Потом Лоуренс услышал шелест материи и догадался, что Хоро перевернулась в кровати. Она явно была разочарована его неожиданно спокойной реакцией.

– Пфф, теперь-то ведешь себя как разумный самец.

Столь ядовитые слова он никак не мог оставить без внимания.

– Все становится понятно, как только я вспоминаю прошлое.

– Хмм?

Лоуренс поднял указательный палец, а вторую руку положил на пояс, словно собираясь читать лекцию.

– Каков самый прекрасный способ привлечь внимание той, кого любишь, и выиграть ее искреннюю улыбку?

Хоро смотрела удивленно.

– Намеренно искать неприятностей – и тогда она тебя заметит.

– Вот поэтому я не могу выходить из себя по мелочам.

С этими словами Лоуренс подошел к ее кровати и прижал нос Хоро указательным пальцем. Конечно, он был открыт для контратаки и прекрасно знал, что, стоит только Хоро пожелать, она нанесет ответный удар с легкостью. Уже ведь не сосчитать было случаев, когда Лоуренс был уверен, что загнал Хоро в угол, но в итоге сам терпел поражение. Так что он был готов, что его могут укусить за руку.

Сейчас, однако, Хоро явно наслаждалась его маленькой лаской. Лоуренс терпеливо ждал контратаки, но волчица лишь молча лежала и смотрела на него. Прошло какое-то время, и она заговорила – чуть в нос, так как этот самый нос по-прежнему был прижат пальцем Лоуренса.

– В конце концов, о вкусах не спорят.

Она имела в виду, что люди не всегда выбирают то, что для них лучше; вот и она не обязательно перенесет свою привязанность на Пиаски. Таким образом, Хоро показала, что сдается, сумев при этом ни в малейшей степени не польстить Лоуренсу.

– Я… я, пожалуй, сочту это за комплимент.

Он был неописуемо зол на себя за то, что запнулся в самый ответственный момент. Зато достопочтенная Мудрая волчица была довольна.

– Фмм, – хихикнула она в нос. И почти тут же в комнату вбежал запыхавшийся Коул с водой.

***

Лоуренс и его спутники не собирались скрывать, кто они такие, но все же дождались заката и лишь затем отправились в святилище. Видимость была ужасная: даже если бы они зажгли свечу, все равно ничего вокруг было не разглядеть.

Снег продолжал падать, так что непривлекательное обычно времяпрепровождение за молитвой на церковных скамьях выглядело куда более желанным. Обитатели монастырей обычно начинают работать и ложатся спать раньше мирян, так что вечерняя служба давно закончилась, и в церковном зале, кроме Лоуренса, его спутников и Пиаски был лишь дежурный монах.

В руках у монаха была сума – изрядно потертая, но из превосходной овечьей кожи. Когда новоприбывшие закончили молитву, он тут же подошел и молча открыл суму. Пиаски и Лоуренс опустили туда несколько серебряков с материка.

– Да пребудет с вами благословение Господне, – холодно произнес монах и ушел. Лоуренс понимал, что ему, скорее всего, пришлось поторопиться, чтобы зажечь свечи к поздней молитве, но все равно не мог удержаться от мысли, что подобное отношение не прибавит Церкви ревностных сторонников.

– Пора, – приглушенно сказал Пиаски, и слова, покинув его рот, тотчас растворились в белом облачке дыхания. Холод стоял невероятный; и вообще – в это время суток люди обычно наслаждаются вином и бараниной. Но, в отличие от Лоуренса, у Пиаски здесь было много друзей, к кому он мог бы пойти в столь занятое время.

Спутники Лоуренса продолжали беззвучно молиться. Лоуренс кивнул Пиаски, потом похлопал их по плечам. Коул с Хоро одновременно встали.

Чтобы в полной мере ощутить все величие святилища, достаточно было взглянуть на потолок, стоя у входа в зал, напротив алтаря. Чувствовалось, что за много лет сюда были вложены немалые деньги – достаточные, чтобы святилище внушало священный трепет. Расшитая драпировка, свисающая с потолка, потускнела от свечной копоти и холодного климата; казалось, отодвинь ее чуть в сторону – и глазу откроется море золота.

– Великий монастырь Брондела… обитель всемогущего Господа… – прошептал Коул, когда троица прошла извивающимися коридорами и выбралась наружу через большие ворота, способные, казалось, выдержать удары тарана. Мальчик, хоть и был язычником с точки зрения Церкви, не питал к ней особой вражды.

Он просто восхищался торжественным духом этого святилища, возведенного в краю падающего снега. А может, ему просто нравилась та ода.

В обычной ситуации Хоро не упустила бы случая посмеяться над ним, но сейчас даже она не могла заставить себя подергать Коула за руку. Она встала рядом с мальчиком, и они вдвоем молча смотрели какое-то время, лишь потом побежав догонять Лоуренса и Пиаски.

– Если бы это было возможно, я бы с удовольствием пригласил тебя, господин Лоуренс, и твоих спутников ко мне присоединиться…

– Ничего, ничего. Я понимаю твое положение. Вот если бы ты отправлялся на деловые переговоры, я бы обязательно потащился следом, что бы ты ни делал.

– Ха-ха-ха, спасибо за понимание. Ну, тогда до завтра!

– До завтра. Хорошего тебе вина!

Распрощавшись с Пиаски возле освещенного факелами входа в святилище, троица направила стопы к дому пастухов. В столь поздний час им не встретилось ни души, даже возле святилища. И света, кроме как от факелов высоко над головой, тоже не было.

– Уверена, его ждет отличное вино.

Хотя в святилище они провели не так уж много времени, каменное крыльцо дома пастухов уже исчезло под толстым слоем снега.

– У него и в том мехе было прекрасное.

– Вино бывает хорошим, только когда пьешь его в хорошей компании.

– И что ты этим хочешь сказать…

Сперва Лоуренс заподозрил, что Хоро намекает, что он – плохая компания для выпивки, но, вспомнив, что было раньше, быстро сообразил, что ее намерением было вовсе не это.

– Только не говори подобных вещей сегодня за ужином, слышишь?

Из-под капюшона донесся тяжкий вздох. Потом Хоро зашагала вперед, особо громко топая ногами.

– Но как можно наслаждаться напитками, когда рядом такой унылый и грязный тип? Мало того, что он поздороваться как следует не может, – не успела я подумать, куда это он исчез, как он имел наглость появиться передо мной с сырой бараниной! Во что вообще он играет, что выкладывает ее возле печи? Он что, нарочно пытается вывести меня из себя?

Пастухам приходится уходить из дома рано утром и возвращаться поздно вечером. Поэтому все их трапезы, кроме ужина, проходят под открытом небом. Поскольку здесь выпадает очень много снега, ночевать они вынуждены в помещениях. Конечно, овец в собственном доме Хаскинс держать не стал бы, но готовить пищу для своих товарищей по профессии – одна из обязанностей пастуха.

Пожалуй, правильнее было бы говорить не «Хаскинс такой нелюдимый, потому что ему недостает навыков общения», а «он должен готовиться к предстоящему дню и не может позволить себе роскошь долгих вежливых разговоров». Но Хоро больше всего раздражал, скорее всего, отнюдь не характер Хаскинса, а то, что он сушил баранину прямо у нее перед носом. Он даже развесил бараньи колбасы рядом с кожаным шнуром, на котором сушилось остальное мясо.

– У нас тоже осталось еще немного вяленой баранины, разве нет?

– Такое жесткое мясо не по мне, – и Хоро недовольно отвернулась. При виде такого ее поведения Лоуренс даже подумал, уж не хочет ли она, чтобы он ее отшлепал за ребяческое нахальство… Во всяком случае он знал, что, если бы она пожелала вынудить его купить ей что-нибудь вкусненькое на ужин, она бы подготовилась лучше. Сейчас, похоже, Хоро всего лишь пыталась отныть себе немножко такой аппетитной на вид баранины Хаскинса – без особой охоты, просто потому что она оказалась перед носом.

– Достаточно его сварить в горшке, как Пиаски делал, и оно станет мягким и вкусным.

Хоро подняла голову и уставилась на Лоуренса с надутым видом, как будто все ее надежды обратились в пыль.

– Думаю, с сегодняшнего дня тебе надо привыкать пользоваться горшком вместо подушки.