Эти строки написаны Жаном Гальмо. Все тут недвусмысленно.

Подведем итог.

1906. Жан Гальмо сходит на берег в Гвиане в первый раз. Он привязывается к ней. Закладывает здесь основы своего будущего.

Его труд привлекает внимание жителей Гвианы и парижских капиталистов. Жан Гальмо добивается признания. Дом Кирис принимает решение обустроиться в Гвиане, и Жан Гальмо назначен управляющим фактории в Кайенне.

Он работает не покладая рук, преуспевает во множестве дел, придает неожиданный размах тому предприятию, за которое несет ответственность. Он в первый раз пытается обрести независимость и основывает самостоятельный торговый дом, называя его своим именем. Но ему еще не хватает солидности, и в 1913 году он возвращается на должность управляющего факториями дома Кирис.

1917. Жан Гальмо окончательно отпущен на волю.

«Конкуренция — необходимое условие для того, чтобы могли развиваться торговля и промышленность», — говорит он. Но такого мнения придерживаются не все…

Гвиана — одна из богатейших стран мира. Таков его лейтмотив.

Почему бы в ней не найтись местечку и для предприятия Жана Гальмо?

И, не возьмись он за это сам, его заставили бы все гвианцы, которым он стал верным и преданным другом. Ибо — вот он, человек, который как приехал сюда, так сразу и понял, что эти черные (равно как и индейцы) не какие-то там существа низшей расы, а такие же люди, да просто братья, а кроме того, ведь это их исконная земля; и поэтому то, что он производит, принадлежит и им тоже, и они должны иметь свою долю прибыли… Вот в чем весь секрет его успеха. В день его смерти страна восстанет против его врагов.

1917–1921.

Даты и события сменяются с калейдоскопической быстротой.

Жан Гальмо в Париже.

Он проявляет неслыханную жажду деятельности. Ему недостаточно множества ежедневной разнообразной коммерческой и финансовой работы: он ухитряется еще и каждое утро с четырех до семи находить время для литературного творчества — об этой отдушине он не забывает никогда.

Он открыл представительства в доме 14 на улице Дюфо. Вскоре многочисленные службы «Предприятий Жана Гальмо» обоснуются на Елисейских Полях.

Фактории, основанные им до этого, когда он еще был стеснен в возможностях, он восстанавливает в более широких масштабах. Его организаторский гений, широта кругозора, его необычайная оборотистость позволяют ему не задумываться о пределах своих начинаний.

За несколько лет взлет его фирмы — ошеломляющий.

Да разве мог Жан Гальмо ограничиться одной только Гвианой, которая при этом оставалась страной его предпочтений — и даже, как он решительно заявит позже, его «родиной».

Нет, он открывает фактории на Гваделупе, на Мартинике, в Венесуэле и на Реюньоне, в Порто-Рико и Колумбии, в Панаме, в Тринидаде, даже на западных берегах Африки и в Индии.

Гвиана была не единственной страной, где «вся экономическая жизнь зависела от коммерческой и индустриальной организации, созданной Жаном Гальмо». Приведем, например, отрывок из письма, написанного одним из самых крупных негоциантов Гваделупы:

Нужны ли тут другие цифры, другие факты?

В его распоряжении 42 корабля, которые под его флагом курсируют между факториями и служат ему для снабжения продовольствием Франции. Только один, «Салибия», будет подорван.

Он ввозит во Францию зерно из Аргентины, ром, кофе, какао, каучук и так далее. Он организует свои погрузочные площадки в Париже, Дюнкерке, Гавре, Нанте, Бордо и Марселе. Его деловой оборот превышает два миллиона в день.

Он создает в Париже «Металлургические предприятия Жана Гальмо», где плавят, очищают, обрабатывают самородное золото, вывезенное им из Гвианы; в Каркассоне работают деревоперерабатывающие заводы и бочарное производство для обработки древесины ценных пород и производства бочек и ящиков в его собственные запасы; завод в Аньере производит резину из дерева балата; в самой Гвиане — три завода по обработке розовой древесины; в Дордони — производство цветной глины в Сарлате и гипса в Сент — Сабине.

Он успевает повсюду. Основывает журналистское агентство, оплачивает издание газет, журналов, создает издательский дом, субсидирует кинопродюсеров, корпоративные рестораны, не чужд проблемам театра, финансово поддерживает писателей и художников.

Он пионер-энтузиаст гражданской авиации.

Это человек, снедаемый жаждой деятельности и неутомимый.

Луи Шадурн, который был одним из его многочисленных секретарей, так описывал его:

Но что же думают о таком небывалом процветании конкуренты Жана Гальмо?

С 1917 по 1921 год Жан Гальмо пережил свои самые горячие, самые богатые событиями, но и самые драматичные годы.

Это взлет.

Ему нисколько не препятствуют.

Его успехи ошеломляют.

С ним сотрудничают.

Потом — начинают удивляться.

Откуда он взялся, этот чертов мужик, чего он возмущает тут обычные тихие воды рутинных дел. Причем всегда имеет обыкновение поступать по-своему. Слишком он выделяется, слишком независим. (Позже, в палате депутатов, он не примкнет ни к какой партии и так и останется в небольшой фракции «диких».) Он ведет дела, не заботясь о планировании, и получение прибыли что-то уж слишком часто не тот главный мотив, который побуждает его взяться за какое-нибудь дело. Так, во время войны, когда не хватало сахара, он додумался, благо в тот момент у него простаивали три судна, привезти во Францию очень много сахара с Антильских островов, — а ведь этот сахар можно было продать прямо там, по 1 франку 50 сантимов за кило, по действующей цене. Это насторожит многих… Вскоре в самом незаметном уголке полосы «Журналь оффисьель» будет опубликован указ, запрещающий корабельный въезд во Францию именно через те порты, куда, как нарочно, пришвартовываются грузовые судна Жана Гальмо. Капитаны кораблей телеграфируют Гальмо: «На основании этого нового указа нас вынуждают сбросить весь груз в море». Жан Гальмо бросается с протестами в Министерство по делам колоний. «Да вы что, хотите обвалить весь рынок?» — отвечают ему. Зато теперь все прочие импортеры смогут продавать товар по своим ценам. Один из парламентариев, обрадованный этим решением — мсье Станислас де Кастеллан, зять одного из этих крупных американских импортеров. Будто случайно, именно он возьмет на себя роль докладчика в «Комиссии по рынкам» по знаменитому «ромовому делу» и пустит Гальмо ко дну…

Само собой, что столь героический способ вести дела по вкусу не всем.

Гальмо становится опасен.

Так начинается неистовая и жестокая борьба, перипетии которой могут показаться невероятными.

В Париже наших дней едва ли можно вообразить себе нечто подобное. Тут идут в ход любые средства. Находятся газеты, ежедневно посвящающие целые полосы нападкам на этого человека. Клевета, инсинуации, наветы — градус этой пропаганды зашкаливает. От торгового предприятия Жана Гальмо кормится больше трех тысяч человек, но кого это волнует. Чувства и мысли не в счет. Чтобы оплевать того, кого хотят свалить, сгодится любое вероломство. Подкупленные судьи с радостью рассматривают любой донос. На стенах парижских домов будут развешаны плакаты, на которых Жана Гальмо обвинят во всевозможных преступлениях. Ну а если этого окажется недостаточно, можно будет пустить в ход и револьвер.