Но холод стоял страшный. У Лоуренса было такое чувство, будто он свалился в ледяную реку. Кинув взгляд на кровать Коула, он обнаружил, что мальчик, как и Хоро, сжался в комочек и залез под одеяло с головой. Лоуренс был единственным из троих, кто спал с открытым лицом.
Потерев это самое лицо, Лоуренс выдохнул струйку белого тумана. Поднялся с кровати, вздрогнул, потом подошел к столу, взял кувшин и встряхнул. Он не очень-то надеялся на лучшее – и действительно: вода в кувшине замерзла.
– Видимо, придется спуститься и взять еще…
С тех пор, как Лоуренс начал путешествовать с Хоро, его привычка вслух говорить с самим собой стала проявляться куда реже. Однако в подобных ситуациях он всегда возвращался в плен той старой привычки и бормотал себе под нос фразу-другую.
В едва горящий очаг он кинул соломы, потом, дождавшись, пока она разгорится, подбавил немного дров. Это могло показаться излишним, но подобные кирпичные очаги могут гаснуть сами собой – просто от холода кирпичей.
Когда дрова занялись как следует, Лоуренс вышел из комнаты. Снаружи царила мертвецкая тишина, но ощущения, что это из-за отсутствия людей в столь ранний час, не возникало. Казалось, будто что-то просто съедает все звуки. Половицы при каждом шаге издавали скрип, но он тут же глох. Такая тишина, как будто все закутано в хлопок, бывала только лишь в снежные дни.
Спустившись на первый этаж, Лоуренс сообразил вдруг, что рабочий день на постоялом дворе еще не начался – входная дверь была закрыта на деревянный засов. Однако в глубине коридора, ведущего на задний двор, открылась другая дверь. Вскоре Лоуренс увидел красноносого владельца постоялого двора с шарфом вокруг шеи и с бочонком на плече.
– О? Да ты ранняя пташка.
– Доброе утро.
– Черт бы подрал этот мороз! Даже колодец замерз. Умучался даже просто разбивать лед на поверхности. Похоже, сегодня нас накроет одеялом.
Хозяин отнес бочонок в противоположный конец коридора и опустошил в стоящую там кадку. Людям, живущим в краях, где зимы суровы, приходится заботиться о воде, когда становится холодно. Вообще, если задуматься – необходимость беспокоиться о воде, когда вокруг столько снега, выглядит довольно-таки нелепо.
– Накроет одеялом?
– О, мы здесь так говорим, когда снег заваливает все. Одного дня хватает, чтобы все вокруг стало совершенно белым.
– Ясно.
– А, да. Желаешь чего-нибудь? Я могу приготовить гостям завтрак… только на это время понадобится.
– О, не утруждай себя. Честно говоря, вчера вечером мы принесли с собой из таверны довольно много еды.
В таверне накануне царила настолько оживленная атмосфера, что даже ночная стража заглянула посмотреть, что происходит. В конечном счете у Лоуренса и его спутников не осталось выбора, кроме как забрать остатки еды и уйти. Все блюда были приготовлены великолепно, так что, если их разогреть на очаге, завтрак получится замечательный.
– Ха-ха-ха! Такую хорошую баранину достать непросто. Ужасно жалко будет, если ее никто не доест.
– Вот именно! А, да, могу я попросить немного воды?
– Конечно, конечно. Хмм… в вашем железном кувшине вода замерзла, да? Я скоро принесу вам ящичек с опилками. Держи кувшин в опилках, тогда вода не так быстро будет замерзать.
– Я буду весьма признателен.
Получив от хозяина заведения куда более практичный глиняный кувшин с водой, Лоуренс направился обратно в комнату, думая на ходу, что «накрыло одеялом» – очень точное описание снежной погоды. Он припомнил, как один наемник говорил что-то похожее, когда они вдвоем пережидали холодную ночь и пили дешевое спиртное в какой-то хибаре.
Если необходимо вести войну, ее надо вести на севере, где вся боль и печаль, даже самая великая, рано или поздно будет погребена под снегом.
Где бы снег ни падал, всюду он несет с собой меланхолию. Неловко улыбнувшись этой мысли, Лоуренс открыл дверь в комнату.
– О? Ты уже проснулась –
Лоуренс замолчал на полуфразе, почувствовав, что атмосфера в комнате требует тишины. Хоро, сидя на своей кровати, молча смотрела в окно. Просто сидела и смотрела; если бы не белые облачка, срывающиеся с ее губ, можно было бы без особого преувеличения сказать, что она походит на глиняную статую.
Даже когда Лоуренс закрыл за собой дверь, Хоро продолжала молча смотреть. Дрова в очаге еще не выгорели, но Лоуренс подбавил еще, а потом, поставив кувшин на стол, подошел к кровати Хоро.
– Снегопад, – промолвила волчица, не повернув головы. Лоуренс посмотрел туда же, куда она, и, ответив «да», сел рядом. Хоро по-прежнему смотрела наружу. Она сидела как-то необычно – не скрестив ноги, не обняв колени… а просто как будто время вокруг нее внезапно застыло. Так они с Лоуренсом вдвоем молчали и смотрели в окно.
Окно было открыто, и в комнату вливался морозный воздух. Тихонько вздохнув, Лоуренс положил руку на голову Хоро. Пряди ее прекрасных волос замерзли. Было совершенно очевидно, о чем именно ей напоминал снег, так что Лоуренс не стал ее обнимать, а просто сидел рядом.
– …
– Что еще ты видишь?
Услышав слова Лоуренса, Хоро лишь молча повернулась к нему. Ее лицо оставалось бесстрастным, но оно уже не казалось замерзшим – чувства, прячущиеся там, в глубине, как будто начали оттаивать. К бледным губам тоже постепенно возвращался цвет.
– Значит, все-таки ты немножко умеешь быть деликатным.
– Смотри не заболей.
Лоуренс предпочел ответить так, нежели пытаться парировать ее иронию. Кивнув, Хоро тут же чихнула – и в следующее мгновение была уже под одеялом. Лоуренс встал и захлопнул окно.
– Когда я в своем истинном обличье, я могу смотреть сколько хочу.
– Ты имеешь в виду, пока тебя не занесет снегом.
Хоро лишь улыбнулась и показала на кувшин с водой. Но когда Лоуренс передал ей требуемое, она обхватила его руку своими.
– Я ведь говорила, что ничего не случится, даже если пойдет снег? – со слабой улыбкой сказала она. Она имела в виду, что снежная погода для нее – не повод прыгать и резвиться. Она столетия жила в деревне Пасро, где, в отличие от ее родного Йойтсу, вообще не знали снега.
Лоуренс, в свою очередь, обхватил ее заледеневшие руки и ответил:
– Как я могу быть уверен – ты же не хрупкая дева из тех, что вечно в слезах? Я совершенно не удивлюсь, если увижу, как ты, полная сил, носишься по снежным полям.
– …
Молча улыбнувшись, Хоро выпрямилась и глотнула из кувшина. Но тут же улыбка сменилась хмурой гримасой, и волчица укоризненно посмотрела на Лоуренса.
– Почему здесь не вино?
– Дуреха, – ответил Лоуренс, воспроизведя ее манеру обзываться. Хоро пихнула кувшин ему в руки и кинулась на кровать, словно ребенок, собирающийся закатить истерику.
– Что? Собираешься дальше спать? Имей в виду, сегодняшний завтрак обещает быть вкусным.
Да, где бы снег ни падал, всюду он несет с собой меланхолию. Но, бесспорно, точно так же вкусная еда несет с собой радость.
***
Как и следовало ожидать от страны, где преуспевали пастухи, среди принесенной накануне еды нашелся кожаный мешочек, доверху наполненный маслом. Хоро с восторгом намазывала это масло на ломти овсяного хлеба и отправляла их в рот. У Коула, напротив, даже его обычного неважного аппетита не было; он встал слишком рано, ну и манеры Хоро, конечно, тоже не порождали желания есть.
– И что – чавк – мы будем – чавк – делать теперь?
– Не разговаривай с набитым ртом. Дойчман сказал, что познакомит нас кое с кем из Альянса Рувика, так что сейчас нам остается только ждать, когда они с нами свяжутся.
– Ладно – чавк.
Проглотив наконец овсяный хлеб, Хоро сделала паузу, чтобы отдышаться. Потом раскрыла рот, и Лоуренс решил было, что она хочет еще что-то сказать – но она откусила еще один громадный кусок хлеба.