О́дин, обнюхивавший землю, вдруг остановился и зарычал.

Я поднял затуманенный взгляд на двух подростков, которые шли по газону Лэйк-Шор-Ист-Парка между зданиями на Ист-Рэндольф-стрит. Вряд ли в такое позднее время они собирались делать что-то легальное, и то, как они смотрели на меня и подталкивали друг друга, настолько очевидно показывало их намерения, что это выглядело почти жалко.

Пожалуй, это было бы жалко при других обстоятельствах.

Обычно такая ситуация меня бы не беспокоила. Два сопляка, как правило, не создали бы много проблем, но я был пьян. Помимо этого, я был безоружен и в придачу чувствовал себя чертовски глупо.

Двое парней перешли на ту сторону дорожки, где было меньше света, но я все еще мог их видеть вполне хорошо. У одного были темные волосы и довольно мускулистое телосложение, а другой был меньше, худощавее, у него были рыжие волосы, и длинная грязная челка закрывала один глаз.

Темноволосый потянулся к заднему карману джинсов и вытащил что-то блестящее и острое. Если у меня раньше и возникли какие-то сомнения на счет их мотивов, то они тут же испарились.

О́дин снова зарычал, сделал пару шагов и стал между мной и двумя подростками. Мне пришлось немедленно пресечь это, поскольку последнее, что мне было нужно, – это чтобы собаку пырнули ножом. Я был не в том состоянии, чтобы везти его потом к ветеринару. Оттеснив О́дина ногами, я сделал так, чтобы его массивное тело оказалось позади меня и частично в каменном саду.

— Давай сюда свой бумажник, — сказал парень, стоящий справа. — И тогда я, может быть, решу не оставлять тебя и твою дворнягу истекать кровью на улице.

Я раздумывал, сказать ли ему, что улица была всего в ста метрах, но отказался от этого. Другой парень заржал, и я просто слегка покачал головой. От этого моя голова закружилась, что заставило меня немедленно прекратить шевелиться. Сделав шаг назад, я снова чуть не споткнулся о чертову собаку.

— Мужик, ты влип, — сказал рыжеволосый парень. Смотря на его волосы, я не мог не вспомнить Дэвида Хассельхофа в фильме «Пираньи 3D». Он сыграл самого себя в жутко пошлом ужастике, который когда-то заставил меня смотреть Джонатан. В фильме актер постоянно оскорблял маленького рыжеволосого парня, который был слишком туп, чтобы выжить. На протяжении всего времени он называл его маленьким рыжим дебилом.

Я услышал свой собственный смешок.

— Думаешь, это смешно? — спросил тот, что потемнее.

— Если подумать, то да, — ответил я. — Ты собираешься зарезать меня и собаку в парке, а потом волочить нас до улицы? Ну и чего именно ты этим добьешься?

Перед глазами снова стоял туман, и следующее, что я почувствовал, – острая боль в боку. Я упал на колени на асфальт, а О́дин залаял.

Этой ночью ничего хуже со мной уже просто не могло случиться.

Я очутился на земле, но не из-за удара – он был не таким уж сильным, хотя где-то на задворках моего сознания мелькнула мысль, что ребро может быть повреждено, – а просто мое тело решило, что как раз сейчас пора избавить мой организм от алкоголя.

Моя выдержка мне изменила, и я не смог больше сдерживаться.

Пока я блевал в кусты возле границы парка, разум все пытался сосчитать количество шотов, которые я, должно быть, принял на пару с Джимом, охранником. Едва понимая, что за возня возникла поблизости, я продолжал удобрять каменный сад и снова и снова напоминал себе, почему не в моих правилах пить слишком много.

Ненавижу, когда меня рвет.

Просто ненавижу.

Даже когда я был ребенком, сама мысль о рвоте была отвратительна. Малейшего чувства тошноты было достаточно, чтобы вызвать чуть ли не приступ паники, и, если у меня случались проблемы с желудком, я начинал плакать и кричать от каждого рвотного позыва. Если честно, я думал, что если буду блевать слишком сильно, то все главные органы или какие-то другие важные части моих внутренностей вывалятся наружу. Я помнил то чувство ужаса и беспомощности, когда я в монастыре стоял на коленях над грязной фарфоровой чашей и на самом деле старался удержать свои внутренности внутри себя.

Была там одна монахиня, которая ударила меня и сказала, что хватит вести себя как ребенок; я думаю, мне тогда было около четырех лет. Излишне говорить, что это не помогало мне преодолеть страх перед рвотой, и, хотя взрослая жизнь научила меня более реалистичному подходу, я все еще до глубины души ненавидел этот процесс.

К тому времени, как я уже начал возвращать контроль над своим телом, все, казалось, утихло. Это было какой-то бессмыслицей, но пока меня тошнило, суматоха вокруг меня исчезла. Запаха, исходящего от земли подо мной, было вполне достаточно, чтобы снова заставить меня блевать, поэтому я начал переползать обратно на дорожку, пытаясь убраться подальше от вони в надежде спасти себя. Мои колени обдирались о грубый асфальт, а я все так и отползал, пока, наконец, мне хватило ума оглянуться вокруг.

О́дин сидел рядом со мной, виляя хвостом и вывалив язык на одну сторону пасти.

Отличный сторожевой пес.

Он попытался лизнуть меня в лицо, что было просто отвратительно. Я оттолкнул его, и тут в моем поле зрения прямо передо мной возникла пара ног. В то время как голова не прекращала кружиться, я попытался сосредоточить внимание на грязных теннисных туфлях и ярких белых носках на волосатых икрах. Я понимал, что нужно поднять голову, чтобы увидеть, кто это, но у меня не было достаточного контроля над мышцами.

— Выглядишь дерьмово, — произнес знакомый голос.

Пальцами одной руки я потер глаза, пытаясь прояснить зрение, а рукавом другой утирал рот. Эти манипуляции заняли какое-то время, но вот я, наконец-то, смог осмотреться с некоторой четкостью только для того, чтобы обнаружить, что оба сученыша, что приставали ко мне, ушли. Вместо них мне улыбался Терри Крамер.

— Что за ... — я потряс головой, заработав только еще большую слабость в голове и желудке. Терри то исчезал, то вновь проявлялся, в то время, пока я снова пытался удержать себя от рвоты. Титаническими усилиями проглотив желчь и заставляя себя не блевать, я посмотрел на Терри. — Что ты здесь делаешь?

— Спасаю твою задницу, — ответил он с ухмылкой.

Я огляделся, но двух парней нигде не было видно. На дорожке у травы, в нескольких метрах от меня валялся небольшой складной нож, но того, кто его держал, не было. Осматривая парк, я не увидел никаких признаков того, что кто-то бродит вокруг. Они, должно быть, зашли за здание. Это не имело смысла – они вышли из парка.

— Как раз вовремя, да? — сказал Терри, пока я прилагал усилия, чтобы снова встать на ноги.

Я слегка вздохнул, потянулся к шее О́дина и схватил его за ошейник. Мои пальцы перебрались к краю поводка, и я обернул его вокруг руки. Он не собирался никуда уходить, но мне нужно было, чтобы он помог мне подняться с земли. И чтобы помог мне добраться до дома.

С дрожащими коленками и с О́дином в качестве опоры, я сумел встать, но продолжал смотреть на бетон, который все так же кружился перед глазами. Мне нужно сосредоточиться. Нужно избавиться от всего дерьма в моем организме, чтобы тело перестало бунтовать против меня.

Я повернулся к куче камней, и меня снова стошнило.

— Эй, мужик! — воскликнул Терри, сделав несколько шагов назад, чтобы избежать брызг. — Ты не в лучшей форме!

Отвечать ему было бессмысленно, не говоря уже о том, что это было просто невозможно, учитывая сложившуюся ситуацию, поэтому я и не стал. Кроме того, у меня возникло чувство, что, если я снова открою рот, это вызовет проблемы.

— Тебе повезло, что я проходил мимо, — сказал Терри. — Эти детки могли причинить тебе большие неприятности.

Множество возможных ответных мер мелькало в моей голове, как фотографии идолов из «Teen Beat»^[7], некоторые включали только слова, а другие еще и действия. По крайней мере одна моя реакция подразумевала удар кулаком. Я мог бы попытаться что-то сказать, но по правде немного боялся, что если открою рот, то меня снова стошнит.