— А люди тянутся к хорошей книге, — говорит Фаиз. — Когда на прошлой неделе в магазины была доставлена первая, по сути дела, большая партия книг советских авторов, пропущенная властями, она была раскуплена в течение двух дней. Это были произведения Максима Горького, Михаила Шолохова, Алексея Толстого и Константина Симонова. Пакистанцы изголодались по хорошей книге, кинокартине.

^{«Ташкент знают все». Бурные дебаты в Национальной ассамблее. Депутаты, против конфронтации. Зульфикар Али Бхутто. На улицах старой Дакки. Муджибур Рахман — лидер «Авами лиг». Программа шести пунктов. Случай в отеле «Шахбах»}

— Билет заказан на завтра, — сказал чиновник министерства информации. — Три часа полета на самолете Пакистанской авиакомпании — и вы в Дакке, столице восточного «крыла». В аэропорту вас встретит наш человек, поможет устроиться в гостинице и получить пропуск на сессию Национальной ассамблеи.

По установившейся традиции сессии Национальной ассамблеи проводились поочередно то в Западной провинции, то в Восточной. Наступил черед Дакки. На мартовской сессии 1966 г. депутатам предстояло обсудить послевоенную ситуацию, сложившуюся на субконтиненте, дать оценку внешнеполитическому курсу, проводимому правительством. Сюда на время парламентской сессии переселилось центральное правительство.

Странное все-таки это государство, созданное на основе одного только религиозного принципа. Состоит оно из двух частей, отстоящих друг от друга на 2 тыс. км. Чтобы попасть из одного «крыла» в другое, нужно пролететь над территорией Индии или же проехать пароходом, обогнув южную часть той же Индии. На морской путь уходит до двух недель.

Чиновник, провожавший меня в аэропорт, рассказал анекдот, ходивший в те дни по Карачи. На экзаменах преподаватель спрашивает студента:

— Что объединяет граждан Пакистана?

— Наша авиакомпания, сэр!

Анекдот в общем злой. Но он все же верно отражал отношение людей к своей стране.

Действительно, кроме религии, у людей, живущих на востоке и западе, нет ничего общего. У бенгальцев свой язык, своя культура, свои обычаи и традиции, а у жителей Западной провинции — свои.

До чего же погода капризна в этих широтах! Март — это обычно сухой сезон. Однако при подходе к Дакке «Боинг-707» попал в циклон. Тяжелый реактивный самолет бросало то вверх, то вниз. Серую вату облаков бороздили стрелы молний.

В салоне наступила тишина. Сидевший рядом со мной депутат Национальной ассамблеи шептал молитву, прикрыв лицо руками. Другой пассажир, карачинский бизнесмен, летевший по делам текстильной фирмы в Дакку, вцепившись обеими руками в поручни кресла, испуганно смотрел по сторонам. Лишь стюардесса, маленькая миловидная бенгалка, в желтой кофточке с капюшоном, прикрывающим голову, скользила по проходу, помогая пассажирам удобно устроиться.

Но вот в иллюминаторе сквозь густое сито дождя, показались расплывчатые очертания темно-зеленых полей, черепичные крыши. Несколько толчков. Самолет, разбрызгивая лужи, подруливал к зданию аэропорта.

Открылись дверцы, и в лицо ударила волна теплого и влажного воздуха. К трапу подбежали служащие авиакомпании с большими раскрытыми черными зонтами в руках. Я прошел в зал ожидания, где меня должны были встретить представители восточнопакистанского министерства информации.

Прошло около часа. Пассажиры разъехались. А ко мне никто не подошел. Тогда я позвонил по телефону, данному мне в Карачи. Человек, взявший трубку, назвался дежурным. Извинившись, сказал, что никакой телеграммы о моем приезде из министерства не поступало и что вообще он не в курсе дела. Ничем помочь не может, так как сегодня пятница — день короткий, люди работали до обеда, а потом пошли молиться в мечеть.

Вдруг кто-то тронул меня за руку. Я обернулся. Передо мной стоял невысокого роста, худощавый человек в белой навыпуск рубахе. На смуглом выразительном лице приветливая улыбка.

— Простите, — сказал он, — я проходил мимо и случайно из вашего разговора узнал, что вы советский журналист и что вас никто не встретил. Меня зовут Шахидулла Кайсар, я из газеты «Сангбад». Могу я чем-нибудь помочь?

Что значит журналистское везение! Я знал о существовании этой даккской газеты, являющейся органом восточнопакистанского отделения Национальной народной партии. В этой газете мне не раз приходилось видеть статьи Шахидуллы Кайсара. Сегодня он приехал в аэропорт, чтобы взять интервью у председателя профсоюза рабочих и служащих местного отделения авиакомпании.

Вот так случайно состоялось знакомство с человеком, с которым меня потом не раз сводила беспокойная профессия журналиста. Шахидулла Кайсар вызвал такси, старую потрепанную «тоёту», и мы поехали в гостиницу.

Дождь кончился, над Даккой светило солнце. Первое впечатление от города было удручающим. Едва мы вышли из здания аэропорта, как к нам бросились велорикши. Их оголенные спины, покрытые язвами, еще не высохли от дождя. За ними ринулись нищие. Их было человек пятьдесят — детей и взрослых, оборванных и в большинстве своем калек.

Шахидулла что-то им сказал, и они разошлись. Мне приходилось видеть нищету и в Таиланде, и в Афганистане, и в Бирме, но такой я еще не встречал. Печать нужды и провинциальной отсталости лежала на всем облике Дакки. Разбитые тротуары и шалаши-жилища, сооруженные из металлических ящиков, а то и просто из просмоленных джутовых полотнищ. Дома в грязных подтеках, полуразвалившиеся бурого цвета замшелые заборы, убогие харчевни, освещаемые керосиновыми лампами. Автомашины и мотоколяски с облезшей краской, с ржавчиной на бортах.

Регулировщики, засучив до колен брюки и перебросив через плечо связанные шнурками ботинки, пытаются навести какой-то порядок в движении. Куда там! На них никто не обращает внимания. Люди идут и едут так, как хочется каждому. Продвигаемся среди бесконечного потока велосипедистов, буйволиных упряжек и обшарпанных автобусов.

В отличие от Карачи на улицах много женщин. И у очень немногих лица прикрыты пардой. Этот обычай соблюдается в основном в семьях, переселившихся из Западной провинции. Здесь, как и в Индии, сари — основная одежда женщин.

Тяжко смотреть на рикш. Впрягшись в оглобли, они тянут повозки, груженные кирпичом, дровами или металлическими болванками. Безучастные ко всему лица. Вокруг худых бедер обмотан кусок ткани, это называется «лунги». Босыми ногами люди ступают по камням и грязным лужам.

Проезжаем мимо небольшого пруда, примыкающего к какой-то фабрике. Стоя по пояс в липкой тине, женщины стирают белье. Тут же рядом старик — кожа да кости — моет овощи. Девочка лет пяти, возможно его внучка, полощет водой ротик. И самое жуткое: прокаженный моет другому спину, покрытую незаживающими язвами.

— Удивляетесь? — спрашивает меня Шахидулла. — Это все плоды колониального прошлого и политики нынешних военных властей, которые мало что делают для улучшения положения.

В разговор вступает таксист. Он студент медицинского факультета университета. В свободное время подрабатывает, чтобы платить за учебу и более или менее сносно жить.

— Живем хуже скотины. Для Исламабада мы всего лишь колония, рабы, поставляющие джут, рис и чай.

Проехав несколько минут молча, он добавляет:

— Я не жалуюсь. Я просто констатирую положение вещей. Война с Индией, в которую ввязалось правительство, ухудшила положение населения, особенно бенгальского.

Спрашиваю, что он знает о нашей стране, что думает о Ташкентской встрече.

— О Советском Союзе я знаю, к сожалению, только по радиопередачам из Москвы. Скажу одно: я завидую вашим студентам. Они могут спокойно учиться, избрать любимую профессию, не бояться остаться без работы. Об этом мы часто говорим на своих собраниях. Ташкент знают все. При содействии СССР был прекращен ненужный конфликт с Индией. Ташкентская декларация открыла путь к миру и сотрудничеству в этом районе. Вот только вопрос: воспользуется ли этим военный режим?