— Ну, не забудут! Все так радуются, что она цветет.

— Подумай, сколько изменилось за это время! Бабушка Калиновская уехала и выздоровела. Сирень цветет. Дедушка Хеленки умер. Мы устроили свою артель. Адась сломал ногу. Мы ездили в деревню, — перечисляла Зося, все больше изумляясь, сколько событий произошло в их жизни с лета.

И свидетелем всего этого была их комнатка на чердаке. Когда пришло время приводить все в порядок, просматривать, что надо выбросить, а что взять с собой, дети все время натыкались на мелочи, вызывавшие воспоминания.

— Смотрите, тут в углу пуговица от жилетки! Это еще когда шили у нас!

— Вот в ящике цветная бумажка. Помнишь, Адась, это, наверное, от тех зонтиков для елки.

— Игнась, вот тут еще известка, которой ты белил стены.

И так одно за другим. Надо было это выбрасывать, а делалось жалко, потому что им казалось, что они выбрасывают частичку жизни, которая протекала в этой комнатке.

— Не можем же мы забирать с собой всякий сор, — заявила Анка. Но и сама она долго держала в руках какой-то черный, засохший стебелек, наверное от тех цветов, которыми они украсили портрет матери в день ее именин.

А уж хуже всего было, когда начались разговоры с соседями. С Хеленкой не приходилось прощаться — на новой квартире у них была комната и маленькая кухонька, и они решили, что поместятся там вместе с Хеленкой. Но другие… Даже дворник, обычно такой суровый, теперь предложил свою помощь при переноске вещей вниз и перевозке их на новую квартиру. Булочница Матильда вздыхала так тяжело, словно пыхтел кузнечный мех. Пришел и отец Хаимка и долго стоял в дверях.

— А вы оттуда тоже приносите мне ботинки, когда понадобится, — тихо сказал он. — Я вам починю.

Иоася прибежала и подарила Анке свою шелковую блузку.

— Она мне уже узка, а тебе еще пригодится, — сказала Иоася со слезами на глазах.

А уж больше всех — дети. Они толпились у дверей, мешали, путались под ногами.

— Я к вам прибегу в воскресенье, — обещал Генек. — Там-то уж у тебя, наверно, будут голуби? — допытывался он у Игнася.

— Не знаю, может быть, — ответил Игнась, которому сейчас было вовсе не до голубей.

— Грустно, как на похоронах, — сказала Стефуня-лялюня и вдруг расплакалась. А за нею и остальные девочки.

Нет, совсем невесело было покидать комнатку на чердаке и всех этих людей, с которыми-ребята так сжились.

В маленьком домике по одну сторону сеней жили каменщик с женой и крошкой Цесей, по другую — Анка с братьями и сестренкой.

Тут было почти как в деревне. На яблоньку в садике садился зяблик и пел. Он пел так громко, как будто хотел разбудить чересчур заспавшихся ребят.

Цьвирр, цьвирр, цьвирр, тью, тю, тююю… — заливался зяблик веселой песенкой. И Анка вскакивала с постели.

— Ой, неужели уже так поздно?

Но еще вовсе не было поздно. Только утро здесь, на окраине, начиналось раньше, чем во дворе большого каменного дома. Приятно начинался день, побудкой к которому служило пение птички. Адась сразу же бежал через сени в квартиру Бугаев.

— Цеся, вставай!

Двухлетняя Цеся поднимала головку и весело смеялась. Она очень любила Адася. Адасю же было приятно, что теперь он не самый младший в доме, был кто-то еще меньше — Цеся. И почти весь день он просиживал в квартире соседей или в садике. Цеся играла в песке. Адась присматривал за ней, подражая Зосе.

— Смотри, Цеся, не выпачкай платьице.

— Осторожно, не порежь пальчик, здесь стекло.

Цеся мало обращала внимания на эти замечания, но Адась был очень горд, так как соседка иногда даже просила его:

— Адась, присмотри за Цесей, мне надо сбегать в лавочку.

У Зоси было теперь гораздо больше времени: не приходилось смотреть за младшим братишкой, — здесь не ходили трамваи, не ездили автомобили, и, наконец, он мог играть у себя в садике. Время от времени девочка исчезала куда-то из дому.

— Куда ты идешь, Зося?

— Сейчас вернусь. Мне надо по делу. Играй тут с Цесей.

— Мы будем делать куличики из песка.

— Хорошо. Делайте. А если проголодаешься, хлеб на полке.

И уходила. Возвращалась раскрасневшаяся, счастливая, но никому не говорила ни слова.

Анка вообще не знала об этих таинственных отлучках. Игнась ими не интересовался. У него теперь было мало времени, приближался конец учебного года. Но это было не то, что каждый год, теперь Игнась кончал последний класс. В сентябре он уже больше не пойдет в школу.

— А когда окончишь школу, что ты будешь делать? — допытывалась Зося.

— Это уж мое дело, что я буду делать. Увидишь, когда придет время.

— Секрет?

— Может быть, и секрет. А у тебя нет никаких секретов?

Зося покраснела. Неужели Игнась догадался о чем-нибудь?

Но это было сказано просто так. Нет, Игнась ничего не знал.

Знала, может быть, разве только Хеленка. Но Хеленка мало бывала теперь дома.

Она заупрямилась, — заявила, что не будет даром есть хлеб, который так тяжело зарабатывала Анка.

— Что же ты можешь заработать, такая маленькая? — пыталась отговорить ее Анка.

Но Хеленка не сдавалась:

— Я маленькая, но могу же и я на что-нибудь пригодиться. Дедушка всегда говорил, что надо работать.

— Делай, как хочешь. Только помни: не горюй, если ничего не найдешь.

Хеленка искала. Советовалась с соседкой.

— А попробуй-ка ты, милая, сбегать на Каменную улицу, тут рядом, к Совийской.

— Это кто такая?

— Портниха. Она говорила как-то, что ей нужен кто-нибудь в помощь. Ребят у нее двое, и шитья порядочно. Ей надо кого-нибудь взять. Может быть, она никого еще не нашла.

Хеленка с бьющимся сердцем побежала на Каменную улицу. Портниха Совинская оторвалась от мерно стучавшей машинки.

— Да, в самом деле мне нужен кто-нибудь в помощь, присмотреть за детьми и немножко помочь в шитье. Да ведь ты, деточка, слишком мала.

Хеленка выпрямила свою маленькую фигурку, стараясь выглядеть как можно выше.

— Я очень сильная! И шить немного умею, и детей люблю, и вообще…

Совинская задумалась.

— У тебя милая рожица, только я немножко побаиваюсь — не справиться тебе…

— Так вы меня возьмите на пробу. Увидите, я все сделаю, все сумею.

— А родители твои позволили тебе ходить ко мне?

— У меня нет родителей, — тихо сказала Хеленка.

И как-то сразу случилось так, что Совинская перестала раздумывать. Они договорились, что Хеленка будет приходить в семь и оставаться уже до вечера.

— Ты могла бы собственно ночевать здесь, только, пожалуй, будет немного тесновато…

— О, у меня есть где жить… Мы там все вместе. Мне там лучше.

Она быстро побежала со своей новостью домой.

— А не будет тебе слишком трудно? — беспокоилась Анка.

Но Хеленка была полна бодрости.

— Справлюсь! А эта Совинская очень милая. У нее такое доброе лицо. И дети тоже славные. Мальчик похож немного на Адася, только помоложе.

И так Хеленка начала работать. Она была довольна. Зарабатывала она немного, но получала стол и несколько злотых, а иногда, когда относила готовую работу, ей платили и за это. Время от времени она насильно совала в руки Анке заработанные деньги.

— Это моя доля за квартиру. Почему я должна жить даром?

После просьб и уговоров Анка, наконец, соглашалась. Ей приходилось нелегко — заработную плату на фабрике снизили, а расходы росли. Через год придется устраивать в школу Адася. Зося с ужасающей быстротой вырастала из всех своих платьев, подметки Игнася требовали починки. И так одно к другому. Не успеешь как-нибудь заткнуть одну дыру, а уж появляется другая.

Но больше всего заботил ее Игнась. До сих пор было известно, что в июне начинаются каникулы, а в сентябре — новый учебный год. Было известно, что надо позаботиться о книгах и тетрадях. А больше ни над чем не приходилось ломать себе голову.

Теперь же Игнась кончал школу. А что дальше?