В полночь устраиваем привал. Ребята сильно проголодались. У нас ни кусочка хлеба, и мы решаем сходить за продуктами в деревню.

Горячев упрашивает послать его. Я знаю, что ему до страсти хочется достать курева. Подумав, соглашаюсь. Парень он толковый, сделает все как надо. Горячев берет с собой еще двух бойцов. Через час ребята возвращаются. Они несут вареную картошку, кринки с молоком и ржаные лепешки — все, чем могли снабдить их радушные крестьяне. Горячев складывает в кучу ворох свежих табачных листьев и тут же вытряхивает из кармана огромную горсть табака.

— Вот они корешки с листочками, — говорит он с улыбкой и, протягивая кусок газеты, предлагает отведать самосада.

В эту ночь нам не удалось достичь Витебской дороги.

Лишь начало смеркаться, а у нас случилось несчастье. Саша Цветков, подготовляя мину, нечаянно замкнул провода электродетонатора. Раздался взрыв. Мелкими осколками детонатора Цветков был ранен в руки, ноги и живот. Раны были не смертельные, но идти он больше не мог. Смастерив носилки, мы медленно стали выходить из леса.

Ночью группа заминировала железную дорогу Невель — Витебск, перешла ее и двинулась дальше. На нашу беду здесь совершенно не было леса, и нам пришлось торопиться, чтобы затемно миновать открытое место. Носилки с Цветковым казались свинцовыми, мы быстро выбились из сил.

В деревнях уже затрубили пастушьи рожки, когда мы, вскарабкавшись по крутому косогору, с радостью увидели островок деревьев. Это были невысокие, но ветвистые сосенки, как будто специально предназначенные для нас. Бойцы стали располагаться на отдых. Днем нам пришлось подняться по тревоге. Мимо нас следовал большой обоз немцев. Невдомек было врагам, что всего в нескольких шагах от них находятся партизаны. Немцы ехали к железной дороге.

В сумерки ребята заметили приближающуюся подводу. Когда она поравнялась с нами, мы остановили ее. Старик-ездовой сообщил приятную новость: утром на наших минах подорвался вражеский эшелон — тридцать вагонов с солдатами и грузом. Неплохо сработано, пусть фашисты знают партизан!

Ночью тучи затянули небо, пошел дождь. Скоро мы вымокли до нитки. Теперь наша группа двигалась на восток. Мы шли без карты и лишь поглядывали на светящуюся стрелку компаса.

Во втором часу ночи я взял с собой трех партизан, чтобы зайти в видневшуюся невдалеке деревню. По картофельному полю вышли к черневшим на пригорке строениям. Кругом темно и тихо. Только монотонно шуршит дождь.

Постучались в ближайшую избу. Залаяла собака. В доме поднялась возня, но дверь не открывают. Мы постучали опять. Послышалось сразу несколько мужских голосов.

— Пошли прочь, — сказал я, увлекая за собой ребят.

Едва мы достигли поля, как взвилась и рассыпалась искрами осветительная ракета. Ребята бросились в картофельную ботву. Из деревни донеслись крики и озлобленный лай собак. Пригибаясь, мы быстро стали уходить по борозде. Засвистели над головами пули. Нас заметили. Бойцы подняли на плечи носилки с Цветковым и пошли быстрее. Лай собак становился все ближе. Мы прислушались. На том месте, где только что был наш привал, горланили люди.

— Погоня, — сказал Поповцев.

Достигнув темного бора, мы заняли оборону. Не верилось, чтобы ночью в такую погоду нас могли преследовать.

Четверо бойцов унесли Цветкова в глубь леса, а остальные приготовились к встрече. В течение часа мы терпеливо ждали своих преследователей. Сидя в засаде, ребята еще больше намокли и озябли.

На рассвете еще раз пришлось повстречаться с немцами. Встреча была неожиданной и короткой. В момент перехода одной из проселочных дорог на нас наскочила легковая машина. Бойцы даже растерялись от неожиданности. Черный лимузин мчался прямо на нас. Шофер-немец так опешил, что выпустил из рук руль. Машина на большом ходу свернула в сторону, подпрыгнула в кювете и с маху ударилась радиатором в дерево.

— Огонь! — успел крикнуть я.

Немцы пытались бежать, но это им не удалось. Мы обыскали трупы трех офицеров, облили машину бензином и подожгли ее.

— Куда это они в такую рань собрались? — сказал Нефедов, указывая на пылавшую машину.

— Ты у них спроси, — засмеялся Ворыхалов, — они тебе сейчас все расскажут.

Когда группа ушла в лес, сзади послышались выстрелы. Видно, немцы наткнулись на своих соотечественников и теперь открыли беспорядочную стрельбу.

Дневку провели в живописном месте на берегу озера.

До обеда мы хорошо отдохнули и привели себя в божеский вид: умылись, починили одежду, выстирали белье, проверили оружие. На той стороне озера временами слышался гул автомобильных моторов. Там, наверное, проходила дорога. Раза два до нас донеслись одиночные выстрелы.

Под вечер мы заметили на озере рыбачью лодку. Бородатый крестьянин выбирал из осоки берестовые поплавки. Я окликнул его. Услышав мой голос, рыбак выпрямился и, приложив ко лбу ладонь, стал вглядываться в прибрежные кусты. Он увидел меня, но не подал вида.

— Отец, нет ли закурить? — крикнул я еще раз.

— Сейчас, сынок. Вот только проверю сеть, — бойко отозвался старик.

Я присел на кочку и стал следить за его работой. Незнакомец ловко подтягивал к себе сеть. В ячейках поблескивала трепещущая рыба. Улов был хороший.

— Что нужно, парень? — спросил рыбак, причалив к берегу.

— Нет ли закурить, батя? — вновь задал я вопрос.

— Есть. Только дрянной табачишко-то у меня.

— Сойдет.

Старик насыпал мне самосада.

— Свой? — спросил я.

— Ты обо мне спрашиваешь? — поднял глаза дед.

— Нет, о табаке…

Мы оба засмеялись.

— Табачок у меня свой, сынок. Где ж другого взять.

— А у немцев разве нет?

— Есть. Только он нам не по вкусу, поганый дюже, — открыто сказал старик.

Поговорили о рыбалке. Я осторожно завел разговор о партизанах. Дед был себе на уме и старался перевести беседу на другую тему. Но я не отставал.

— Партизан полно кругом, а где они располагаются — неизвестно, — уклончиво отвечал мой собеседник.

— Слушай, отец, брось притворяться. Ведь ты своих обманываешь, — не выдержал в конце концов я.

Старик прищурился.

— Знаем мы своих…

Я вынул партизанский документ и подал ему. Долго крутил и перечитывал его недоверчивый старик, а потом вздохнул и решительно сказал:

— Вот что, парень… Ты Межу знаешь? Она недалеко отсюдова, верст тридцать будет. Вот там и найдешь партизан.

— Далековато… Поближе их нет?

Старик хмыкнул:

— Ишь ты, шустрый какой. Ближе ему подавай. — Он на минуту задумался, перебирая рыбу, потом продолжал:

— Ну, если хочешь ближе, тогда иди в Рудню Серванскую. Найди там хромого Ваську. Скажи, дядька Семен с озера прислал. Он знает.

Дед, видимо, не догадывался, что я не один. Я поблагодарил его за совет, он насыпал мне на дорогу табаку и пожелал счастливого пути.

В Рудню пошли трое бойцов. Хромого Ваську они нашли сразу. Он хорошо принял ребят, почти силком усадил их за стол. Тем временем, пока они ели, дом окружили вооруженные люди. Дело чуть не дошло до потасовки, но скоро выяснилось, что это были белорусские партизаны. Хромой специально вызвал их условным сигналом.

Много было радости у нас в этот день — ведь мы встретили своих товарищей по оружию.

Вскоре наша группа пришла в район Усвяты Смоленской области, в расположение бригады Дьячкова. Вместе с партизанами Дьячкова мы совершили несколько ночных вылазок под город Невель. Добытые сведения о немецких воинских частях и оборонительных сооружениях были переданы штабу Красной Армии.

Лето было на исходе. Пока держалось тепло и не опали листья, нужно было еще раз пробраться в глубокий тыл врага. После недолгого отдыха мы вторично прибыли на перевалочный пункт Купуй. Места здесь были нам знакомые, и никто не сомневался в удачном переходе линии фронта. На этот раз с нами шел новичок — Дмитрий Веренич, уроженец Пинской области. Судя по его рассказам, он немало испытал в своей жизни. Работал батраком у панов, служил в польской армии. В тридцать девятом году, когда Гитлер направил свои дивизии на Польшу, Веренич попал в плен. В Гамбурге ему удалось бежать. После многодневных скитаний с трудом добрался до границы, перешел ее и случайно наткнулся на русских пограничников. После проверки ему разрешили поехать в родной Лунинец. Вскоре началась война. Веренич в это время работал на железной дороге. Ему выдали броню и эвакуировали в глубь нашей страны. Потом он попал в Кувшиново.