…Все еще господствуют нелепые обычаи, которые трудно объяснить. От наших нефтяников я услышал однажды жуткую историю. Она произошла на пляже Сэнд-спит, под Карачи. Этот пляж с мягким золотистым песком раскинулся на 8 км вдоль бухты. Сюда можно добраться только на автомашине. Сейчас, с переводом столицы на север, пляж захирел. Заколочены многие коттеджи, и лишь сотрудники иностранных консульств, оставшиеся в Карачи, да некоторые состоятельные семьи приходят сюда.

В тот день, о котором пойдет речь, в коттедж, расположенный рядом с нашим, на двух легковых машинах приехала семья одного карачинского торговца: жена, четыре взрослые дочери, двое парней студенческого возраста и старик-слуга. День был солнечный и, казалось, спокойный. Волны накатывали на берег и уползали, унося с собой песок, мелкую гальку.

Пакистанские женщины в присутствии посторонних купаются, как правило, не снимая верхней одежды. Показывать обнаженное тело считается неприличным. Наши люди видели, как пакистанки прямо в одежде осторожно вошли в воду, начали плескаться, постепенно уходя от берега, а их мужчины спокойно пили чай, наблюдая за ними.

Вдруг с грохотом набежала большая волна и накрыла женщин с головой, перевернула их, а затем стремительно потащила в море. Мужчины заволновались, не не тронулись с места. На помощь бросились наши нефтяники. Вытащив из воды двух женщин, они начали было делать им искусственное дыхание, но подбежал глава семьи и, ругаясь, отогнал их. Прошло минут десять. Утопленницы не приходили в себя. Тогда торговец подогнал автомашину, утопленниц погрузили на сиденье, прикрыв полотенцами. Через некоторое время торговец вернулся со своими сыновьями.

— Я недосчитался еще младшей дочери. Где она?

Они начали искать утопленницу, пригласили рыбаков из соседней деревни, обыскали все вокруг.

— Аллах дал дочерям жизнь, Аллах взял их к себе, — философски сказал торговец и, увидев на глазах ребят слезы, прикрикнул: — Нашли место где плакать! Поехали домой.

Мои коллеги — пакистанские журналисты, которым я рассказал об этом, заметили, что, возможно, это была семья религиозного фанатика. Возможно. Но таких семей немало в стране.

В дни рамазана, поста, продолжающегося в течение месяца, мусульманин не должен ни пить воду, ни принимать пищу от восхода до заката солнца. Правда, Коран разрешает человеку, находящемуся в путешествии или заболевшему, и пить, и есть. Но даже и в этих случаях многие стараются соблюдать пост. Именно в это время на дорогах происходит много аварий. Усталые, голодные шоферы перед заходом солнца мчатся не разбирая дороги, нарушая все правила. Они спешат к ближайшей чайхане, чтобы утолить жажду и голод. Я знал людей, которые, заболев, отказывались принимать лекарство, делать инъекции, пока светило солнце.

Бывают и комичные случаи. Однажды во время рамазана мне пришлось лететь из Дакки в Карачи. В самолет садились вечером, когда солнце уже опустилось и правоверные могли приступить к еде. Стюардесса стала разносить чай и пирожки. И вдруг в самолете началось смятение среди пассажиров. В чем дело? Мы были на высоте примерно километров семи-восьми, летели на запад, и в иллюминаторы било солнце.

Жалко было видеть моего соседа, почтенного старика, набожного человека. На его глаза навернулись слезы. Он не заметил солнца, и уже сделал несколько глотков чаю…

…Сейчас этот чиновник уже не работает в министерстве, он на пенсии, уехал к своим родственникам в Бахавалпур. Занимая небольшой пост, он всегда стремился помочь нам, иностранным журналистам.

Человек честный и набожный, он, как предписывает Коран, по нескольку раз в день совершал намаз. Наступал час молитвы, он вытаскивал из шкафчика красный коврик, извинялся, если в это время в его кабинете находились посетители, и начинал молиться. В дни рамазана всегда постился. Словоохотливый, общительный человек, он очень любил поговорить о преимуществах ислама перед другими религиями.

Однажды, когда я пришел к нему по какому-то делу, он затеял разговор о вреде употребления свинины и влиянии ее на характер и образ мышления людей. То, что свиное мясо быстро портится, говорил он, поглаживая черную бороду, известно давно. Наши предки, совершавшие завоевательные походы, поэтому от него отказались. Но главный вред от этого мяса не в том. Свинья ест все подряд, даже мертвечину и разную там гадость. И все зловредное, всю гадость, которую она поедает, свинья через свое мясо передает человеку. Доказано: тот, кто ест свинину, как правило, имеет массу пороков и моральных недостатков — он упрям, зол и подл.

Я сказал ему, что он неправ. Он задумался на некоторое время, потом неожиданно заявил:

— Ваши люди пьют водку, а она, как лекарство, уничтожает в этом мясе молекулы, передающие людям свинские черты характера.

Спустя месяц после этого разговора, в первые дни Нового года, я пригласил его в гости. Жена накрыла на стол. Долго колебались, поставить ли бутылку охлажденной «Столичной». Как-никак Новый год. Поставили.

Гость оживился.

— Водку, в общем-то, мусульманам пить можно, — успокоил он нас. — В Лондоне мне приходилось пить. Она же производится из зерна. Коран же, как известно, запрещает правоверным употреблять все то, что произведено из виноградной лозы. Поэтому не расстраивайтесь.

Мы не стали расстраиваться. Хотелось по-русски хлебосольно принять хорошего человека. Жена достала из холодильника кусок бело-розового свиного сала и, нарезав ломтиками, подала на стол.

— Это что за закуска?

— Свиное сало.

— Свиное сало? Не может быть! Это же английский маргарин, и, помнится, в Лондоне, я ел его с хлебом. Положите, пожалуйста, кусочек.

Наш гость помазал свинину горчицей и начал медленно жевать, одобрительно покачивая головой.

— Нет, это не свинина! Но и не маргарин. Что-то более прекрасное! — заявил он.

Он до конца осушил рюмку, крякнул от удовольствия и потянулся за новым кусочком сала.

На огонек забежали двое знакомых пакистанских журналистов. Попробовали сала, тоже подтвердив, что это вовсе не маргарин и тем более не свиное сало.

— Это необыкновенная рыба!

В два часа ночи гости стали прощаться.

— Только жене моей ничего не говорите, — заговорщически попросил чиновник.

^{К власти приходит А. М. Яхья-хан. Подготовка к выборам. Такое не забывается. Конференция пакистанских трудящихся. В краю свободолюбивых пуштунов. Покушение в Карачинском аэропорту. Тайфун. Друзья познаются в беде. Джутовое предприятие Адамджи. Ленинские дни в Пакистане. Итоги всеобщих выборов. Военщина принимает контрмеры}

Волна антиайюбовскнх выступлений, поднявшаяся осенью 1968 г., в дни празднования десятой годовщины со времени прихода к власти М. Айюб-хана, охватила всю страну. Забастовки, демонстрации, митинги и в Западной провинции, и на Востоке заканчивались столкновениями с полицией. Первые полосы газет, публиковавшие информацию с места событий, напоминали военные сводки.

Напряжение нагнеталось. Однако армия по-прежнему держалась в стороне от событий. Но 25 марта 1969 г., во второй половине дня, над Карачи, Лахором, Даккой, Читтагонгом и другими крупными городами появились боевые самолеты и вертолеты. На улицы городов выступили танки и моторизованные части. Они блокировали аэропорты, мосты, вокзалы, радиостанции, банки, иностранные представительства и начали разгонять антиправительственные демонстрации и митинги.

Вскоре по радио выступил Айюб-хан. Слабым, нетвердым голосом — он еще не успел оправиться после перенесенного инсульта — глава государства заявил, что он передает всю полноту власти главнокомандующему вооруженными силами Пакистана генералу А. М. Яхья-хану. В стране вновь введено военное положение, запрещены митинги и демонстрации.