Лось отошёл от стола и повернул включатель. Под потолком зашипели, зажглись дуговые фонари. Скайльс увидел на досчатых стенах - чертежи, диаграммы, карты. Полки с оптическими и измерительными инструментами. Скафандры, горки консервов, меховую одежду. Телескоп на лесенке в углу сарая.

Лось и Скайльс подошли к лесам, которые окружали металлическое яйцо. На глаз Скайльс определил, что яйцеобразный аппарат был не менее восьми с половиной метров высоты и шести метров в поперечнике. Посредине, по окружности его, шёл стальной пояс, пригибающийся книзу, к поверхности аппарата, как зонт, - это был парашютный тормоз, увеличивающий сопротивление аппарата при падении в воздухе. Под парашютом - расположены три круглые дверцы - входные люки. Нижняя часть яйца оканчивалась узким горлом. Его окружала двойная, массивной стали, круглая спираль, свёрнутая в противоположные стороны, - буфер. Таков был внешний вид междупланетного дирижабля.

Постукивая карандашом по клёпаной обшивке яйца, Лось стал объяснять подробности. Аппарат был построен из мягкой и тугоплавкой стали, внутри хорошо укреплён рёбрами и лёгкими фермами. Это был внешний чехол. В нём помещался второй чехол из шести слоёв резины, войлока и кожи. Внутри этого, второго, кожаного, стёганого яйца находились аппараты наблюдения и движения, кислородные баки, ящики для поглощения углекислоты, полые подушки для инструментов и провизии. Для наблюдения поставлены, выходящие за внешнюю оболочку аппарата, особые «глазки», в виде короткой, металлической трубки, снабжённой призматическими стёклами.

Механизм движения помещался в горле, обвитом спиралью. Горло было отлито из металла «Обин», чрезвычайно упругого и твёрдостью превосходящего астрономическую бронзу. В толще горла были высверлены вертикальные каналы. Каждый из них расширялся наверху в так называемую взрывную камеру. В каждую камеру проведены искровая свеча от общего магнето и питательная трубка. Как в цилиндры мотора поступает бензин, точно так же взрывные камеры питались «Ультралиддитом», тончайшим порошком, необычайной силы взрывчатым веществом, найденном в 1920 году в лаборатории …..ского завода в Петербурге. Сила «Ультралиддита» превосходила всё до сих пор известное в этой области. Конус взрыва чрезвычайно узок. Чтобы ось конуса взрыва совпадала с осями вертикальных каналов горла, - поступаемый во взрывные камеры «Ультралиддит» пропускался сквозь магнитное поле. Таков, в общих чертах, был принцип движущего механизма: это была ракета. Запас «Ультралиддита» - на сто часов. Уменьшая, или увеличивая число взрывов в секунду - можно было регулировать скорость подъёма и падения аппарата. Нижняя его часть значительно тяжелее верхней, поэтому, попадая в сферу притяжения планеты, аппарат всегда поворачивался к ней горлом.

- На какие средства построен аппарат? - спросил Скайльс.

- Материалы дало правительство. Частью на это пошли мои сбережения.

Лось и Скайльс вернулись к столу. После некоторого молчания Скайльс спросил неуверенно:

- Вы рассчитываете найти на Марсе живых существ?

- Это я увижу утром, в пятницу, 19 августа.

- Я предлагаю вам десять долларов за строчку путевых впечатлений. Аванс - шесть фельетонов, по двести строк, чек можете учесть в Стокгольме. Согласны?

Лось засмеялся, кивнул головой, - согласен. (Скайльс присел на углу стола писать чек.)

- Жаль, жаль, что вы не хотите лететь со мной: ведь это, в сущности, так близко, ближе, чем до Стокгольма.

Лось стоял, прислонившись плечом к верее раскрытых ворот. Трубка его погасла.

За воротами до набережной Ждановки лежал пустырь. Несколько неярких фонарей отражались в воде. Далеко - смутными и неясными очертаниями возвышались деревья парка. За ними догорал и не мог догореть тусклый, печальный закат. Длинные тучи, тронутые по краям его светом, будто острова, лежали в зелёных водах неба. Над ними синело, темнело небо. Несколько звёзд зажглось на нём. Было тихо, - по старому на старой земле. Издалека дошёл звук гудящего парохода. Серой тенью пробежала крыса по пустырю.

Рабочий, Кузьмин, давеча мешавший в ведёрке сурик, тоже стал в воротах, бросил огонёк папироски в темноту:

- Трудно с землёй расставаться, - сказал он негромко. - С домом и то трудно расставаться. Из деревни, бывало, идёшь на железную дорогу, - раз десять оглянешься. Дом, - хижина, соломой крыта, а - своё, прижилое место. Землю покидать - пустыня.

- Вскипел чайник, - сказал Хохлов, другой рабочий, - иди, Кузьмин, чай пить.

Кузьмин сказал: - так-то, - со вздохом, и пошёл к горну. Хохлов - суровый человек, и Кузьмин сели у горна на ящики, и пили чай, осторожно ломали хлеб, отдирали с костей вяленую рыбу, жевали не спеша. Кузьмин, сощурившись, мотнув редкой бородкой, сказал в полголоса:

- Жалко мне его. Таких людей сейчас почти что и нет.

- А ты погоди его отпевать.

- Мне один лётчик рассказывал: поднялся он на восемь вёрст, - летом, заметь, - и масло, всё-таки, замёрзло у него в аппарате, - такой холод. А - выше лететь? А там - холод. Тьма.

- А я говорю - погоди ещё отпевать, - повторил Хохлов мрачно.

- Лететь с ним никто не хочет, не верят. Объявление другую неделю висит напрасно.

- А я верю, - сказал Хохлов.

- Долетит?

- Вот, то-то, что - долетит. Вот, в Европе они тогда взовьются.

- Кто взовьётся?

- Как, кто взовьётся? Враги наши взовьются. На, теперь, выкуси, - Марс-то чей? - русский.

- Да, это бы здорово.

Кузьмин пододвинулся на ящике. Подошёл Лось, сел, взял кружку с дымящимся чаем:

- Хохлов, не согласитесь лететь со мной?

- Нет, Мстислав Сергеевич, - важно ответил Хохлов, - не соглашусь, боюсь.

Лось усмехнулся, хлебнул кипяточку, покосился на Кузьмина:

- А вы, милый друг?

- Мстислав Сергеевич, да я бы с радостью полетел, - жена у меня больная, не ест ничего. Съест крошку, - всё долой. Так жалко, так жалко…

- Да, видимо - придётся лететь одному, - сказал Лось, поставив пустую кружку, вытер губы ладонью, - охотников покинуть землю - маловато. Он опять усмехнулся, качнул головой. Вчера - барышня приходила по объявлению: «Хорошо, говорит, я с вами лечу, мне 19 лет, пою, танцую, играю на гитаре, в Европе жить не хочу, - революции мне надоели. Визы на выезд не нужно?». Что у этой барышни было в голове - не пойму до сих пор. Кончился наш разговор, - села барышня и заплакала: - «Вы меня обманули, я рассчитывала, что лететь нужно гораздо ближе». Потом, молодой человек явился, - говорит басом, руки потные: «Вы, говорит, считаете меня за идиота, лететь на Марс невозможно, на каком основании вывешиваете подобные объявления?». Насилу его успокоил.

Лось опёрся локтями о колени и глядел на угли. Лицо его в эту минуту казалось утомлённым, лоб сморщился. Видимо, он весь отдыхал от длительного напряжения воли. Кузьмин ушёл с чайником за водой. Хохлов кашлянул, сказал:

- Мстислав Сергеевич, самому-то вам, разве, не страшно?

Лось перевёл на него глаза, согретые жаром углей:

- Нет, мне не страшно. Я уверен, что опущусь удачно. А если неудача, удар будет мгновенный и безболезненный. Страшно другое. Представьте так, - мои расчёты окажутся неверны, я не попаду в притяжение Марса: - проскочу мимо. Запас топлива, кислорода, еды - мне хватит надолго. И вот - лечу во тьме. Впереди горит звезда. Через тысячу лет мой окоченелый труп влетит в её огненные океаны. Но эти тысячу лет - мой летящий во тьме труп! Но эти долгие дни, покуда я ещё жив, - а я буду жить только в проклятой коробке, - долгие дни безнадёжного отчаяния - один во всей вселенной. Не смерть страшна, но одиночество. Не будет даже надежды, что Бог спасёт мою душу. Я - заживо в аду. Ведь ад и есть моё безнадёжное одиночество, распростёртое в вечной тьме. Это - действительно страшно. Очень мне не хочется лететь одному.

Лось прищурился на угли. Рот его упрямо сжался. В воротах показался Кузьмин, позвал оттуда в полголоса: