— Говорите — Фаберже? Поищем в Интернете.

Голубой экран охотно откликнулся на просьбу и сообщил кучу сведений о вулкане Фабжо в Индонезии, о завещании техасского миллионера Фабера и об очередном расследовании ФБР в Америке. В заключение прибор выбросил сайт прозаика Светланы Файбисович, на котором было помещено начало ее нового романа для женщин: «У Нелли давно не было клиента…»

— Вернемся назад.

Пальчики снова пробежали по клавиатуре. На этот раз упрямая электроника сдалась и сообщила: «Временно взяты с правом выноса».

Мексиканка полезла к себе в стол.

— Действительно, выданы, — полистав карточки, нехотя сообщила она. — Три дня назад десять единиц хранения, распоряжение мэрии и личное указание директора. Для начальника департамента недвижимого имущества. Так что, господа, придется вам ждать, когда документы вернут.

Обескураженные галеасцы двинулись к выходу.

— Ариведерчи, девицы, — сказал Николай. — Рад был познакомиться. Вижу, в архивном ремесле сдвиги: скрестить электронику со стремянкой — это что-нибудь да значит. Будете вшивать сеть, берите капроновую зеленую. Вошьете, вас нельзя будет отличить от русалок… Чао!

Сопровождаемый сантехником, он покинул архив.

На лестничной клетке курила Капитолина.

— Вы очень расстроены, мальчики? — спросила она. — Обалдеть! Чтобы выдать кому-то на руки единицы хранения, такого у нас давно не было. Вам просто не повезло.

— А нельзя ли узнать фамилию человека, который унес в лапах нашу законную добычу?

Капитолина засмеялась…

— Постараюсь… Но учтите — только для вас. Когда Петровны не будет, поищу. Оставьте ваш телефон. Как вас зовут? Николай? А мне показалось, что в вас есть что-то восточное. У меня муж африканец. Сейчас он в Марокко, — и, кинув на посетителей победоносный взгляд, она, потушив о стену сигарету, вернулась в зал.

— Странно, из-под самого носа уносят никому, кроме нас, не нужные письма, — сказал Николай. — Что за любитель старины решил покопаться в переписке Фандерфлитов и Фаберже? Но выше голову, Сэм, история знает сотни подобных недоразумений. Ведь пришли же в один и тот же день на Бородинское поле французы и русские. Пришлось драться.

Они вышли из дома. По проспекту русского фельдмаршала, взявшего когда-то в плен Емельку Пугачева, мчалась, обгоняя друг друга, разная моторизованная сволочь. Рядовые граждане перебегали проспект вне зоны перехода. Из переулка выступила демонстрация гомосексуалистов. Они шли на митинг и несли огромный надувной презерватив. Резиновое изделие пропускало воздух. Демонстранты то и дело останавливались и подкачивали изделие насосом.

— Однако вернемся к нашим бумажкам, — сказал Николай. — Что, если нам прямо сейчас махнуть в мэрию? Незачем откладывать дело в долгий ящик. Американский паспорт при вас? Это обеспечит хороший прием. Может, и повезет.

Мэрия, куда направили свои стопы два члена товарищества, помещалась в бывшем дворце бывшей великой княгини. Дворец был недавно отремонтирован. Помещения лучились. Горели начищенной бронзой приделанные к стенам на каждом углу светильники. Сияли отполированным дубом двери, косо вниз отражали дневной, льющийся из зеркальных окон свет, плафоны. На них сиротливо жались притерпевшиеся ко всему ангелы и купидоны. Они видели и балы, которые устраивала в прошлом великая княгиня, и перепоясанных пулеметными лентами матросов, и чинных, в белых сорочках и черных галстуках депутатов советов трудящихся, молчаливых, вежливых, со спрятанными на груди красными книжечками, и шумных, скандальных народных депутатов без книжечек, но с такими же галстуками и, наконец, теперь наблюдали деловито вышагивающие, увешанные учеными бородами комиссии и делегации, а также бесшумно скользящие группки «новых русских», шепотом произносящих заветные слова «лицензия» и «квота».

Да, ремонт был произведен на славу. Со стен и дверей были тщательно соскоблены надписи «Председатель исполкома», «Партбюро» и «Комната депутатов Верховного Совета». Самый придирчивый взгляд уже не мог обнаружить под двуглавым орлом в большом зале крамольные серп и молот. На том же месте в фойе, где 70 лет подряд смотрели друг на друга два основоположника, уже год, как были прикреплены горельефы, привезенные из запасников музея — два гримасничающих сатира.

— А ничего, что они — гм, гм! — тоже с бородами? — спросил было мэр, когда ему показывали после ремонта фойе.

— Ничего, у этих бороды клином, а у тех были лопатой, — успокоили подчиненные.

Впрочем, некоторые фривольные детали дворца пережили все власти. Так, в приемной начальника департамента недвижимого имущества, куда так стремился Николай, сохранилась в неприкосновенности скульптурная группа «Вакх и вакханка». Игривая пара была застигнута врасплох, когда разбитной бог пытался поднять подол у предмета своей страсти.

Показывая расставленным на всех поворотах молодым людям в штатской одежде одолженную у Малоземельского коричневую писательскую книжечку и повторяя каждый раз про Сэма: «Этот со мной!», председатель товарищества поднялся путаницей коридоров на второй этаж и там отыскал массивную дубовую с медью дверь с табличкой «Департамент недвижимого имущества». Уступая чугунному плечу сына лейтенанта, дверь нехотя приотворилась и открыла огромную, под стать ей, приемную, где за большим канцелярским столом на фоне резвой вакхической пары сидела секретарь — сухопарая дама в больших белых очках.

— Вы, граждане, что? — с неудовольствием спросила она.

— Милая вещица, — подмигнув в сторону веселой скульптуры, сообщил Николай. — Золотой век человечества. Мы по делу.

— Короче, — в лице секретаря не дрогнул ни один мускул.

— Видите ли, правление организации, которую я представляю, заинтересовали некоторые документы, которые в настоящее время находятся у вас.

— К Якову Зевсовичу предварительная запись. Сегодня он не сможет вас принять.

— Но мы — это особый случай. Я, как видите, не один. Со мной иностранец. Гражданин Соединенных Штатов. Самюэль Михайлович, покажите, пожалуйста, ваш паспорт.

Сэм, достав из нагрудного кармана серо-синюю книжечку, протянул ее секретарю. Вид этого заурядного типографского издания произвел ожидаемое впечатление. Бережно раскрыв его, мельком взглянув внутрь, девица пробормотала: «Извините, минуточку», — и бросилась ко второй массивной двери с Горгоной Медузой на бронзовой ручке, которая могла вести только в обитель таинственного Якова Зевсовича.

— Начальник департамента рад принять зарубежного гостя, — сообщила она, появившись снова в дверях.

Если секретарша Якова Зевсовича была воплощением суровости и неприступности, то ее начальник представлял собой полную ей противоположность. Его гладкий череп был покрыт веселым пушком, цвет щек говорил о хорошем пищеварении, и весь он походил на биллиардный шар, на котором вместо головы укрепили розовый персик. Увидев входящих, персик заколебался, глазки и небольшой рот пришли в движение, радостная улыбка осветила лицо Якова Зевсовича. Он вышел из-за стола и так стремительно протянул руку заморскому гостю, что стало очевидным — его первыми словами будут:

«Ну, вот, наконец-то и вы. Что же так долго задержались?»

Но начальник департамента продолжал улыбаться молча, и Николай представил:

— Мистер Наседкин Самюэль, гражданин Соединенных Штатов, эмигрант…

«Очень рад», — написалось на лице начальника.

— Живо интересуется делами родного города. Приехал по приглашению наших писателей.

Творческие планы — инвестиции в небольшое совместное издательство. Петроградский андеграуд, рукописные сборники, издаваемые в мрачные времена «Госиздата».

При слове «инвестиции» начальник департамента в восторге развел руками.

— У вас прекрасная секретарша, — сказал Николай. — Еле смогли прорваться. С такой можно даже руководить выдачей квот на нефть и алмазы.

Персиковый человек порозовел еще больше.