- Бас?!
- Ладно, - он вздыхает. - Мы расстались. На почве непримиримых противоречий относительно техники... катания.
Боже, какая же она дура! Самая простая, очевидная, лежащая на поверхности версия не пришла ей в голову! Он просто расстался с Романович! И ищет кого-то ей на замену. Именно поэтому так себя и ведет!
Ей бы обрадоваться, что парень, которым она бредит не один месяц, наконец-то свободен. И у них может что-то получиться. Но неожиданно просыпаются родительские гены - гордыня, упрямство и характер. У нее четкое ощущение, что до нее... снизошли. Что до нее дошла очередь. А Маша Тихомирова ненавидела очереди и была неколебимо уверена в собственной исключительности и уникальности, так уж ей отец внушил.
- Значит, ты... в свободном поиске?
- Угу.
- Что ж... Думаю, я смогу тебе помочь.
- Да? - он улыбается, широко, обрадовано. Придвигается близко, очень близко. Чуть наклоняется к ее лицу. - Я очень рад. И как именно... ты собираешься мне помочь?
Впервые, глядя ему прямо в глаза, да еще и так близко, она испытывает не гипнотически-предобморочное чувство, а нормальную, здоровую злость. Желание уделать.
- Будешь проводить кастинг - позови меня. Сделаю тебе фото, как надо - фас, профиль, ню. Потом сядешь с фотографиями, спокойно рассмотришь, оценишь. И выберешь.
Он так забавно хлопал глазами, что Маша не удержалась от ехидной улыбки.
- Кастинг?..
- Конечно. Ты же должен серьезно подойти к вопросу подбора кандидатуры на такую важную вакансию. Так что как соберешься - обращайся. Сделаю тебе скидку на фотосессию... пятьдесят процентов.
Он сначала просто изумленно смотрит на нее, потом улыбается. А потом - хохочет, запрокинув голову. И, отсмеявшись:
- Ну ты и стерва!
И непонятно, чего в его тоне больше - осуждения или восхищения. Пожалуй, восхищения больше.
- Будешь обзываться - не получишь скидки!
- Ох, Маша, Маша... - качает он головой. И почему-то совершенно не выглядит смущенным или огорченным. Улыбается так, что она понимает - он пришел к каким-то совершено определенным выводам относительно ее персоны. Она отвечает ему прямым, с вызовом, взглядом. Он улыбается еще шире. Игра началась.
Глава 5. Папа целоваться не велит.
После того, как они следующим днем отсняли пухлячную сессию, Бас отбирает у нее рюкзак с камерой и протягивает Сафонову со словами:
- Возьми с собой. Маша потом у тебя позже заберет.
- А вы?
- А мы своим ходом спустимся, через плато, а потом по ложбине. Прокатимся, снег хороший.
- Эй! - протестует Мария.
- Я сказал, что поставлю тебе стойку - значит, поставлю!
- Да тебе-то какое дело?!
- Я не могу смотреть на такое безобразие.
- Не можешь - не смотри!
- Давай-давай! - подталкивает ее в спину. Ребятам, грузящимся в ратрак: - Внизу увидимся!
- Слушай, ты, Сусанин! - Маша смотрит вслед удаляющемуся ратраку. Наконец, он скрывается из виду и становится тихо... и совсем безлюдно. Только они вдвоем. И горы вокруг. - А мы твоей милостью не закукуем тут? Вот заблудимся...
- Заблудимся?! - усмехается "Сусанин". - Это невозможно. Я в этих горах вырос, каждую елку знаю. Не бойся, прорвемся. Итак, слушай меня...
Он оказался хорошим учителем. Объяснял понятно, показывал доступно. Не орал, был терпелив и щедр на похвалу. И в его объяснениях определенно был прок - она это почувствовала, когда поймала те движения, о которых он ей толковал.
- Ну вот, теперь за тебя не стыдно, - удовлетворенно.
- Знаешь, что?! Вообще-то я и без тебя неплохо каталась!
- Неплохо? Ты себе льстишь, Мария...
- Ну да, конечно! Смотря с кем сравнивать! Если с таким профи, как ты...
- Всегда надо стремиться к самосовершенствованию, - он до безобразия назидателен и самоуверен.
- Да? Вот я на тебя посмотрю с профессиональной камерой в руках! И что ты сможешь сфотографировать!
- А что?! - с внезапным воодушевлением отвечает он. - Смотря что снимать... Если тебя... Как ты там говорила вчера - фас, профиль, "ню"... На твое "ню" я определенно согласен! Когда начнем уроки фотодела? Сегодня?
Она молча показывает ему "фак", благо на руках перчатки, не варежки. И уже теперь даже и не знает, что лучше - его спокойное равнодушие или такое... внимание. Это настолько неожиданно... и что-то протестует внутри, не позволяет принять это внимание. Собственная противоречивость и непоследовательность раздражает.
- Ну что, Мария... Давай, отожги по этой полянке. Покажи, чему ты научилась. Порадуй меня... хоть так...
Она отталкивается, вложив в это движение все свое раздражение. И, спустя секунд пять...
- Маш, какого черта ты завалилась под елку?! Ты как там?
Она не отвечает, пыхтит и сопит, пытается выбраться. Кошмар, никакой опоры под ней, только глубокий пушистый снег.
А он стоит над ней и издевательски менторствует:
- Эх, Маруся, Маруся... Под деревьями самый глубокий снег, туда лучше не проваливаться.
- Я уже чувствую, - кряхтит она.
- Ну, ты долго там копаться будешь?
Она со зла дергает ногой, лыжа проваливается еще глубже, стопу больно выворачивает.
- Ай!
- Что там у тебя?!
- Лыжи глубоко ушли! Вытащить не могу! А ногу больно...
Он в одно мгновение выстегивается, падает рядом с ней в снег на колени.
- Не дергайся, я сейчас! - руки запускает куда-то в глубину снега. - Упрись мне коленом в руку!
Щелчок, нога освобождается, потом он отщелкивает и вторую лыжу. Маша вытягивает ноги, морщится.
- Как ты?
Неужели беспокоится?
- Нормально. Но лыжи глубоко, придется копать.
- Выкопаем, лыжи - не картошка, - отвечает он задумчиво. Стоит над ней на коленях, сама Маша, как в перине, лежит в пушистом снегу.
- Слушай, ну ты же понимаешь... - тон его неожиданно нерешителен. - Что я не могу не воспользоваться... сложившейся ситуацией.
Задирает очки на шлем, поднимет ее очки так же. Теперь видно глаза. Он наклоняет голову, как будто что-то оценивает.
"Сейчас поцелует" - мелькает в голове паническая (какого черта, не сама ли ты этого хотела, Маша?!) мысль. Наклоняется медленно, все так же чуть повернув голову. Когда двое, которые собираются поцеловаться, оба облачены в шлемы и очки, вздернутые на лоб, к этому процессу надо подходить внимательно и не торопясь.
Бас прицелился точно. И когда их губы разделяло уже совсем немного, она резко отвернулась, царапнув оправой своих очков о его.
Он выдыхает ей куда-то мимо губ, обдавая теплым воздухом щеку, ухо, шею.
- Маш, что за детский сад?
- Слезь с меня!
Он чуть отстраняется.
- Маш, но ты же....
- Слезь с меня, ты тяжелый!!!
- Слушай, но ты же... я же тебе... Мне показалось, еще там, в Канаде... что я тебе нравлюсь?..
- Когда кажется - креститься надо! Слезь, я кому сказала!
Он резко садится.
- Все-все! - даже руки поднимает перед собой в примирительном жесте. - Извини, дурак, не понял, напридумывал себе всякого. Погорячился, был неправ. Приношу свои извинения!
Встает, протягивает руку, помогает ей выбраться из снежной перины. Потом они вдвоем выкапывают из-под снега лыжи. Маша бросает на него косые взгляды. Он так быстро согласился, что это кажется странным... и обидным! Черт, она сама запуталась - в себе и в нем!
Мария слишком недолго была знакома с Василием, чтобы понимать: такая мгновенная и безоговорочная капитуляция означала одно - силы противника отходят на заранее подготовленные позиции, чтобы перегруппироваться и нанести вероломный удар с другой стороны.
______________
Блицкриг был проведен согласно всем правилам военного дела - молниеносно и сокрушительно. У нее не было ни малейших шансов. Впрочем, очень похоже было на то, что все свои шансы она утратила еще в момент первой встречи. И ни доводы разума, ни девичья гордость ей бы не помогли.