— О чем речь! Не волнуйся, сделаем так, как мы решили, — хладнокровно заверил друга Костыль. — Они могут подождать хотя бы пару дней? — деловито спросил он.

— Дают нам не больше недели, — соврал на всякий случай хитрый Фоменко. — Думаешь, успеем? — с сомнением спросил он.

— А чего же не успеть? Нам только надо пошевелить мозгами, какой для нее придумать несчастный случай, — спокойно ответил Костыль.

— Ладно, чего-нибудь да придумаем, — приободрился Фоменко. — Нам нельзя упустить этот заказ. Власыч сказал: куш — что надо!

Наутро в чистенькую детскую спальню на шесть коек, где вместе с другими девочками находились Оля и Надя, пришла заведующая Воронцова в сопровождении худого длинного мужчины в белом халате, белой шапочке и в больших темных очках, закрывавших глаза. В нем лишь с трудом можно было узнать Сергея Фоменко.

— Девочки! — строго сказала им Катерина. — Этот дядя — доктор, который будет брать у вас анализы, так как сейчас бушует эпидемия заразного заболевания. Вы ни на что не жалуетесь, но провериться все же не мешает. Поэтому сразу после завтрака, — повысила она тон, — всем надо будет пройти в медкабинет!

— Не бойтесь, малышки, я вам больно делать не буду, — заверил их «доктор». — Только проверю, нет ли сыпи и посмотрю горлышко.

— Ну вот, Сергей, я свое дело сделала и умываю руки, — заметно волнуясь, сказала ему Воронцова, когда они шли по коридору к ее кабинету. — Что дальше намерен делать? Смотри, не подведи меня!

— Да не трясись ты так, Катерина! — ободряюще взял ее за руку Фоменко. — Я же сразу переведу эту Надю в «карантин», который оборудовал в подвале без твоего ведома. В случае чего держись твердо: ты ни о чем не знала!

— Но нас же видели вместе? — не успокаивалась Воронцова.

— И что с того? Мало ли проходимцев шляются по детским учреждениям? — с усмешкой взглянул на нее Хирург. — Оправдаешься той «липой», которую я тебе якобы предъявил.

В дальнейшем все шло по его сценарию. Осмотрев для порядка всех детей, чтобы не вызвать подозрений у персонала, он, разумеется, нашел «опасные симптомы» у маленькой Наденьки и немедленно перевел ее в оборудованный им в подвале «временный изолятор».

— У меня нет еще полной уверенности в том, что девочка действительно больна. Поэтому пусть пока побудет здесь, — объяснил он нянечкам и Оленьке, которая ходила за ним как тень, беспокоясь за свою сестричку. — Если отправлю в больницу, то она там уж точно заболеет.

— А что все-таки с ней? — спрашивали они у «доктора», и он, пожимая плечами, отвечал всем одно и то же: — Похоже на ветрянку, но я не уверен. Во всяком случае, пока не выясню, пусть полежит отдельно от остальных детей.

Это звучало убедительно, вскоре все от Хирурга отстали, и он по сотовому позвонил Башуну.

— Послушай, Костя, я девчонку уже изолировал и собираюсь завтра начать подготовку к операции. Прошу тебя, — его голос прерывался от волнения, — не теряя времени, добиться согласия Седого. Иначе у меня ничего не получится! Честно признаюсь тебе: я его боюсь!

— Вижу, ты уже наложил в штаны, — презрительно рассмеялся Костыль. — Чего так испугался? Ведь мне отвечать, а не тебе! Свалишь все на меня!

— Нет, я не смогу! — взмолился Хирург. — Прошу тебя: поезжай и договорись! Он у себя в конторе, мною проверено.

«Да он в истерике от страха, — презрительно подумал Костыль о своем друге и пособнике. — Ничего не поделаешь, придется снова идти на поклон к Седому. Хирург — хитрый, его не проведешь!»

Нацепив на голову парик и приклеив усики, без которых не выходил теперь из дому, он отправился в офис «Выстрела», заранее настраиваясь на тяжелую схватку со своим главарем. Но, к его удивлению, на этот раз все обошлось мирно.

— Ну что же, валяйте, орелики! — равнодушно бросил ему Седой, когда он сообщил о срочном заказе и о том, что они с Хирургом уже поместили Надю в «изолятор» для подготовки к операции. — Пусть это будет нашим почином в бизнесе с медиками. Только не спешите!

— Это почему же? — настороженно взглянул на главаря Костыль. Он все никак не мог поверить, что тот пошел ему навстречу. — Ведь заказ срочный!

— А ты послушай, что тебе Проня скажет, — Седой кивнул в сторону своего помощника, который, как всегда, сидел поблизости в кресле. — У него на этот счет есть дельные соображения.

Костыль тупо уставился на Проню, а тот, не глядя на него, будто размышляя, произнес:

— Как бы медики нас ни торопили, но, думаю, девчонку губить еще рано. Не то придется об этом пожалеть!

— Да ты что? — буквально взвился Костыль. — Они такие бабки нам отваливают! И договор же у нас с ними! С выкупом еще неизвестно как выйдет, а тут верняк!

Он еще не знал, что за Надю Седой получил немалый задаток.

— А чего это ты так злишься? Успокойся и выслушай, что тебе говорят, — невозмутимо продолжал Проня своим тонким голоском. — Я же тебе обещал и Седой подтвердил — девчонка будет твоя! Но не раньше, чем получим выкуп! Мы их с сестрой еще не сняли на видик.

— Хреновина это все! Чего ты Проню всегда слушаешь? Какие-то съемки выдумал, — в ярости подступил Костыль к Седому. — И без этого получим выкуп, никуда Юсуповы не денутся!

— Хватит базарить, Костыль! — грозно рявкнул на него главарь. — Запомни хорошенько, что сказал Проня, и Хирургу передай! Если ослушаетесь — живыми закопаю!

Но Костыль не был бы самим собой, если бы его можно было запугать. Он круто повернулся и, не сказав ни слова, вышел из кабинета. Все внутри у него клокотало от злобы. «Я раньше тебя замочу, проклятый альбинос!» — яростно бормотал он, твердо решив поступить по-своему.

В день отъезда сопровождать Олю в Соединенные Штаты в детдом прибыл мистер Ричардсон с помощницей Мэри Коннори. Эту молодую ирландку, своего секретаря, он привез с собой специально, чтобы ухаживать в пути за маленькой девочкой. Она раньше работала стенографисткой у американского бизнесмена, часто вместе с ним посещала Москву и могла говорить по-русски на бытовом уровне.

Пока будущую юную путешественницу умывали и собирали в долгий путь, он вместе с Прониным и Воронцовой, запершись у нее в кабинете, занялся проверкой сопроводительных документов. Весь набор этих фальшивок был выполнен на самом высоком профессиональном уровне, так что невозможно было отличить их от подлинных. Хотя был и один настоящий документ — ходатайство американской благотворительной организации, которую представляла фирма мистера Ричардсона.

Ловкий и предусмотрительный Проня, проконсультировавшись с юристами и потратив кучу денег, сумел подготовить все, что требовалось. Тут были копии всех документов, по которым сестер-близнецов Юсуповых поместили в детдом, копии постановлений органов власти, удовлетворивших просьбу американцев и разрешивших отъезд сироты за рубеж и даже «подлинник» свидетельства о рождении близнецов.

После того как весь пакет документов был тщательно проверен и передан мистеру Ричардсону, все стороны подписали соответствующий акт, и Воронцова распорядилась привести Олю. Девочка была чистенько одета, аккуратно причесана и, несмотря на заплаканный вид, радовала глаз своей красотой.

— Ну что ты, глупенькая, так расстраиваешься? — с доброй улыбкой обратился к ней мистер Ричардсон. — Ведь знаешь, что и твоя сестричка скоро последует за тобой. Твой дядя Генри и тетя Сара уже заплатили много денег, чтобы здесь ее никому не отдавали. Теперь все зависит от тебя, малышка. Ты должна с ними подружиться!

— А если я им не понравлюсь? Тогда Наденьку не возьмут? — глаза у Оли вновь наполнились слезами. — И я ее больше никогда не увижу?

— Вот ты опять за свое! — мягко пожурил ее американец. — Я же тебе прошлый раз все объяснил и повторяю снова, — беззастенчиво соврал он девочке. — Если им не понравишься, то мы вернем тебя обратно, и вы опять будете вместе!

— Он назвал миссис Фишер Сарой. Они что, евреи? — толкнув в бок, шепотом спросила Воронцова у сидящего рядом Прони. — Хотя в Америке все богачи из ихнего племени, — язвительно сложила она губы.