Подарок для Минны

Энди сидел на краю койки, сцепив руки и нахмурившись. Четверо матросов стояли полукругом, ожидая, пока Карл вновь заведет разговор, начатый прошлым вечером. Карл, привалившийся к переборке, держал паузу, недобро улыбаясь.

— Так ты, наконец, все понял? Сложил два и два?

Энди расцепил руки, долго изучал ладони, затем сжал пальцы в кулаки и ничего не ответил. Лишь выдавил из себя жалкую улыбку, как бы показывая, что помощи ему ждать неоткуда.

— У тебя ящик коньяка, — напомнил Карл. — Хорошего французского коньяка. В Марселе он обошелся тебе в двадцать франков. Ты сам говорил, что это удачная сделка. Ты и твоя миссас любите коньяк, святое дело пропустить рюмочку за обедом. — Он подождал, пока стихнет смех. — Ты хоть представляешь себе, какую должен заплатить пошлину?

— Ну… — Энди медленно покачал головой. — Не очень, знаешь ли. — Он напоминал большого нашкодившего медведя, осознающего, что наказания не избежать. — Не очень понимаю.

— Коньяк в Штатах идет по шесть-семь долларов за бутылку. Сухой закон, знаешь ли, — объяснил Карл. — Ты заплатил меньше двух. Разница и есть пошлина. Скажем, пять баксов на каждую из двенадцати бутылок — всего шестьдесят. У тебя есть шестьдесят баксов на это дело?

Энди думал о маленькой квартире в Бруклине, о деньгах на накопительном счету, о телевизоре, который они с Минной купят, хорошем телевизоре, с большим экраном, чтобы Минна могла смотреть его, пока он, Энди, будет в море, и даже иногда смеяться, забывая о том, что рядом никого нет.

Они понимали друг друга, он и Минна, но ожидание, Энди знал это по себе, дается нелегко, и маленькие пустячки вроде телевизора, бренди, сувениров, которые он привозил ей из плавания, помогали скрасить одиночество…

— У тебя есть шестьдесят долларов, которые тебе придется выложить, чтобы твоя миссас могла побаловаться коньяком? — снова спросил Карл.

— Нет, — ответил Энди под гогот матросов.

— Вот что я тебе скажу, — не унимался Карл. — Есть у меня одна идея. Кажется, я знаю, как выйти из этого тупика. — Он помолчал, затем широко улыбнулся. — Тебе придется податься в контрабандисты. Протащить коньяк через таможню, никому ничего не говоря. И не заплатив ни цента пошлины.

Энди медленно покачал головой.

— Это будет нечестно. Если есть такой закон…

Дружный смех заглушил конец фразы, и Энди терпеливо ждал, пока матросы угомонятся. Разве им объяснишь? Все равно не поймут.

— Это будет нечестно! — передразнил его Карл. — Ничего себе причина! Знаешь, что я тебе на это скажу? Я готов поставить десять долларов против твоего одного, что тебе не удастся пронести коньяк через таможню, как бы ты ни старался. Как тебе мое предложение? Десять к одному! Подумай…

Энди все так же сидел на койке, но уже в одиночестве. Вдруг перед ним появились две кошки, которых хватало на корабле. Они переглянулись, забрались на его широкие колени и устроились там, мурлыкая. Энди рассеянно гладил их, что-то нашептывал, но мысли его были далеко: думал он о Минне, коньяке, телевизоре, Карле и его предложении.

А кошки, его друзья, все мурлыкали и мурлыкали, словно разговаривали с ним, что-то ему втолковывали, втолковывали… Большие руки Энди замерли, и он уставился на кошек. Потом вздохнул и улыбнулся: на душе значительно полегчало…

Ошвартовались они утром, сделали все, что полагалось. И в кубрике Карл в сопровождении ухмыляющихся матросов подловил Энди.

— Ну что, поспоришь со мной? — спросил он. — Десять к одному. И еще кое-кто хочет составить мне компанию. Что скажешь?

— Согласен, — ответил Энди, глядя на Карла и на ящик коньяка, стоящий у его койки. Затем медленно кивнул и вытащил тощий кожаный кошелек. — У меня есть пятьдесят долларов.

Ставки принимал боцман. Расплачиваться решили в баре, что находился напротив таможни. Матросы прилипли к окну, когда Энди, в городской одежде, вошел в зал досмотра с сумкой в одной руке и чемоданом в другой и направился прямо к таможеннику.

Тот порылся в сумке, хлопнул Энди по плечу, показывая, что все в порядке, повернулся к чемодану.

— Я не могу его открыть, — предупредил таможенника Энди.

— А что такое? — улыбнулся тот.

— В чемодане кошки. Видите ли, на корабле их стало слишком много, и шкипер приказал избавиться от лишних.

— Интересная история, — кивнул таможенник. — Такой я еще не слышал.

— Это правда. Матросы хотели выкинуть кошек за борт, но я люблю их. Вот и подумал, что лучше возьму кошек с собой, на берег, и кому-нибудь раздам. — Энди от волнения вспотел, лицо его блестело. — Я очень люблю кошек, — дрожащим голосом повторил он. — Пожалуйста, не открывайте чемодан.

— Знаешь, приятель, — таможенник взялся за замки, — ничего у тебя не выйдет. Идея хорошая, но меня на этом не проведешь. — И откинул крышку.

В чемодане действительно сидели кошки, штук шесть, но таможеннику показалось, что их намного больше. Они выскочили из чемодана, яростно шипя, обежали зал досмотра и, набрав скорость, понеслись обратно на корабль.

Энди закрыл пустой чемодан, защелкнул замки и, одарив таможенника долгим печальным взглядом, потопал вслед за кошками.

В баре все хохотали так, что пиво расплескивалось из кружек. Хохотали все — кроме Карла.

— Ничего у него не выйдет, — изрек он наконец. — Чтобы этот увалень…

— Ставки сделаны, — напомнил ему боцман. — Так что рассуждать не о чем…

Прошло сорок минут, прежде чем Энди вновь появился перед таможенником. С чемоданом в руке. Поставив его на пол, он вытер широкой ладонью лицо.

— Вы вновь хотите открыть чемодан? Ловить их — занятие не из легких.

Таможенник посмотрел на чемодан. Перевел взгляд на Энди. Открыл рот. Закрыл. И наконец недовольно пробурчал:

— Проходи. Выметайся отсюда.

— Да, сэр. — Стараясь сохранить бесстрастное выражение лица, Энди подхватил чемодан, сумку, вышел из таможни, пересек улицу и нырнул в бар. Думал он о Минне, о телевизоре, может, об одной из тех машин, в которые закладывают одежду и немного мыла, а потом они все делают сами. Минна, полагал он, обрадуется такой машине. Она будет маленькими глоточками пить коньяк, смотреть телевизор и слушать, как машина работает за нее. Мысль эта Энди очень понравилась.

Так что в бар он вошел, улыбаясь во весь рот. Команда встретила его приветственными воплями, поздравляли, хлопали по плечам и спине. Все, кроме Карла, мрачно наблюдавшего, как боцман вынимает из кармана деньги.

Энди стоял среди них, огромный, неуклюжий, и по-прежнему улыбался. Боцман отсчитывал купюры, передавая их Энди и время от времени прерывая это занятие, чтобы вытереть слезящиеся от смеха глаза.