— Отлично, — сказал полковник. — Это все, что ты хотел сказать?

— Пожалуй, да, — отозвался из пещеры ветер. — Вот моя клятва.

Свистнув в свисток, полковник подозвал рабочих и объяснил, что нужно взорвать глыбу. Рабочие тут же взялись за дело, застучали молотки. Проколо укрылся в тени ближайшей ели, вытер со лба пот и присел на землю.

С первым же взрывом камень разлетелся на мелкие осколки. Теперь ничто не преграждало вход в пещеру. Внутри что-то забушевало, завыло, словно из огромной раковины выпустили воду. Ветер начал выходить наружу.

Маттео вырвался вихрем, подняв в воздух клубы пыли и крошки от взорванного валуна, — он хотел покрасоваться, щегольнуть своей мощью. Основная его часть еще оставалась в пещере, когда полковник, вскочив на ноги, бросился к дыре и закричал что было сил:

— Эй, потише! Это ведь мой лес! Не смей крушить тут все, пока я не прикажу!

Проколо в ярости размахивал палкой, рабочие удивленно смотрели на него. Он вдруг подумал, что ветер первым делом захочет отомстить духам, которые заперли его, и превратить лес в щепки.

— Не бойся, полковник, — ответил Маттео, взмывая все выше в небо, и в его голосе звучали вызов и насмешка. Он бился о скалу и толкал булыжники, притом довольно крупные, и камни с грохотом катились вниз.

Полковник отошел на безопасное расстояние, отпустил рабочих и прилег в тени отдохнуть. Еще около получаса над его головой носились вихри, в воздухе что-то клокотало. Маттео разминался после двадцати лет заточения.

Потом ветер спустился ниже и, колыхая ветви деревьев, спросил полковника, есть ли у него какие-нибудь приказы.

Поразмыслив, Проколо ответил, что нет; пусть ветер явится к нему завтра утром.

— И это всё? — усмехнулся ветер.

— Всё, — подтвердил полковник. — Ты ведь на воле совсем недавно, вот я и решил, что тебе нужно попривыкнуть к свободе.

Ветер улетел, осталась одна только тишина. Спустя некоторое время полковник направился к дому. В тот день на нем были почти новые ботинки, которые скрипели при каждом шаге, нарушая покой леса.

15 июня полковник распорядился начать вырубки в Старом Лесу. Маттео больше не представлял опасности, и Себастьяно Проколо приказал повалить деревья в центральной части леса — в результате получится просека, на которую потом можно будет перебрасывать деревья, срубленные выше по склону.

Рабочие окружили могучую красную ель метров сорок в высоту, что росла на опушке. Около половины четвертого полковник вышел из дома и зашагал в сторону Старого Леса, он хотел посмотреть, как продвигается дело. Его сопровождал ветер Маттео.

По мере того как он приближался, визг пилы становился все громче и пронзительнее. Дойдя до места, полковник был поражен при виде группы людей, собравшихся вокруг ели, над которой трудились рабочие.

Маттео растолковал, что это духи, они пришли попрощаться со своим товарищем. Явились не все, а только жившие неподалеку. Проколо сразу заметил среди них Бернарди.

Они были высоки и худощавы, со светлыми, ясными глазами, лица доброжелательные, открытые и словно высушенные солнцем. Одеты в костюмы зеленого цвета — одежду такого покроя носили в прошлом веке, — без претензий на элегантность, но очень опрятные. Каждый держал в руке фетровую шляпу. Почти все были светловолосы и безбороды.

Похоже, никто не заметил появления полковника. Проколо воспользовался этим, чтобы подкрасться к духам сзади и понаблюдать за происходящим. Укрывшись за их спинами, он осторожно коснулся полы кафтана одного из духов, желая убедиться в том, что ткань настоящая и все это не простой обман зрения.

Дровосеки с невозмутимым видом продолжали работу, словно поблизости никого не было. Четверо из них орудовали пилой, которая уже основательно углубилась в толщу ствола. Пятый возился с тросом, следя за тем, чтобы дерево упало в нужную сторону.

На камне возле ели в одиночестве сидел дух, такой же, как остальные. Это был дух дерева, в которое вонзилась пила. Он не сводил глаз с дровосеков.

Все молчали. Слышался только визг пилы да шелест ветвей, которые рассеянно перебирал Маттео. Солнце то скрывалось за облаками, то появлялось вновь. Полковник заметил, что на ели, которую он приказал повалить, не было ни одной птицы, между тем как на соседних — множество.

Вдруг Бернарди шагнул вперед и, приблизившись к одиноко сидевшему духу, положил руку ему на плечо.

— Мы пришли попрощаться с тобой, Саллюстио, — сказал он громко, будто хотел подчеркнуть, что говорил от имени всех собравшихся. Дух красной ели встал с камня, по-прежнему не отрывая глаз от пилы, которая вгрызлась в ствол.

— Горько видеть все это, мы к такому не привыкли, — продолжил Бернарди, и в голосе его звучала безысходность. — Но ты ведь знаешь, как я старался помочь и сколько усилий приложил, чтобы воспрепятствовать этому. Ты знаешь, что нас предали и похитили у нас ветер.

С этими словами он посмотрел — возможно, по чистой случайности — в сторону полковника Проколо, притаившегося у духов за спинами.

— Мы прощаемся с тобой, — сказал Бернарди. — Уже вечером ты будешь далеко отсюда, в большом вечном лесу, о котором нам столько рассказывали в юности. В бескрайнем зеленом лесу, где нет диких кроликов, сурков и медведок, которые глодают корни, нет жуков-короедов, точащих древесину, и гусениц, которые пожирают хвою. В тот лес не нагрянет буря, и его минуют грозы и молнии — даже жаркими летними ночами.

Ты встретишь там наших погибших товарищей. У них началась новая жизнь, можно не сомневаться. Они превратились в молодые ростки, которые едва пробились из-под земли, чтобы опять научиться жить и стремиться ввысь, к небу. Многие из них наверняка уже вытянулись, окрепли. Передавай привет старику Теобио, если увидишь его. Скажи, что такой ели, как он, за это время не выросло, а ведь с тех пор, как его не стало, прошло больше двухсот лет. Думаю, ему будет приятно.

Расставаться вот так, как мы сейчас, — больно. Мы успели привязаться друг к другу, и то, что случилось, кажется странным. Но настанет день, и мы встретимся. И снова наши ветви будут сплетаться, и продолжатся долгие беседы, а птицы, как раньше, будут слушать нас. Ведь в том вечном лесу живут большие, прекрасные птицы с разноцветными перьями — птицы, каких в наших краях нет.

Я, признаться, подготовил длинную речь, но она не пригодилась, и ладно, так даже лучше — говорить, как лежит на сердце. Через несколько дней — а может, уже завтра — вслед за тобой отправится еще один из нас, и вполне вероятно, что таких будет много и среди них окажусь я тоже.

К твоему приходу там все приготовили: ты сразу найдешь, где обосноваться, и вскоре у тебя будет крепкий ствол, еще краше прежнего. В том лесу ели достигают трехсот метров в высоту и проходят сквозь облака. Словом, жизнь там хороша. Как знать, может, уже через два-три месяца ты позабудешь своих братьев из Старого Леса и даже не вспомнишь о счастливых временах, проведенных тут вместе с нами, — боюсь, так оно и случится.

Бернарди замолк. Саллюстио пожал ему руку и сказал:

— Спасибо. А теперь вам пора расходиться, погода портится. Так что можно обойтись и без церемоний.

Пока Бернарди говорил, налетела буря. На небе громоздились свинцовые тучи, лес пригибался под грозными порывами ветра. То и дело раздавался треск сломанных веток, падавших на землю.

Духи испугались, что их деревья повалит ураган; каждый забеспокоился о своей ели и захотел проведать ее. Доподлинно известно, что, пока Бернарди произносил речь, духи потихоньку разошлись, бросив товарища, который вот-вот должен был умереть.

На опушке огромного леса остались только дровосеки, Бернарди, Саллюстио и полковник. Но вскоре и Бернарди скрылся в чаще.

Себастьяно Проколо решил, что тучи нагнал Маттео. Он позвал ветер, тот сразу откликнулся — очевидно, кружил где-то поблизости — и уверил полковника, что вел себя смирно. Но у полковника все равно закрались подозрения на его счет: Маттео наверняка воспользовался неразберихой и, затерявшись среди других ветров, пару раз качнул ели.