такой шанс выпадает раз в жизни.

— Ветеринар… Признаться, я надеялась, что Джо станет врачом.

— Но ветеринар — очень хорошая профессия.

— Это не одно и то же, — с сожалением возразила я.

— Но это отличное начало. Пусть продержится с годик, а потом ему станут платить. Джо счастлив, как ребенок. Он ведь ни о чем, кроме животных, никогда не думал.

— Отличное начало, — задумчиво повторила я вслед за бабушкой.

— И у меня гора с плеч упала, — призналась бабушка. — Теперь, когда вы оба пристроены, я могу быть спокойна.