Чигорин, приехавший на турнир, как и в прошлый раз, за счет служебного отпуска, без предварительного отдыха и подготовки, был к тому же расстроен тем, что с таким трудом созданное им «Общество любителей шахматной игры» прекратило свою деятельность из-за недостатка средств.

В Венском турнире Михаил Иванович сыграл очень неудачно.

Сказался в соревновании и характерный для Чигорина, как шахматного бойца, недостаток – неровность, изменчивость его спортивной формы, происходивший, очевидно, от нервного переутомления. Это был типичный «человек настроения», своего рода шахматный Мочалов, то играющий с большим подъемом и вдохновением, то вяло и монотонно.

Любопытно, что в воспоминаниях известного реакционного журналиста того времени, издателя журнала «Гражданин», князя Мещерского, эта черта характера Чигорина нашла неожиданное отражение. Мещерский рассказывает, что в тогдашних великосветских кругах одного молодого аристократа, то достигавшего в своих замыслах большого успеха, то с треском проваливавшегося, в насмешку прозвали «Чигориным».

В Венском турнире 1882 года первые два приза поделили Стейниц и Винавер, добившийся крупнейшего в своей жизни успеха. Третьим был Мэзон. Четвертый и пятый призы поделили Мэкензи и Цукерторт. Блекберн был шестым. Чигорин же оказался на «роковом» тринадцатом месте.

Некоторым утешением для Михаила Ивановича было то, что он выиграл по одной партии у обоих претендентов на звание чемпиона мира: Стейница и Цукерторта.

Впрочем, неудача Чигорина имела и свои положительные стороны: она заставила Михаила Ивановича, которому вскоре исполнилось тридцать два года, серьезно призадуматься над своей будущностью.

Он понял, что силы человека не беспредельны и что для достижения спортивных успехов в шахматах мало иметь талант и даже гений, если нет сносных жизненных условий и возможности беспрепятственно совершенствоваться.

Препятствий к достижению успеха было много, но основным была связанность чиновничьей службой. На служебную карьеру без протекции нельзя было надеяться. Герцен, описывая в «Былом и думах» канцелярию министерства внутренних дел, указывал: «В регистратуре был чиновник, тридцать третий год записывающий исходящие бумаги и печатавший пакеты». И Михаил Иванович принял крайне смелое по тем временам решение: стать первым русским шахматным профессионалом!

В этом решении его укрепило и признание его таланта русской общественностью, и то, что у него появился постоянный добавочный заработок во «Всемирной иллюстрации», и то, что на обратном пути домой из Вены он, по совету неизменно дружественного Винавера, заехал в Варшаву и там провел несколько выступлений в виде сеансов одновременной игры и партий с сильнейшими местными шахматистами. Это был первый опыт гастролей в стране, которая только формально входила в состав Российской империи, а с шахматной точки зрения была «заграницей». Чигорин очаровал радушных хозяев блеском своего таланта, и это укрепило у него веру в возможность шахматного заработка.

Радовало и подбодряло Михаила Ивановича и то, что в результате его деятельности как маэстро, журналиста и теоретика началось повсеместное оживление шахматного спорта в России. Возникло много кружков в провинции. По примеру Чигорина московский шахматист Гельвиг попытался издавать «Шахматный журнал». Правда, вышло лишь два номерочка по десять страничек и еще один сдвоенный, после чего «предприятие» лопнуло, но уже само начинание было хорошим симптомом.

И Чигорин решил, избрав карьеру мастера-профессионала, продолжить борьбу за объединение сначала петербургских, а потом всех русских шахматистов и за создание нового шахматного журнала. Недаром же он накопил богатый литературный, теоретический, полиграфический и организационный опыт!

Все, что нужно было Михаилу Ивановичу для начала – время и деньги, то есть возможность свободно располагать собою. Но прежде всего необходимо было взять реванш за неудачное выступление в Венском турнире и восстановить репутацию сильнейшего шахматиста России.

Случай скоро представился: весной 1883 года в Лондоне проектировался один из самых крупных турниров прошлого столетия, и Чигорин был в списке приглашенных.

И он решился! 22 февраля 1883 года губернский секретарь Чигорин навсегда расстался с опостылевшей канцелярской службой, подав министру такое прощальное заявление:

«По домашним обстоятельствам моим не имея возможности продолжать службу по занимаемой должности регистратора, прошу к сему, дабы повелено было, прошение сие принять и сделать распоряжение об увольнении меня со службы в отставку».

Снова гордое умалчивание истинной причины отставки – шахмат! И снова ни малейшего участия или интереса со стороны министра к человеку, одиннадцать лет отдавшему, как тогда выражались, «коронной службе». Министр лишь милостиво «соизволил дабы прошение сие удовлетворить».

Мосты были сожжены! И Чигорин, свободный, как птица, отправился в Лондон отстаивать спортивную честь Родины.

Середина девятнадцатого века была эпохой расцвета английского капитализма, золотой эрой Британской колониальной империи, о которой до сих пор с умилением вспоминают консервативные зубры. Эпоха, воспетая Киплингом и Райдером Хаггардом! Под скипетром королевы Виктории находилось несколько десятков миллионов белых подданных и свыше полумиллиарда рабов всех цветов кожи и наречий земного шара. Бронированные подвалы и стальные сейфы старинного Сити ломились от золота и драгоценностей, доставлявшихся с разных континентов и островов.

Процветание викторианской Англии отразилось и на шахматном движении – она и в этом отношении была ведущей страной.

В конце восемнадцатого века Англия еще только «пригревала» знаменитых иностранных шахматистов: француза Андрэ-Даникана Филидора, автора знаменитого руководства по шахматам и многих популярных опер, сирийца Филиппа Стамму – автора учебника под захватывающим названием «Разоблаченные Стаммой секреты шахматной игры».

Но уже в первой половине девятнадцатого века выдвинулось несколько превосходных английских шахматистов. Мировую известность завоевал Вильям Льюис, первоклассный маэстро, крупный теоретик, остроумный шахматный литератор. Его ученик и преемник шотландец Александр Макдоннел прославился своей борьбой в матчах со знаменитым чемпионом Франции Луи Шарлем Лабурдонне, в которых, правда, гениальный француз одержал победы с общим счетом +45, –27, =13.

Макдоннела сменил Говард Стаунтон – известный шекспировед, издатель шахматного журнала и автор ряда книг по теории игры. Одно время, до побед Андерсена в первых лондонских турнирах, Стаунтон имел репутацию лучшего шахматиста мира.

О блестящем Блекберне я уже рассказывал. Большой популярностью одно время, как «надежда Англии», пользовался семнадцатилетний лорд Сесиль де Вер, выигравший в 1865 году при форе «пешка и ход» матч у Стейница со счетом +10, –2, =3.

В Лондоне существовал ряд шахматных клубов – от обычных общедоступных до аристократического «Сент-Джордж клаба» и «Сити оф Лондон клаба», членами которого были богатые купцы, банкиры, промышленники. Особенную популярность завоевало шахматное кафе «Сигар-диван», оформленное в восточном, экзотическом стиле.

Были шахматные клубы и во многих других городах и в курортных местечках: в Манчестере, Ливерпуле, Лидсе, Ноттингеме, Гастингсе, Бристоле, Брайтоне и др.

В Лондоне в 1851 и в 1862 годах состоялись первые в истории шахмат международные турниры, принесшие, однако, победы не англичанам, а немцу Андерсену.

Характерно для английского шахматного движения, что во второй половине девятнадцатого века сильнейшие иностранные маэстро неизменно переселялись в поисках славы и денег именно в Лондон. Долгие годы там жили Стейниц, Цукерторт, Левенталь, в конце века – Ласкер.

Турнир 1883 года, проходивший почти два месяца – с 14 апреля по 10 июня, – был организован с неслыханным финансовым размахом.

В подписке на призовой фонд приняли участие клубы, рядовые любители игры, меценаты из аристократии и буржуазии. Рекорд поставил «Сент-Джордж клаб», подписавший 666 фунтов стерлингов – шутка в духе холодного английского юмора. Ведь тогда не было ни одного англичанина, с малых лет не читавшего Библию, и все они знали, что 666 «по Апокалипсису» является «звериным числом».