Сибирского мужика отличали самостоятельность и высокое достоинство. Он отродясь не нашивал лаптей, не мерз зимой в армяке, не гнулся в поклоне перед представителями власти. Сибиряк был своеволен и упрям, до всего норовил Дойти своим умом; спорные вопросы решал мирским приговором. По нему крестьянина могли лишить земли или иной собственности, изгнать из общины и даже казнить.

Дружно, весело, открыто жила сибирская деревня. Ставни не запирали. Замки на двери не вешали. Всем миром помогали угодившему в беду...

Сибирские крестьяне закалены духом и телом. В лихую для Отечества годину их, как правило, зачисляли в ударные полки и батальоны. В Курганском уезде село Гренадеры назвали так за то, что на диво рослые и сильные, здешние парни призывались только в гренадерские полки.

Испокон веку сибирских пахарей отличало глубокое, прочное чувство патриотизма. За минувшие два века не было ни одной войны, в которой не отличились бы мужеством и стойкостью сибирские полки. На Отечественную войну 1812 года сибиряки добровольно уходили целыми семьями. В августе 1812 Тобольский губернатор докладывал царю: – все способные носить оружие, мужчины Кугаевской, Бронниковской, Уватской и еще семи волостей добровольно вступили в ополчение. 29 июня на крестьянском сходе Абалакской волости (под Тобольском) 395 крестьян вызвались охотою пойти не войну с Наполеоном, в их числе восемь братьев Симухиных, шесть братьев Трушниковых, четверо братьев Дубовых. Жители губернии на войну с Наполеоном пожертвовали 12217 рубля, много обручальных колец, золотых и серебряных нательных крестов, украшений, мехов, холста.

Неизбывная, жертвенная любовь к Родине – пожалуй одна из самых ярких черт характера крестьянина-сибиряка Сколько их навеки упокоилось в братских могилах на землях Франции и Германии, Болгарии и Австрии, Польши и Финляндии. На фронты первой мировой войны только из Ишимского уезда ушло около 60000 человек (от каждого хозяйства по солдату) и 7000 из них не вернулись из боя.

Закаленные духом и телом, сибиряки не умели ходит: «вперед пятками». Это – суровый, мужественный, прямодушный народ, на который Родина всегда могла положиться в лихую, черную годину.

Западная Сибирь и в XX веке оставалась мужицким краем. В то время, когда в Центральной России появились промышленные гиганты, по концентрации производства Россия вышла на первое место в мире, здесь процветали мелкие полукустарные предприятия. Сибирский рабочий класс был малочисленен и разобщен. В 1913 году на 82 заводах и фабриках Тюмени трудилось всего 1793 рабочих (по 20 на одно предприятие).

В большинстве своем рабочие предприятий Тюмени, Кургана, Тобольска, Петропавловска, Ишима, Ялуторовска и других городов еще не разорвали пуповину с деревней, и, как правило, имели приусадебные участки, домашний скот, птицу.

По темпам духовного развития, уровню культуры и образования Западная Сибирь приметно отставала от центральных губерний Российской империи. Отставала, но не настолько, чтоб написать о ней вот такое: «...К югу от Оренбурга и от Омска, к северу от Томска идут необъятнейшие пространства, на которых уместились бы десятки громадных культурных государств. И на всех этих пространствах царит патриархальщина, полудикость и самая настоящая дикость».

Это строки из письма Ленина, посланного матери из сибирской ссылки. И порождены эти жестокие, обидные, категоричные оценки не глубоким разносторонним изучением края и его обитателей, а раздражением на время насильно оторванного от активной жизни и борьбы эксцентричного неукротимого борца. Подобная торопливость, поверхностность и субъективность оценок простительна обывателю, не политическому лидеру, тем более вождю партии. Ленинская оценка Сибири, как дикого отсталого края, где все замшело в недвижимости, все не в ногу со временем, впоследствии породила немало непоправимых, трагических ошибок большевиков по отношению к сибирскому крестьянству.

На духовную жизнь сибирских сел и деревень заметно влияла религия. По утверждению «Памятной книжки Тобольской губернии за 1884 г.» в городах и весях этой гигантской губернии мирно сосуществовали поклонники девяти религий – от язычников до православных христиан. Крепка была вера сибиряков в Бога, в заповеди Христа. Они презирали лодырей, надсмехались над неумехами, сторонились нытиков и хлюпиков, зато без колебаний шли на помощь угодившему в беду, увечному, убогому, обиженному. Сколько богаделен, женских и мужских училищ, приютов, больниц, школ строилось и содержалось на пожертвования прежде всего купечества. Тюменский купец Подаруев за 100000 рублен серебром построил и подарил городу здание Александровского реального училища, и поныне самое красивое в Тюмени. Он же на свои средства открыл двухклассное училище в селе Перевалово. На пожертвования купцов и крестьян возводились храмы, монастыри, часовни, народные дома, лечебницы. Между прочим, сибирское купечество произросло на крестьянском корне. За редчайшим исключением купцы были выходцами из крестьянского сословия, понимали нужды заботы мужиков и всячески помогали им.

Перестав быть административным центром Сибири, Тобольск оставался центром православия. Многие-многие годы духовная власть тобольского митрополита распространялась на огромную территорию – от Урала до Дальнего Востока и Заполярья. Только в самом стольном граде Сибири действовало 24 храма, а всего в Тобольской губернии в 1916 году на два миллиона жителей приходилось 1262 церкви и часовни. За двенадцать лет (1904 – 1916) количество церквей в губернии увеличилось на 195. На каждых 500 жителей Тюменского, Тобольского, Ишимского и Ялуторовского уездов благовестила одна церковь.

В Тобольске находились старейшая в Сибири духовная семинария и духовное училище, которые поставляли отменно подготовленных священнослужителей во все уголки необъятного края.

И хотя множество деревень не имели ни церквей, ни часовен, тем не менее и в них неоспоримы и обязательны были заповеди Христовы: не укради, не убей, не прелюбодействуй...

Но и с Богом, как и в Властью, сибиряк норовил держаться на равных. Основу его благополучия и независимости закладывали непрестанный труд да неусыпные заботы о доме, о хлебе, о детях, о себе. Трудился мужик вдохновенно и неустанно, отдыхал – весело, шумно и лихо. И в массе своей был доволен и счастлив...

Вольная, щедрая, сытая Сибирь держалась крестьянским трудом. Земля и Воля не с неба упали мужику, он утвердил их собственными руками, и не хотел поступиться ни малой долькой волюшки, ни крохотной пядью своей земли. Новые идеи, усердно рассеиваемые большевиками по европейской России, в мужицком сибирском крае не находили сторонников и последователей. Пролетарская революция им ничего не сулила и доброго ничего не дала. Этой политической отгороженности Сибири от революционных событий немало способствовала позиция властей предержащих.

Царское правительство считало Сибирь малоперспективной в экономическом отношении, не заботилось о развитии ее производительных сил. Чем глуше да безлюдней, тем удобней и надежней «прятать» там неугодных. В расчете на то, что здесь «закон – тайга, прокурор – медведь» в Сибирь бежали и бежали фанатики-сектанты, бродяги, уголовники...

В тихие горбатые переулки да улочки заснеженных уездных городков с большим запозданием доходили вести из столиц, здесь трудно приживались новые взгляды, моды, вкусы. Все непривычное, передовое встречалось с затаенным недоверием и неприязнью.

В десяти городах, 255 волостях, тысячах сел и деревень Тобольской губернии в начале нашего века существовало 9 городских училищ, 398 начальных народных училищ и 503 церковно-приходские школы и школы грамоты. Потому умеющий читать да писать слыл грамотеем, а перед грамотным молокососом степенные почитаемые бородачи ломали шапку. Пытливый, жадный мужицкий ум тяготел к знаниям; начав постигать азы «самоуком», наиболее упорные и даровитые выбивались в люди, становились купцами, предпринимателями, писарями, старшинами, псаломщиками и т. д.