Нетрудно понять, с каким пылом Беренгельд с его воображением и чувствительным характером ринулся постигать то, что открывало для него это первое любовное приключение. И хотя сердце его при упоминании имени маркизы по-прежнему было глухо (чего он совершенно не замечал), Беренгельд верил, что именно эта страсть и была его первой любовью. Причиной тому была сама маркиза, умевшая искусно возбуждать не только чувственность, но и разум.
Маркиза полностью поработила душу Беренгельда; с той поры, как она поселилась в замке, образ Марианины изгладился из памяти Туллиуса; казалось, он никогда не знал ее. И все же мы осмеливаемся утверждать, что только один этот образ и был навеки запечатлен в сердце и душе молодого Беренгельда. Если бы он случайно оказался в горах и встретил Марианину, хрустальный шар любви маркизы разлетелся бы как мыльный пузырь, наткнувшийся на острый камень. Но Беренгельд, оказавшись во власти могучей силы, не хотел покидать пределов замка, ибо теперь для него существовало только одно место: подле госпожи де Равандси.
Если бы маркиза не была столь нежна, обучая юного Туллиуса, она бы исполнила роль женщины легкого поведения, как именуют эту роль некоторые особы, и это спасло бы юного Беренгельда от пропасти, к которой он неуклонно продвигался.
Но, соприкоснувшись с благородной душой Беренгельда, устремленной ко всему, что есть прекрасного и возвышенного, маркиза не могла не испытать на себе ее влияния, отчего и чувства их также несли печать идеального. Госпожа де Равандси, забыв все обстоятельства своей прошлой жизни, предавалась неизъяснимому удовольствию составлять счастье мужчины, впервые оказавшегося достойным ее; к сожалению, она встретила его слишком поздно. Она была достаточно утонченна и умна, чтобы не заметить, что Беренгельд не любит ее любовью духовной. Чтобы помешать ему понять это, она постоянно поддерживала его в состоянии экзальтации; зная, какую власть над ним имеют ее упоительные ласки, она мгновенно исполняла любое его желание, не утрачивая при этом ни собственной воли, ни достоинства. Подобное подчинение не соответствовало ни ее складу ума, ни независимому характеру, ни свободным манерам, однако только на первый взгляд: опытная любовница всегда умеет остаться госпожой.
Замок Беренгельд казался Туллиусу и его обворожительной подруге единственным обитаемым местом во Вселенной; дни свои они проводили в сладострастных наслаждениях, тем более длительных, чем больше ума и изысканного вкуса они в них вкладывали; часы отдохновения были заполнены занимательными беседами. Казалось, маркиза была сведуща во всех науках; внимание, с которым она слушала своего юного друга, необычайно льстило ему. Госпожа Беренгельд сияла от радости. Нежная мать была счастлива, особенно когда думала о том, что наконец-то ее сын забыл о своем опасном желании отправиться в армию, куда прежде он столь страстно рвался.
Свято веря в силу клятв, юный Туллиус с присущим ему постоянством полагал, что связь их будет длиться вечно. Он всей душой прилепился к своей любовнице, она была для него всем, на ней сосредоточились все его привязанности. Его счастье полностью зависело от той упоительной радости, тех надежд и чувственных удовольствий, кои возбуждала в нем госпожа де Равандси. Сплетя своими тонкими пальчиками прочную сверкающую сеть, она опутала ею восторженного юношу, и тот ежеминутно заставлял ее клясться, что она будет любить его вечно.
Сама же она не раз со смехом рассказывала графине: «Ваш сын очарователен, он всерьез спрашивает меня, буду ли я любить его всю жизнь!..» — и хохотала до слез.
Серьезной увлеченности, доступной исключительно душам чувствительным, сопутствуют удовольствия кристально чистые и возвышенные, отличающиеся от заурядных удовольствий так же, как отличаются египетские пирамиды от жалких сооружений современности. Однако не станем забывать, что подобная увлеченность является источником мучительных терзаний и гибельных падений. Тот, чье сердце воспламеняется от переполнивших его идеальных чувств и бьется ради благородной цели, стремится только к совершенству, и, следуя своему предназначению, влекущему его к небесам, он или витает в заоблачных высотах, или низвергается в пучину страданий, ибо середины, разделяющей крайности, ему узнать не суждено.
Как мы уже говорили, Беренгельд, достигнув какой-либо цели и познав все свойства увлекшего его ум предмета, начинал скучать и даже испытывать отвращение к некогда занимавшей его вещи. Не будучи знатоком человеческой души, госпожа Беренгельд была спокойна за ближайшее будущее сына. Но отец Люнаде уже разглядел на сверкающем горизонте едва заметное облачко.
Страстное увлечение Беренгельда ни для кого не было секретом: в деревне только и говорили что о госпоже де Равандси и Туллиусе. Разговоры эти достигли слуха Марианины: свежие краски ее юного личика мгновенно поблекли. Она любила спутника своих прогулок, любила настоящей любовью. Если госпожа де Равандси была в высшей степени насмешливой, дерзкой и своенравной, то Марианина обладала совершенно противоположными качествами, отличавшимися той же мерой совершенства.
Робкая от природы, Марианина имела характер мягкий и задумчивый, была склонна к мечтательности и с наслаждением любовалась чудесными горными пейзажами. Она могла пробудить чувства исключительно чистые и возвышенные, словно горные вершины Альпийской гряды. Природа завила ее черные волосы в тысячи завитков, и они густыми прядями падали на ее чистое, словно выточенное из слоновой кости невинное чело. Когда она откидывала со лба непокорные локоны, можно было увидеть ее глаза, сверкающие, словно две звезды на затянутом облаками ночном небосклоне. Каждый, кому довелось увидеть, как она сидела на камне, сжимая в одной руке лук и стрелы, а в другой пронзенную стрелой горлицу, и сожалела о подстреленной ею птице, легко мог понять, что первый факел, зажженный амуром, будет светить ей всю жизнь, и только одному избраннику достанутся чарующие прелести ее души и тела. Отец и мать боготворили Марианину, она была их любовь, их гордость, их жизнь.
Некогда любящих родителей постигла печаль: Марианина опасно заболела, и они опасались, что ее красота, ее пленительная фигура, исполненная томной грации и неизъяснимого изящества, навечно останутся изуродованными злым недугом. Один ученый хирург посоветовал ей больше заниматься физическими упражнениями; именно тогда юная Марианина пристрастилась к охоте и часто одиноко бродила по горам, окружавшим замок Беренгельдов. Так как в лесу всегда можно было встретить лесничих, то она не боялась совершать далекие прогулки. Невинное пристрастие ее к этим вылазкам уводило ее все дальше в лес и в горы, туда, где природа предстает пред нами во всем своем девственном великолепии, очищая нашу душу и преисполняя ее возвышенными мыслями и туманными грезами.
Беренгельд и Марианина вместе наслаждались зрелищем горных потоков, коврами мха, сверкающими ледниками, восходами и закатами. Марианина всей душой полюбила Тулллиуса: это означало, что она полюбила его на всю жизнь.
Когда в дом управляющего пришло известие о том, что Туллиус страстно влюбился в госпожу де Равандси, Марианина изменилась в лице, и тоска охватила ее душу. Девушка уподобилась цветку лилии, захваченному врасплох весенними заморозками.
На что она могла надеяться? «Разве он сказал мне: я люблю тебя, — думала она. — Ах! Почему я промолчала? Почему не взяла его за руку и не призналась, что, впервые увидев его, поняла, что уже никогда не сумею его забыть?..»
Она бродила по горам, равнодушно взирая на потоки, которыми они когда-то вместе любовались, следила за всем, что происходило в замковом парке, легким шагом пробегала по излюбленным тропинкам Беренгельда. Она садилась на камень, на котором однажды на закате юный ученый раскрывал перед ней тайны мироздания, излагая, согласно каким законам Земля вечно вращается вокруг своей оси, этой таинственной линии, проведенной человеческим воображением через центр земного шара и являющейся предметом бесконечных научных споров!.. Ей казалось, что она до сих пор слышит его голос. Эти исполненные поэтического вдохновения уголки были связаны с чарующими воспоминаниями, но теперь очарование их поблекло, и они погрузились в печаль. Тоска уничтожила румянец на нежных щеках Марианины; взглянув на нее, опытный физиономист сразу распознал бы томления отвергнутой любви.