Выполняя обещание, данное Франко, фюрер распо­рядился поддержать его «национальную революцию» всеми имеющимися средствами. Штаб «

W» военного министерства получил задание направить в Испанию, под видом добровольцев, кадровых офицеров и уско­рить поставки оружия. Геринг сразу же взял в свои руки формирование легиона «Кондор».

30 июля на военном аэродроме Тетуана в Испан­ском Марокко приземлились двадцать транспортных самолетов «Юнкерс-52» и столько же итальянских «Капрони», предназначенных для переброски марок­канских частей. На следующий день из Гамбурга кур­сом на Кадикс отчалил транспорт «Усарамо», имея на борту немецких военнослужащих и шесть истреби­телей «Хейнкель-51». В трюмах находились запчасти для трехмоторных бомбардировщиков, прибывших ра­нее. Они уже показали себя в деле, потопив линейный корабль республики. Ящики со снарядами, фугасными, осколочными и зажигательными бомбами были достав­лены через Италию, вместе с легионерами дуче.

Отношения между обоими диктаторами, охладив­шиеся было из-за германского нажима на Австрию, переживали пору медового месяца. Сферы влияния были разграничены к обоюдному удовольствию.

Над Аддис-Абебой развевался фашистский штан­дарт с ликторскими фациями и двойной секирой, дни маленькой Албании были сочтены. В качестве сле­дующего шага к воссозданию Римской империи Мус­солини предполагал закрепиться в стратегическом тре­угольнике: Балеарские острова — Картахена — Сеута. Для начала итальянский военно-морской флот окку­пировал остров Майорку.

Это вызвало сильнейшее беспокойство в Париже: над путями сообщения с Французским Марокко нависла непосредственная угроза. От правительства народного фронта ждали энергичного противодействия. Многое, если не все, зависело от владычицы морей Велико­британии. В Лондоне не преуменьшали серьезности положения. В случае конфликта противник попытается перерезать коммуникации между африканскими коло­ниями и метрополией. Но слишком велик был перевес объединенного англо-французского флота, чтобы сразу бить в колокола громкого боя. Следовало проявлять достойную выдержку.

Не способствовали принятию скороспелых решений и слухи, тщательно скрываемые пока от постороннего мира. Они просачивались из святая святых — коро­левской опочивальни в Букингемском дворце, где еще так недавно праздновали коронацию; назревал неслы­ханный скандал, грозивший поколебать устои благо­получнейшей из монархий.

Молодой король недвусмысленно заявил семье, что хочет жениться на некой миссис Симпсон — аме­риканской миллионерше. Мало сказать, что это, про­извело форменный шок. Короли женятся на принцес­сах крови, а не на сомнительных авантюристках. Мало того что она американка, вдобавок дважды разведен­ная, так еще и католичка! Если бы могли слышать великие венценосцы, упокоившиеся под сводами Вест­минстера, то тут же перевернулись в гробах.

Оставался единственный выход — отречение. К это­му, похоже, и шло.

Ощущая кончиками нервов тревожную неустойчи­вость параллелограмма разнонаправленных сил, фюрер решил во что бы то ни стало наладить взаимопонимание с англосаксами. К союзу с арийской Англией его неустанно подталкивали Геринг и Гесс. Этого же требо­вала и логика событий. На пиренейском плацдарме в любой момент могла появиться Россия.

Через своего агента в советском посольстве Папен получил сведения, что при определенных условиях Москва будет готова прийти на помощь республикан­скому правительству.

Агентура Канариса сообщала, что генерал Якир, командующий украинской группой войск, совершил на днях инспекционную поездку в Одессу, где начато переоборудование причалов под большие грузы. На близлежащем военном аэродроме замечено скопление скоростных двухмоторных бомбардировщиков СБ-2 конструкции Туполева. О месте их передислокации сведений не поступало.

Традиционный распорядок внешнеполитических ве­домств уже не поспевал за стремительностью миро­вого процесса. Космические масштабы борьбы требо­вали новых зигфридов, новых посланцев Вотана. Кон­стантин фон Нейрат, Леопольд фон Хаш и прочие дипломаты старой кайзеровской школы безнадежно от­стали. Нейрат к тому же слишком тесно сошелся с ари­стократами из армии. Гиммлер выражал по этому поводу справедливые опасения.

Риббентроп много лучше ориентируется в новых условиях. Морское соглашение с Англией — его заслу­га. Определенно пришла пора произвести перемены.

Решение назначить Иоахима фон Риббентропа статс- секретарем было навеяно могучим порывом «Гибели богов».

На фестиваль в Байрейт, где прошли лучшие годы любимого фюрером композитора, съезжалось все импер­ское руководство. Вагнеровский музыкальный театр, основанный в 1876 году, напоминал в такие дни оперу Кролля. С той лишь разницей, что в опере звучали речи, а здесь гремела музыка нибелунгов: «Золото Рейна», «Валькирии», «Парсифаль»...

В тот вечер, когда исполняли «Тангейзера», фюрер и Ева Браун, его подруга, пригласили в свою ложу чету Риббентропов.

—     

Я принял решение назначить вас статс-секретарем в министерстве иностранных дел,— объявил Гит­лер в антракте.

—      

Вы сделали меня счастливейшим из людей, мой фюрер! Я не пощажу сил, чтобы оправдать ваше до­верие.

Фрау Риббентроп все слышала, но, обмирая от вос­торга, не показала и вида. Пост был вакантный, и су­пруги не без основания рассчитывали, что на сей раз их не обойдут. Так и случилось, как предрекали друзья.

—      

Кого бы направить в Англию? — спросил Гит­лер новоиспеченного шефа дипломатии (министры при­ходят и уходят, а статс-секретари олицетворяют незыб­лемую преемственность).

Риббентроп сделал озабоченное лицо:

—     

На сегодня это самое важное наше посольство.

—     

И вообще, каковы шансы договориться с Лон­доном?

—     

Шансы невелики,— осторожно заметил Риббен­троп.— Но тем не менее они существуют.— Он вдруг почувствовал, что его пронзила молния, открыв со­вершенно новое — третий глаз? — видение.— Пошлите меня, мой фюрер,— смиренно попросил он.

Да, это было озарение, вдохновение свыше. В статс- секретарях можно проторчать всю жизнь, а Лондон, в случае успеха, предоставлял возможность сразу скакнуть на верхнюю ступеньку.

Гитлер не без удивления взглянул на давнего сво­его приверженца. Отказаться от высокого поста спосо­бен не каждый. Для этого нужно иметь либо провид­ческий ум, либо бескорыстное сердце. Ни тем, ни дру­гим Риббентроп не выделялся.

—      

Спасибо за интересную мысль. Я подумаю.

Мадам Риббентроп едва не потеряла сознание.

Пренебречь министерской должностью ради посоль­ства, хотя бы и лондонского! На это способен один Иоахим. Неисправимый фанатик! О, только бы фюрер не согласился...

Фюрер согласился. Уже на следующий день герман­ский временный поверенный нанес визит в Форин офис и запросил агреман.

Риббентроп появился на приеме, устроенном Герин­гом в честь руководителей олимпийских делегаций. Торжество проходило на лужайке королевского двор­ца. Прожекторы, установленные на соседних крышах, заливали парк резким дымящимся светом. Влажная листва казалась фиолетовой, а лица людей — голу­быми. Дул пронизывающий ветер. Дамы кутались в меха. Левальд, руководитель Олимпийского комитета, надел шляпу. Имперские министры и генералы стояли вперемежку с дипломатами. Весть о назначении Риб­бентропа перестала быть новостью. Здороваясь с пос­лами, он холодно благодарил за поздравления.

—     

Скорее похоже на опалу,— сказал американ­скому послу посланник Южно-Африканского Союза Джи.— Повторяется история с Папеном.