— Справлюсь! — сказала она еще раз и себе, и спящим детям, и матери, смотревшей на нее добрыми глазами с выцветшей фотографии.

На лестнице раздаются шаги. Зося бежит к двери. Да, это возвращается Анка. Как медленно она идет! Должно быть, страшно устала.

— Ну, что у вас тут слышно? Адась хорошо вел себя?

— Да, — говорит мальчик, внимательно глядя на пакет, который сестра держит в руке. — Что там?

— Ничего! — смеясь, поддразнивает его Анка.

— Это что-то для меня! Это для меня! — радуется Адась, вскакивая на стул, чтоб достать руку сестры, поднятую вверх. — Есть! Достал! Конфеты!

— Мятные! Анка, мятные?

— Конечно, мятные!

Зося торопливо вытаскивает из печи кастрюлю и наливает в тарелку борщ для сестры.

— Ого! Посмотрите, что за роскошный обед она сварила!

Анка весело разговаривает с Зосей и Адасем. Но на душе у нее неспокойно. Сегодня, в субботу, она первый раз получила плату за неделю работы на фабрике. Надо рассчитать, хватит ли на все. У нее вычли немного за порванные на шпулях нитки. Она получила меньше, чем ожидала.

Когда Адась уже спит в своей кроватке, три головы — темная, Анкина, и две светлые, Зоси и Игнася, — склоняются над столом, в узком кругу света, отбрасываемого керосиновой лампочкой.

— На квартиру надо отложить…

Игнась сосредоточенно записывает.

— В лавочку…

— За уголь…

— Сапожки Адася отдать в починку…

— Теперь подсчитай, сколько всего.

Игнась считает. Проверяет еще раз, чтобы не ошибиться.

Анка кладет на стол заработанные деньги.

— Нет, не хватит! — говорит она обычным своим голосом. А сама в полном отчаянии. Она совсем забыла про подметки Адася… И угля ушло больше, чем она ожидала. Неужели пани Тобяк в самом деле была права?

— Ну, не снесем сапожков Адася в починку. И с квартирой можно обождать, платить-то ведь надо еще только первого, — беспечно говорит Зося.

— Да, а сапожки дырявые, Адась простудится. На квартиру придется откладывать каждую неделю, а то потом откуда взять сразу столько денег?

Зося вздыхает. Анка, подперев голову руками, смотрит на счет, написанный Игнасем.

— Ну, нечего сегодня голову ломать! Заплатим по счету в лавку, а про квартиру будем думать на будущей неделе, — советует Игнась. — Анка, ты бы лучше легла пораньше спать. В воскресенье только и можешь выспаться как следует!

«Действительно, ведь ничего не придумаешь. Денег все равно не прибудет», — думает Анка и ложится спать.

Утром, когда она просыпается, солнечные лучи золотистой полоской ложатся на чисто вымытый Зосей пол. Зося и Адась сидят за столом. Малыш что-то рисует.

— Вот выспалась-то! За все время!

— А мы уже давно встали! Только сидели тихо, как мышаты, чтоб тебя не разбудить, — говорит Адась.

— Как мышата, а не как мышаты! — смеется Анка.

— А как мышаты — лучше, — упирается мальчик, выпячивая губки.

Анка, смеясь, наливает воду в таз.

— А где Игнась?

— Куда-то убежал с самого утра. Наверно, на велосипеде поехал: я слышала, как он его доставал из чулана.

Анке немного досадно. Она думала, что воскресенье они проведут все вместе, а Игнась взял да и умчался неизвестно куда. Уж больше года, как он получил этот велосипед и никак не натешится им. Все бы только ездил да ездил.

— Ну, так и мы тоже пойдем погулять! Давайте в парк, а?

— В парк! В парк! В парк! — весело запрыгал Адась.

А Игнась тем временем действительно катил на своем велосипеде. Выехал из города на широкое шоссе. Далеко-далеко вперед тянулась зеленая аллея высоких деревьев. Маленькие домики прятались в палисадниках, полных георгинов. Веселый ветер обвевал лицо свежестью. Как чудесно было мчаться по гладкой дороге в синеющую от легкой дымки тумана даль! Велосипед катился ровно, послушный рукам хозяина.

«Поеду еще дальше, — думает Игнась. — Ведь это в последний раз!»

Ему вспомнились теперь все далекие прогулки, которые ему удалось совершить благодаря велосипеду. Сосновые рощицы за городом, деревушки, раскинувшиеся вдоль дорог, речки, текущие по золотистому песчаному дну… Он никогда не увидел бы их, если бы не велосипед, славный, милый велосипед, который в час-два может унести далеко от города, пыли, от уличного шума. Велосипед этот он получил от дяди. Уезжая в Америку, тот оставил его племяннику. На красивой серой раме с уже облупившимся местами лаком видны были, правда, следы двух-трех лет добросовестной службы. Но он мог еще нестись по дорогам легко, как птица.

Вчера еще Игнасю казалось, что он не отдал бы его никому и ни за что; еще две недели тому назад он, только смеялся, когда Стефан, работавший в парикмахерской на углу, просил его продать ему велосипед. Ни за что на свете! Его ждут далекие прогулки, и давнишняя мечта Игнася — путешествие на велосипеде по Польше.

— Подумай еще, — сказал Стефан, — я дам тебе за него тридцать злотых.

Но Игнась сел на велосипед и, весело свистнув, покатил куда глаза глядят. Это было всего лишь две недели тому назад. Да, но сколько перемен произошло в его жизни за эти две недели!

Тридцать злотых — это означало и уплату за квартиру и починку сапожков Адася. Плата за тесную комнатку с маленьким окошечком была не так уж велика, а сапожник был знакомый и брал не очень дорого. Значит, должно хватить и на то и на другое. Анка перестанет горевать. После недели работы она сможет спокойно отдохнуть в воскресенье, не думая о том, откуда взять денег.

В придорожных вербах зашумел ветер:

«А ты никогда уже не помчишься по дороге! Никогда уже не искупаешься в речке под нашей тенью! Хорошо еще, если пешочком отправишься в рощицу, замусоренную бумажками и старыми бутылками, куда по воскресеньям высыпают толпы людей подышать свежим воздухом. Ты никогда не услышишь, как свистит в ушах ветер… Ах, эти велосипедные прогулки!»

— А печальная Анка, а заплаканная Зося, а простуженный Адась! — сказал Игнась вслух так громко, что даже гусыня, ковылявшая по краю дороги, захлопала крыльями от испуга.

Он засмеялся и повернул обратно. Низко склонившись над рулем, он изо всех сил нажимал на педали и вихрем мчался в город, выраставший перед его глазами, выплывавший все отчетливее, все ближе.

Въехав в город, он замедлил ход. Стефана не пришлось долго искать — он разгуливал перед домом, на углу.

Сторговались в два счета. Игнась, позвякивая в кармане деньгами, направился домой.

Остальные уже вернулись с прогулки. Анка возилась у печки, Зося торопливо чистила картошку.

— Где ты был?

— Ого-го! Долго рассказывать…

Адась тотчас же бросил дощечки, которые тщетно старался сбить кривым гвоздем.

— А что было? Как это было? — спрашивал он с любопытством. — Расскажи! Сейчас он нам расскажет историю! — повернулся он к Зосе с торжествующим видом, как будто это была его заслуга.

— Ну вот… вышел я прогуляться…

— Наверно, выехал?

— Ну, пускай выехал! Еду себе, еду по дороге, вдруг из-за дерева выходит высокий господин…

— Ну и что? Ну и что?

— Вежливо кланяется мне?..

— Тебе кланяется? — удивился Адась.

— А ты что думаешь, карапуз? Мне, Игнатию Сельскому, не кому-нибудь. И говорит: «Сударь, не могу ли я предложить вам маленький подарок? Мне как раз некуда девать тридцать злотых…»

— Чепуха! — возмутилась Зося.

— Чепуха? А это что?

Анка и Зося с изумлением смотрели на блестевшие на столе монеты.

— Что это, Игнась?

— На квартиру и подметки, — смеялся Игнась. И вид у него был такой счастливый, как будто он совершенно позабыл в эту минуту, что это был вместе с тем и свист ветра в ушах, и склонившиеся над дорогой зеленые вербы, и журчанье речки, и все неизведанные, ждавшие его впереди дороги Польши.

— Игнась! Что ты сделал? — забеспокоилась Анка.

— Убил лавочника внизу, в магазине, — ответил, смеясь, Игнась. — Что же ты делаешь такие большие глаза?