На следующее утро я покинула свою деревню и спустилась с горы. Мне было четырнадцать — достаточно для того, чтобы выбирать свой путь в жизни. Год назад умерла моя бабушка, но ее дух не остановил меня. Был девятый день девятого месяца — я это точно помню, потому что в этот день китайский народ должен карабкаться в гору, а не спускаться с нее и чтить память предков; день, о котором забыли Почитатели Господни. Чтобы доказать свою приверженность западному календарю из пятидесяти двух воскресений, они забыли о священном китайском календаре. И вот я спускалась с горы, потом — через долины в горах. Отныне я не знала, во что мне верить, на кого полагаться. Я решила подождать знамения, посмотреть, что случится. Я прибыла в город по реке, которая однажды называлась Йинтьян. Тем Хакка, которых я встречала на своем пути, я говорила, что я — Нунуму. Но они ничего не знали о девушке-разбойнице. Никто в Йинтьяне не знал о ней. Их не восхищал мой глаз, выбитый камнем, вылетевшим из-под копыта призрака ее коня. Они жалели меня. Они совали мне в руку сухие комки риса, думая, что я — одноглазая нищенка. Но я не собиралась становиться такой, какой они меня видели.

Так я бродила по городу, размышляя, каким делом я могла бы заняться, чтобы заработать себе на пропитание. Я наблюдала, как люди из Гуанчжоу срезают мозоли с пальцев, люди Йаос рвут зубы, Пунти — втыкают иголки в распухшие ноги. Я не понимала, как можно зарабатывать деньги, вытягивая их из скверных частей человеческого тела. Я шла и шла, пока не добралась до берега широкой реки. Там я увидела рыбаков Хакка: они бросали свои сети, сидя в маленькой лодочке. Но у меня не было ни сетей, ни маленькой лодочки; и я не могла уподобиться ловкой увертливой рыбе. Но прежде чем я успела решить, что мне делать, я услышала доносившиеся с берега крики. Прибыли чужеземцы! Я побежала на пристань и увидела, как два лодочника, кули, один молодой, а другой старый, шагают по узким сходням. Они носили корзины, сундуки и коробки из большой лодки. Потом я увидела и самих чужеземцев — они стояли на палубе. Три, четыре… Пять человек. Все в унылых черных одеждах, кроме одной женщины, самой молодой из них. Ее одежда и волосы были ярко-коричневого цвета, цвета жука-короеда. Это была мисс Баннер, но в то время, конечно, я об этом не знала. Я наблюдала за ними своим единственным оком. Пять пар чужеземных глаз следили за тем, как лодочники балансируют на сходнях. На их плечах лежали шесты — середина провисла, и большой сундук закачался на перекрученных веревках. Чужеземка с ярко-коричневой шевелюрой вдруг сбежала на сходни — зачем?! Возможно, чтобы попросить кули быть осторожней. И тут вдруг сходни зашатались, сундук закачался, и кули закачались вместе с ним, а чужеземцы на лодочке закричали. Туда-сюда, вверх-вниз — наши глаза следили за тем, как вздуваются жилы на руках лодочников, а чужеземка машет руками, словно неоперившийся птенчик. В следующий миг старый кули, стоявший внизу сходней, издал пронзительный крик. Раздался треск, и я увидела, что его плечевая кость торчит наружу. И оба кули вместе с сундуком и чужеземкой в ярких одеждах рухнули в воду, подняв тучу брызг.

Я подбежала к самому краю воды. Молодой кули уже подплыл к берегу. Рыбаки в маленькой лодочке выхватывали из воды содержимое сундука — разноцветные платья вздымались как паруса, шляпы с перьями качались на волнах как утки, длинные перчатки бороздили воду словно пальцы призрака. Никто даже и не пытался помочь старому лодочнику или чужеземке; другие чужеземцы боялись сойти с палубы, а Пунти на берегу не хотели брать на себя ответственность за чужие судьбы — если лодочнику и чужеземке суждено утонуть, то так тому и быть. Но я так не думала. Ведь я — Хакка! Все Хакка — Почитатели Господни. А Почитатели Господни — это ловцы человеков. Я схватила один из упавших в воду бамбуковых шестов и побежала вдоль берега, протягивая его утопающим, чтобы те смогли ухватиться за свисающие веревки. И они сумели это сделать. Собрав все свои силы, я вытащила их на берег. Пунти тут же оттеснили меня. Они оставили раненого лодочника, который лежал на земле, бранясь и задыхаясь. Это был Лао Лу, позже он стал привратником, так как из-за сломанного плеча больше не мог работать кули. Все внимание Пунти было обращено на мисс Баннер, которую они втащили повыше на берег, где ее вытошнило. Потом она зарыдала. Когда чужеземцы наконец сошли на берег, Пунти окружили их с криками: «Денег! Денег!» Один из чужеземцев кинул на землю мелочь, и Пунти набросились на деньги, как куры на просо, а потом разбежались.

Чужеземцы усадили мисс Баннер в одну повозку, а раненого лодочника — в другую. Они нагрузили еще три повозки своими сундуками, коробками, корзинами. И пока они пробирались к дому миссионеров в Чангмиане, я бежала следом за ними. Вот так мы все сошлись в одном доме. Наши три судьбы слились воедино в этой реке, спутавшись, словно волосы утопленницы. Все очень просто: если бы мисс Баннер не спрыгнула на сходни, Лао Лу не сломал бы плечо. Если бы он не сломал плечо, она не упала бы в воду. Если бы я не спасла мисс Баннер, ей не стало бы совестно оттого, что она стала причиной несчастья. И если бы я не спасла Лао Лу, он никогда не рассказал бы мисс Баннер о моем подвиге и она не попросила бы меня стать ее верным другом. Если бы я не стала ее другом, она не потеряла бы человека, которого любила…

Дом Призрака Купца в Чангмиане да и сам Чангмиань находились на Чертополоховой горе, к северу от моей деревни. От Йинтьяна туда добираться полдня, а со стонущими ранеными и таким количеством добра мы ехали целый день. Позже я узнала, что Чангмиань означает «нескончаемые песни». И действительно, в горах за деревней было много пещер, сотни. И когда дул ветер, из пещер доносились заунывные звуки — y-y! у-у! — словно плач безутешных женщин, потерявших своих сыновей.

Именно там я провела последние шесть лет своей жизни — в Доме Призрака Купца. Я жила с мисс Баннер, Лао Лу и миссионерами — двумя дамами и двумя господами, Почитателями Иисуса из Англии. Но тогда я об этом не знала. Прошло много месяцев, прежде чем мы с мисс Баннер начали понимать друг друга. Она сказала, что миссионеры приплыли в Макао, проповедовали там какое-то время, потом отправились в Гуанчжоу и проповедовали там. Именно в Гуанчжоу они повстречались с мисс Баннер. Потом вступил в силу договор, дающий чужеземцам право выбирать место проживания в Китае по своему усмотрению. И они поплыли в Йинтьян по Западной Реке. Мисс Баннер присоединилась к ним.

Дом, где поселились миссионеры, представлял собой сложное сооружение — с одним просторным внутренним двором посредине и четырьмя маленькими внутренними двориками, большим причудливым домом и тремя домами поменьше. Крытые проходы связывали все части воедино. Снаружи дом был огорожен высокой стеной, которая отделяла его от окружающего мира. Никто не осмеливался поселиться в этом доме уже более ста лет, потому что он был проклят. Но чужеземцы говорили, что не верят в китайских призраков. Местные жители говорили Лао Лу: «Не надо там жить! Этот дом преследуют лисьи духи!» Но Лао Лу заверял, что ничего не боится. Ведь он был кули из Гуанчжоу, кули в десятом поколении! Он был достаточно силен, чтобы не бояться тяжелой работы, и достаточно умен, чтобы найти ответ на любой интересующий его вопрос. Например, он мог с ходу сказать, сколько у чужеземок платья, причем не стал бы сомневаться ни секунды. Он запросто заходил в комнаты, где они обедали, считая каждый съеденный кусок. При этом он никогда ничего не украл. По его словам, у мисс Баннер было две пары туфель, шесть пар перчаток, пять шляп, три длинных костюма, две пары черных чулок, две пары белых, две пары подштанников, один зонтик и семь каких-то других тряпок, предназначение которых было ему неведомо. Благодаря Лао Лу я узнала много интересного о чужеземцах. Позже он поведал мне, почему местные жители считали дом проклятым. Оказывается, много лет назад это была летняя резиденция купца, который умер при ужасных, загадочных обстоятельствах. Потом умерли его четыре жены, одна за другой, при тех же ужасных обстоятельствах. Младшая умерла первой, старшая — последней, и все это случилось в период между двумя полнолуниями.