В дальнем конце опустевшей улицы показался велосипедист.
— Разрази меня гром, Тис, это твой Силли едет.
Велосипед остановился возле крыльца, на нем сидел цветной, парнишка лет семнадцати, угловатый, нескладный — длинные руки и ноги, круглая, как арбуз, голова. Он взглянул на Сэмюэля Тиса и улыбнулся.
— Что, совесть заговорила, вернулся? — сказал Тис.
— Нет, хозяин, я просто привез велосипед.
— Это почему же — в ракету не влазит?
— Да нет, хозяин, не в том дело…
— Можешь не объяснять, в чем дело! Слазь, я не позволю тебе красть мое имущество! — Он толкнул парня. Велосипед упал. — Пошел в лавку, медяшки чистить.
— Что вы сказали, хозяин? — Глаза парня расширились.
— То, что слышал! Надо ружья распаковать и ящик вскрыть — гвозди пришли из Натчеза…
— Мистер Тис…
— Наладить ларь для молотков…
— Мистер Тис, хозяин!
— Ты еще стоишь здесь?! — Тис свирепо сверкнул глазами.
— Мистер Тис, можно я сегодня возьму выходной? — спросил парень извиняющимся голосом.
— И завтра тоже, и послезавтра, и послепослезавтра? — сказал Тис.
— Боюсь, что так, хозяин.
— Бояться тебе надо, это верно. Пойди-ка сюда. — Он потащил парня в лавку и достал из конторки бумагу. — Помнишь эту штуку?
— Что это, хозяин?
— Твой трудовой контракт. Ты подписал его, вот твой крестик, видишь? Отвечай.
— Я не подписывал, мистер Тис. — Парень весь трясся. — Кто угодно может поставить крестик.
— Слушай, Силли. Контракт: «Я обязуюсь работать на мистера Сэмюэля Тиса два года, начиная с 15 июля 2001 года, а если захочу уволиться, то заявлю об этом за четыре недели и буду продолжать работать, пока не будет подыскана замена». Вот, — Тис стукнул ладонью по бумаге, его глаза блестели. — А будешь артачиться, пойдем в суд.
— Я не могу! — вскричал парень; по его щекам покатились слезы. — Если я не уеду сегодня, я не уеду никогда.
— Я отлично тебя понимаю, Силли, да-да, и сочувствую тебе. Но ничего, мы будем хорошо обращаться с тобой, парень, хорошо кормить. А теперь ступай и берись за работу, и выкинь из головы всю эту блажь, понял? Вот так, Силли. — Тис мрачно ухмыльнулся и потрепал его по плечу.
Парень повернулся к старикам, сидящим на веранде. Слезы застилали ему глаза.
— Может… может, кто из этих джентльменов… Мужчины под навесом, истомленные зноем, подняли головы, посмотрели на Силли, потом на Тиса.
— Это как же понимать: ты хочешь, чтобы твое место занял белый? — холодно спросил Тис.
Дед Квортэрмэйн поднял с колен красные руки. Он задумчиво поглядел вдаль и сказал:
— Слышь, Тис, а как насчет меня?
— Что?
— Я берусь работать вместо Силли. Остальные притихли.
Тис покачивался на носках.
— Дед… — произнес он предостерегающе.
— Отпусти парня, я почищу что надо.
— Вы… в самом деле, взаправду? — Силли подбежал к деду. Он смеялся и плакал одновременно, не веря своим ушам.
— Конечно.
— Дед, — сказал Тис, — не суй свой паршивый нос в это дело.
— Не держи мальца, Тис.
Тис подошел к Силли и схватил его за руку:
— Он мой. Я запру его в задней комнате до ночи.
— Не надо, мистер Тис!
Парень зарыдал. Горький плач громко отдавался под навесом. Темные веки Силли набухли. На дороге вдали появился старенький, дребезжащий «форд», увозивший последних цветных.
— Это мои, мистер Тис. О, пожалуйста, прошу вас, ради Бога.
— Тис, — сказал один из мужчин, вставая, — пусть уходит.
Второй поднялся:
— Я тоже за это.
— И я, — вступил третий.
— К чему это? — Теперь заговорили все. — Кончай, Тис.
— Отпусти его.
Тис нащупал в кармане пистолет. Он увидел лица мужчин. Он вынул руку из кармана и сказал:
— Вот, значит, как?
— Да, вот так, — отозвался кто-то. Тис отпустил парня.
— Ладно. Катись. — Он ткнул рукой в сторону лавки. — Надеюсь, ты не собираешься оставлять свое грязное барахло?
— Нет, хозяин!
— Убери все до последней тряпки из своего закутка и сожги!
Силли покачал головой:
— Я возьму с собой.
— Так они и позволят тебе тащить в ракету всякую дрянь!
— Я возьму с собой, — мягко настаивал парнишка.
Он побежал через лавку в пристройку. Слышно было, как он подметает и наводит чистоту. Миг, и Силли появился снова, неся волчки, шарики, старых воздушных змеев и другое барахло, скопленное за несколько лет. Как раз в этот миг подъехал «форд»; Силли сел в машину, хлопнула дверца.
Тис стоял на веранде, горько улыбаясь.
— И что же ты собираешься делать там?
— Открою свое дело, — ответил Силли. — Хочу завести скобяную лавку.
— Ах ты, дрянь, так вот ты зачем ко мне нанимался, задумал набить руку, а потом улизнуть и использовать науку!
— Нет, хозяин, я никогда не думал, что так получится. А оно получилось. Разве я виноват, что научился, мистер Тис?
— Вы небось придумали имена вашим ракетам? Цветные смотрели на свои единственные часы — на приборной доске «форда».
— Да, хозяин.
— Небось «Илия» и «Колесница», «Большое колесо» и «Малое колесо», «Вера», «Надежда», «Милосердие»?
— Мы придумали имена для кораблей, мистер Тис.
— «Бог-сын» и «Святой дух», да? Скажи, малый, а одну ракету назвали в честь баптистской церкви?
— Нам пора ехать, мистер Тис. Тис хохотал.
— Неужели ни одну не назвали «Летай пониже» или «Благолепная колесница»?
Машина тронулась.
— Прощайте, мистер Тис.
— А есть у вас ракета «Рассыпьтесь, мои косточки»?
— Прощайте, мистер!
— А «Через Иорданы»? Ха! Ладно, парень, катись, отваливай на своей ракете, давай лети, пусть взрывается, я плакать не буду!
Машина покатила прочь в облаке пыли. Силли привстал, приставил ладони ко рту и крикнул напоследок Тису:
— Мистер Тис, мистер Тис, а что вы теперь будете делать по ночам? Что будете делать ночью, хозяин?
Тишина. Машина растаяла вдали. Дорога опустела.
— Что он хотел сказать, черт возьми? — недоумевал Тис. — Что я буду делать по ночам?..
Он смотрел, как оседает пыль, и вдруг до него дошло.
Он вспомнил ночи, когда возле его дома останавливались автомашины, а в них — темные силуэты, торчат колени, еще выше торчат дула ружей, будто полный кузов журавлей под черной листвой спящих деревьев. И злые глаза… Гудок, еще гудок, он хлопает дверцей, сжимая в руке ружье, посмеиваясь про себя, и сердце колотится, как у мальчишки, и бешеная гонка по ночной летней дороге, круг толстой веревки на полу машины, коробки новеньких патронов оттопыривают карманы пальто. Сколько было таких ночей за все годы — встречный ветер, треплющий космы волос над недобрыми глазами, торжествующие вопли при виде хорошего дерева, надежного, крепкого дерева, и стук в дверь лачуги!
— Так вот он про что, сукин сын! — Тис выскочил из тени на дорогу. — Назад, ублюдок! Что я буду делать ночами?! Ах ты, гад, подлюга…
Вопрос Силли попал в самую точку. Тис почувствовал себя больным, опустошенным. «В самом деле. Что мы будем делать по ночам? — думал он. — Теперь, когда все уехали…» На душе было пусто, мысли оцепенели.
Он выхватил из кармана пистолет, пересчитал патроны.
— Ты что это задумал, Сэм? — спросил кто-то.
— Убью эту сволочь.
— Не распаляйся так, — сказал дед.
Но Сэмюэль Тис уже исчез за лавкой. Секундой позже он выехал в своей открытой машине.
— Кто со мной?
— Я прокачусь, пожалуй, — отозвался дед, вставая.
— Еще кто? Молчание.
Дед сел в машину и захлопнул дверцу. Сэмюэль Тис, вздымая пыль, вырулил на дорогу, и они рванулись вперед под ослепительным небом. Оба молчали. Над сухими нивами по сторонам струилось жаркое марево.
Развилок. Стоп.
— Куда они поехали, дед? Дед Квортэрмэйн прищурился:
— Прямо, сдается мне.
Они продолжали путь. Одиноко ворчал мотор под летними деревьями. Дорога была пуста, но вот они стали примечать что-то необычное. Наконец Тис сбавил ход и перегнулся через дверцу, свирепо сверкая желтыми глазами.