Как видим, стычки между индейцами и европейцами становились серьезными.

Дальше к северу взорам испанцев открылись «бесчисленные и веселые» островки, названные Колумбом архипелагом «Одиннадцати тысяч дев». С тех пор эти острова именуются Виргинскими (по-испански «дева» — «вирхен»)[104]. Потом вдали открылся большой остров, который индейцы, взятые на Гваделупе, называли Борикен. Земля была здесь тщательно возделана, всюду виднелись обработанные поля. Но хижины на берегу оказались пустыми — испуганные жители разбежались. Флотилия, не задерживаясь на этом острове, названном Колумбом Сан-Хуан-Баутиста (позднее он был переименован в Пуэрто-Рико), прошла вдоль его северного берега.

В пятницу 22 ноября Колумб наконец увидел Эспаньолу. Когда дошли до бухты Монте-Кристи, несколько матросов были посланы на берег за пресной водой, и здесь они нашли два разложившихся трупа. У одного из мертвецов были остатки густой бороды. Колумба охватили тревожные предчувствия.

Вечером 27 ноября флотилия бросила якорь в бухте Навидад. Адмирал приказал выстрелить из двух бомбард, чтобы оповестить гарнизон форта о своем прибытии. Но ответного выстрела не последовало, сигнальные огни не зажглись и никаких признаков форта на берегу не было видно. Колумб с нетерпением ждал рассвета, чтобы узнать о судьбе своих матросов, которые вынуждены были жить почти целый год среди индейцев.

Около полуночи к флотилии подплыли на пироге несколько индейцев. Один из них настойчиво повторял: «Адмирал, адмирал». Туземцев проводили на флагманский корабль, и Колумб узнал среди них родственника касика Гуаканагари, который привез в подарок от вождя две золотые маски. На вопросы Колумба об испанцах, оставшихся на острове, индейцы давали сбивчивые и неясные ответы. Можно было только понять, что многие европейцы умерли от болезней, другие стали жертвами взаимных раздоров, остальные ушли в глубь острова на поиски золота и увели с собой много женщин. Родственник касика сообщил также, что недавно на Гуаканагари напал касик соседней области по имени Каонабо: сжег селение и ранил Гуаканагари в бою.

Как ни печальны были эти известия, но хоть какая-то информация немного успокоила Колумба. Он не сомневался, что оставшиеся в живых матросы поспешат вернуться, как только узнают о его прибытии, и расскажут всю правду о случившемся. Но наутро Колумба ждало еще большее огорчение. От форта Навидад остались одни развалины со следами пожарища. Кое-где виднелись обломки разбитых сундуков и клочки одежды европейцев, а неподалеку от крепости было найдено одиннадцать зарытых в землю тел, оказавшихся трупами испанцев.

О том, что произошло за время его отсутствия в форту Навидад, Колумб узнал через несколько дней от касика Гуаканагари, которого нашел больным в одном из отдаленных селений. («Гуаканагари сообщил, — пишет Бартоломе Лас Касас, — что христиане погибли потому, что, как только адмирал покинул их, они стали ссориться между собой. У них возникли нелады, и эти люди принялись отнимать жен у их мужей, и каждый из них отправлялся добывать золото сам и только для себя. Группа бискайцев соединилась против всех остальных христиан, а затем все они рассеялись по стране и там за свои провинности и дурные поступки были убиты».)*

Колумб поверил Гуаканагари, хотя подозревал, что в истреблении испанцев принимали участие также и индейцы его племени. Но, не желая до поры до времени портить с ними отношения, он пригласил касика в свой лагерь и снова устроил празднество в его честь. Касика привели в изумление лошади, которых он никогда прежде не видел, а искусство верховой езды вызвало его неподдельный восторг. Несмотря на то, что многие спутники Колумба настоятельно советовали задержать Гуаканагари, чтобы с его помощью найти виновных, Колумб не последовал этому совету и приказал касика отпустить. По-видимому, тот почувствовал что-то недоброе, так как на следующий день куда-то исчез и не показывался на глаза. С тех пор отношения между индейцами и испанцами стали заметно ухудшаться.

Гибель гарнизона форта Навидад не изменила решения Колумба основать на Эспаньоле колонию. Туземцы постоянно говорили о богатой золотом области Сибао, которую Колумб все еще продолжал считать страной Сипанго. На поиски золота был снаряжен большой отряд во главе с Алонсо де Охедой, кастильским дворянином. Экспедиция Охеды увенчалась успехом. Ему удалось открыть несколько ручьев с золотоносным песком и найти самородок золота в девять унций весом.

При виде этих богатств адмирал пришел к убеждению, что остров Эспаньола и есть знаменитый Офир, о котором говорилось в Книге Царств[105]. Он занялся поисками места, где можно было бы построить город, и в десяти лигах к востоку от Монте-Кристи, в устье реки, образующей удобную гавань, он заложил Изабеллу. В день святой Епифании тринадцать священников отслужили мессу в церкви, где присутствовала огромная толпа туземцев.

Тогда Колумб подумал о посылке новостей из колонии испанским королю и королеве. Двенадцать кораблей, нагруженных собранным на острове золотом и плодами местной земли, готовились вернуться в Европу под командованием капитана Торреса. Эта флотилия вышла в море 2 февраля 1494 г., а спустя некоторое время Колумб отослал еще одно судно из пяти оставшихся у него, командовать которым он назначил очень располагавшего к себе лейтенанта Бернардо де Писе.

После того как порядок в колонии Изабелла был установлен, адмирал оставил там своего брата, дона Диего, в качестве губернатора, а сам отправился вместе с пятью сотнями человек осматривать рудники Сибао. Страна, которую пересекал этот маленький отряд, отличалась дивным плодородием; плоды там созревали за тринадцать дней; зерно, посеянное в феврале, уже в апреле давало великолепные колосья, и каждый год собирали два превосходных урожая хлебов. Экспедиция шла через горы и долины; часто путь сквозь девственные заросли приходилось пролагать кайлом, но в конце концов испанцы добрались до Сибао. Там, на косогоре возле большой реки, адмирал приказал построить из камня и дерева форт; он окружил крепость глубоким рвом и назвал ее в честь святого Фомы, чтобы посмеяться над некоторыми своими офицерами, которые не верили в золотые рудники[106]. А им не подобало сомневаться, потому что туземцы со всех сторон тащили самородки и маленькие крупицы золота, с готовностью обменивая их на бусы и — в особенности — на погремушки, серебряный звон которых побуждал их к танцу. Но эта местность была не только краем золота, здесь в изобилии имелись пряности и благовония, а деревья, из которых их получали, образовывали настоящие леса. Испанцы могли только поздравить себя с завоеванием такого изобильного острова.

Оставив в форте Св. Фомы пятьдесят шесть человек под начальством Педро де Маргарита, Христофор Колумб 21 марта отправился обратно в Изабеллу. В пути ему пришлось задержаться на несколько дней из-за разлива горных рек. В Изабеллу он прибыл 29 марта и нашел здесь страшные беспорядки: в колонии не было муки, так как солдаты и матросы не успели построить мельницу; увеличилось количество больных и умерших; изнуренные от голода люди не могли справиться со своей работой; а надменные идальго, полагавшие, что, как только они прибудут в новые земли, богатства сами свалятся им на голову, гнушались всякой работой и бездельничали с утра до ночи. Точно так же вели себя и священники, считавшие, что духовный сан освобождает их от простого труда.

Перед тем как начать новое путешествие, Колумб, «желая, по словам Лас Касаса, навести порядок в управлении Эспаньолой и в делах, касающихся индейцев, чтобы покорить их», учредил совет из пяти человек под председательством своего брата Диего. Членами совета были назначены три рыцаря и главный миссионер колонии священник Буйль.

Двадцать четвертого апреля Колумб, покинув Изабеллу, вышел в море на трех кораблях и поплыл на запад. Пройдя остров Тортугу, он пересек пролив между Кубой и Эспаньолой и 3 мая увидел берег острова Ямайки, который «показался ему самой прекрасной и благодатной землей из всех, что до сих пор были открыты».