Таким дружными дети еще никогда не были. Казалось, разрушился некий барьер, и они все подружились, как в детском летнем лагере. Вечерами жгли костер на улице (под присмотром только мистера Брукса, так как тетя Мери наотрез отказалась видеть огонь), пели песни и иногда даже устраивали танцы. Старшие стеснялись танцевать, зато малышки носились вовсю. Приют св. Патрика словно ожил, будто его посетил некий семейный дух и все дети и взрослые на время стали семьей. Во многом этому поспособствовало отсутствие регламентированных действий. Дисциплина страдала, зато дети сдружились. Тетя Мери получила строжайший выговор, но осталась на прежнем месте. Как она и предполагала, на ее выходку закрыли глаза. Старушка, часто сидя с мистером Бруксом вечером во дворе и наблюдая изменения, произошедшие с детьми, спрашивала:

- Как вы думаете, мистер Брукс, останется ли все так и дальше?

- Не думаю, Мередит, не думаю, - озадаченно качал головой мистер Брукс. На своем веку такого в детских приютах он еще не видал. И не думал, что это надолго.

- Но вы только посмотрите на них, - умилялась Мередит, глядя на играющих в догонялки детей.

- Эти дети на время забыли кто они, но они вспомнят. Вспомнят ту боль, что живет в душах, страхи, неуверенность в завтрашнем дне. Мы можем стараться изо всех сил, но они навсегда сохранят обиду в душах. Их предали, бросили…

- Они могут построить свои семьи. Обрести любовь, - спорила тетя Мери.

- К сожалению, статистика вещь упрямая. Большинство из них становятся преступниками, наркоманами, бьют детей и сдают их в приюты…

- Не хочу я верить в эту статистику. Статистика это не люди, а цифры. А наши дети будут любить. Вот посмотрите на Мелиссу.

Но мистер Брукс только грустно качал головой.

Мелиссу не особо радовала сумятица, в которой приходилось теперь жить. Она совсем недавно стала отходить от детских воспоминаний, и пусть на поверхности их не осталось, но подсознание било тревогу. В голове постукивала тихонечко мысль, что это неправильно, опасно, что так быть не должно. Для нее четкая регламентированность и режим были очень важны, без них она не могла чувствовать себя в безопасности. Поэтому она не участвовала в шумных детских играх и старалась все время уединиться.

Арес же напротив чувствовал себя как нельзя лучше и выходил из-под контроля все сильнее. Ох, как проказничал этот мальчишка! Чего только не вытворял! Он исследовал все крыши в приюте и соседских домах; наловил голубей и засунул их в большую сумку тети Мери, и когда старая женщина хотела достать оттуда вещи на нее выпорхнули перепуганные птицы. Тетя Мери чуть не лишилась чувств, а Арес хохотал, а за ним еще несколько мальчишек, которые неотрывно ходили за ним хвостом. Ночью они разрисовали мистера Брукса, пририсовав тому усы, как у Гитлера  и все утро весь приют умирал со смеху, пока тот не заметил проказы. Второму воспитателю повезло и того меньше. Мальчики его терпеть не могли.  Они наловили мух и заменили этими мухами изюм в булочке воспитателя. Это была тонкая работа, и больших усилий стоило не расхохотаться в столовой, наблюдая, как воспитатель ест булочку. Он съел половину, и одна муха вывалилась на стол. Воспитатель, наконец, заметил и булочку начиненную мухами и взгляды всех детей, устремленные на него. Он побагровел и вот тогда раздался жуткий хохот, потрясающий стены. После этого случая воспитатель уволился, а дети торжествовали. Они поняли, что тоже могут управлять ситуацией. Никому было непозволительно относиться к ним  плохо.

Вместе со всеми проказами Арес пытался все же найти общий язык с Мелиссой. Он знал, что она любит вечером посидеть одна. Она облюбовала себе большой пень от спиленного дерева, его было почти не видно со двора, где вечерами играли дети. Мелисса уходила туда и просто сидела, наблюдая за птичками, букашками, и еще не понятно чем. Аресу было непонятно ее поведение и однажды он, не сдержавшись, пошел к девочке. При его приближении Мелисса вздрогнула, но потом, признав Ареса, успокоилась.

- Привет, - сказал мальчик.

- Привет.

- Чего ты тут сидишь одна? Может тебя кто-то обидел?

Казалось, Мелисса удивилась:

- Обидел? Нет. Кто меня может обидеть? – сама мысль показалась ей странной.

- А чего ты тогда не играешь?

- Не хочу.

- Можно посидеть с тобой?

Мелисса подвинулась, пень был большой, и двоим детям было легко уместиться на нем.

Арес присел рядом и, не зная, что еще сказать, просто молчал.

Мелисса тоже молчала, но ее не тяготила тишина. Она не считала, что должна о чем-то говорить. Потом она взяла вишневую веточку и стала что-то царапать на земле. Поначалу Арес боялся пошелохнуться и спугнуть мгновение идиллии воцарившейся между ними, но любопытство взяло вверх, и он наклонился посмотреть. Под ногами была сухая земля, смешанная с песком и Мелисса рисовала на ней веточкой. Арес изумился, как красиво у нее получалось! Простоя земля и песок, а он совершенно отчётливо разобрал очертания их приюта, небо, закат. Он посмотрел в строну приюта и не увидел солнца, оно давно уже скрылось. Оставалось солнце только в воображении Мелиссы. Потом она легко и без сожаления провела ногой по рисунку и стала рисовать другую  картину. Появилось крупное лицо ребенка, шея, руки. В них Арес различил фотографию, которую ребенок прижимал к груди. Аресу стало ясно, что Мелисса изобразила Кейти и поразился сходству. Значит, она не забыла. И этим рисунком хотела сказать об этом Аресу? Он ничего не говорил, все больше ощущая умиротворение, какое он мог ощущать только рядом с этой загадочной девочкой. Мелисса уже стерла картинку и рисовала собаку. Какие четкие линии и пропорции, удивлялся Арес. Сам он мог нарисовать только рожицу, и может еще снеговика. Вроде как все дети и хотел поначалу рисовать, брал краски и карандаши, но когда понял, что у него ничего не выходит, бросил это занятие. А Мелиссу он никогда и не видел склонившейся над альбомом.

- Где ты так научилась? - все же спросил он.

- Да нигде. Вот тут сижу и рисую. Земля твердовата, на песке лучше.

- Так пойдем в песочницу.

- Да ну, ты что. Сам посмотри туда.

Арес привстал, вытянул шею в направлении песочницы. Там с десяток малышей устраивали баталии.

- Я их разгоню, - вскочил Арес.

Мелисса так на него посмотрела, что ему стало не по себе.

- Они же маленькие. Мы должны защищать их.

Арес вовсе так не думал. Никого он не хотел защищать, кроме Мелиссы, но вслух конечно этого не сказал.

На следующее утро, когда все спали, Арес еще с двумя мальчишками перемахнув забор, направился на соседнюю стройку. Он некоторое время лазил там, все время норовя свалиться куда-то либо получить кирпичом по голове, но потом мальчик все же нашел, что искал. Это был большой прямоугольный лист фанеры. Мальчишкам было невдомек, зачем Аресу понадобилась фанера, но в предвкушении новых шалостей, они без вопросов погрузили лист себе на спины и притащили его в приют. Там Арес расположил его рядом с пнем, который облюбовала Мелисса, прибил к нему бортики, позаимствовав материалы из кабинета труда. Потом Арес принес песок в ведре и высыпал на получившуюся платформу. Песка ему показалось недостаточно, и он принес еще пару ведер. Ну, вот вроде все.

А вечером он сам подошел к Мелиссе и, взяв ее за руку, привел к старому пню.

- Теперь ты можешь рисовать, и никто тебе не помешает, - сказал Арес.

Мелисса в недоумении смотрела на сооружение.

- Это ты сделал?

- Да, тебе нравится?

- А где ты все это взял? Нас не будут ругать?

- Да какая разница, - разозлился Арес, - не нравится так и скажи.

- Что ты, тише, - Мелисса взяла его за руку и гнев тут же испарился. – Это… очень нравится. Никто для меня ничего не делал.

Арес воссиял. Он и сам не думал, что может вот глупо улыбаться. Пытался подавить улыбку и не мог, а девочка глядя на него, поняла, что доставила радость. Поэтому тоже засветилась и заулыбалась.

- Давай рисовать.