Фоменко утвердительно кивнул головой, они выпили по полной, закусили, и Катерина не удержалась от вопроса:

— Давно хотела спросить, котик, почему ты называешь Сережу Хирургом? Он же, насколько знаю, не врач. Разве не так, Софа? — она недоуменно посмотрела на подругу.

— Это прозвище, но его мне дали по делу, — с важным видом ответил сам Фоменко. — Я еще студентом начал делать сложные операции, и меня привлекли в помощь преподавателям, заметив мои способности.

Он было умолк, но потом с гордостью добавил:

— И хотя институт мне пришлось бросить, но оперировать могу почище иного дипломированного хирурга. Мне они доверяли делать то, что боялись сами, и у меня все получалось!

— Тогда, может, ты из моего Костеньки тоже сделаешь хирурга? — пошутила хозяйка. — Вы ведь вместе теперь будете работать? А Котик очень способный — можете мне поверить! — начиная хмелеть, хихикнула она.

— В этом деле, согласен, ему равных нет, — в тон ей весело подтвердил Сергей. — Но хирургия, Катюша, посложнее будет. Хотя и здесь нужен природный дар, — добавил он, подмигнув Костылю, — и, конечно, практика.

Взглянув на часы, тот заторопился. Снова быстро наполнил рюмки, и Софа тут же предложила выпить за свой артистический дебют.

— Мне никогда не доводилось играть не только в театре, но и в драмкружке. И способностей не было, да и не тянуло вовсе, — призналась она. — Но чувствую, что с ролью ментовской воспитательницы справлюсь. Можете не сомневаться!

Пока остальные закусывали, Софа вышла из-за стола и вскоре вернулась в полном милицейском параде. Она даже свои пышные волосы затянула сзади в тугой пучок. И хотя чужая форма была ей немного тесновата, выглядела вполне натурально.

— Ну кто здесь плохо себя ведет? — приняв строгий вид, обвела Софа взглядом сидящих за столом, и, не удержавшись, прыснула со смеху.

Остальных тоже развеселил ее маскарад, но Костыль, отсмеявшись, еще раз взглянул на часы и решительно встал из-за стола.

— Все! Мне уже пора, — сказал он, с сожалением глядя на недопитый графин и недоеденную закуску. — Вы можете тут погудеть еще немного, а мне надо идти. Труба зовет!

Нахлобучив кепку на свой голый череп, Башун пошел к дверям, а остальные, войдя в хмельной раж, напутствовали его звоном своих рюмок.

Несмотря на груду неотложных документов, ожидающих его подписи, Петр Юсупов, вернувшись в свой офис после тяжелого разрыва с Зиной, никак не мог заставить себя заняться делом. Угрозы разъяренной любовницы не выходили у него из головы. Какое-то шестое чувство тревожило его душу, предупреждая о надвигающейся опасности.

«Нет, не сгоряча она обещала мне отомстить, — стучала в висках тревожная мысль. — Что-то определенное задумала. Но что она может сделать? Поджечь квартиру, украсть какие-нибудь ценности или навредить как-то иначе? Зина не глупа и знает, что меня этим не проймет, — резонно отверг он эту версию и мысленно похолодел. — Сердце подсказывает, что у нее на уме нечто более жуткое. Аж не по себе делается!»

Так ломая над этим голову, Петр просидел за своим столом битый час, пока не пришел к выводу, который взволновал его еще больше. Интуиция и логика подсказали ему, что жертвами Зининой мести скорее всего станут его малолетние сестры. Эта ужасная догадка настолько выбила его из колеи, что, как всегда, в таком состоянии он обратился к Виктору Казакову, чтобы облегчить душу и получить добрый совет.

Старый друг явился, отложив все дела, по первому его зову. Зная, что нужно сначала дать Петру высказаться, он, не задавая вопросов, сел в кресло и, обратив на него внимательные глаза за толстыми стеклами очков, приготовился слушать.

«Наверное, у Пети опять затруднения на личном фронте, — про себя решил он, близкий к истине. — Ох, уж этот проклятый любовный треугольник!»

Искренняя преданность ему Казакова и постоянная готовность прийти на помощь всегда действовали на Петра успокаивающе, и он тепло произнес:

— Спасибо, Витя, что пришел, бросив дела. Я знаю, как ты загружен и что ведешь важные переговоры. Но что стоят любые дела, когда речь идет о судьбе, а может быть, и о жизни детей? — с волнением обратился он к другу. — Разве я не прав?

— Разумеется, прав, но ты все же скажи, что случилось, — сочувственно произнес Казаков. — О каких детях идет речь?

— О моих сестрах! — с горечью и тревогой объяснил ему Петр. — Мне пришлось порвать с Зиной отношения, о которых ты знаешь. И она угрожает отомстить!

— А при чем здесь твои сестры? — не понял Виктор. — Она же тебе угрожает, а не им? Я думаю, — логично предположил он, — что она намеревается настучать о вашей с ней… — он запнулся, подбирая слово, — связи Даше. Вот, как надеется она тебе отомстить!

— Если бы так! — мрачно возразил Петр. — Я бы это пережил и считал заслуженной карой. Но Зина знает, что ни этим, ни материальным ущербом меня не проймет. Боюсь, Витя, что она со зла что-нибудь дурное сделает с девчонками, — не скрывая своего страха, признался он. — Так говорит мне предчувствие. У нее темная душа, я только теперь это осознал, и, поверь, она на такое способна!

— Что-то верится в это с трудом, — с сомнением покачал головой Казаков. — Но все равно, если есть хоть один шанс, что она может пойти на такое преступление, — твердо заявил он, — нужно немедленно изолировать от нее Оленьку и Надю!

— Вот над этим я как раз и ломаю голову, — тяжело вздохнув, сказал Петр. — С одной стороны, чувствую, что надо так и сделать, но с другой, — он растерянно посмотрел на друга, — ну как я могу ее так грубо выставить после наших… — замялся, — отношений? Ведь, может, я зря ее подозреваю? Тем более она сама заявила, что вот-вот уйдет. Только подыщет новое место.

Но Казаков с ним не согласился.

— А если твои опасения обоснованны, Петя? Разве можно так рисковать? — в его глазах за стеклами очков застыла тревога. — Это же твои родные сестры. Ты никогда не простишь себе, если с ними что-нибудь случится!

— В том-то и дело, что пока с ними ничего не должно случиться, — убежденно ответил Петр. — Зина ничего им не сделает до своего ухода.

— Но почему ты так в этом уверен? — недоуменно поднял брови Виктор.

— Не уйдет она, пока не получит расчет, — привел убедительный аргумент Петр. — Пятьсот баксов на улице не валяются! Так что не обязательно выгонять ее, как нашкодившую собачонку. Можно обождать, пока подыщет работу. Но вот что потом делать?

— Как что? Уволить и запретить видеться с сестрами! — уверенно посоветовал Казаков. — Без стеснений пригрозить, что если ослушается, то ей несдобровать.

— Ошибаешься ты, Витя! — не согласился с ним Петр. — Зина не из робкого десятка. Что-то в ней есть темное, зловещее. А девочки ее любят, доверяют.

— Значит, надо их разубедить, открыть глаза и категорически запретить с ней общаться! — твердо стоял на своем Казаков. — А поговорить с ней и предупредить о последствиях должен не ты, а Михаил Юрьевич. Уж он-то сумеет ее как надо застращать!

— Не знаю. Все это противно и низко, — несогласно покачал головой Петр. — И если мои подозрения необоснованны — несправедливо и жестоко по отношению к Зине. Придется подождать, когда вернется отец, и посоветоваться с ним.

Он все еще оставался во власти сомнений.

Завершив очередное расследование на выезде и прилетев домой, Михаил Юрьевич Юсупов был удивлен, застав домработницу Зину в мрачном настроении. Обычно веселая и кокетливая, она лишь хмуро поздоровалась с хозяином и продолжала работать пылесосом. Когда, разобрав чемодан и приняв душ, он пришел на кухню, чтобы перекусить, она все так же хмуро поставила на стол еду и при этом не произнесла ни слова.

«Что-то здесь произошло. Неспроста Зина молчит и хмурится, — мысленно заключил Михаил Юрьевич. — Но если бы случилось что-то серьезное, то сын мне сообщил бы, — успокоил он себя, решив: надо будет все же у нее спросить. Может, обиделась на Петю или на девочек?»