Мы посоветовались и решили выручить юношей от фашистской каторги.

В воскресенье поднялись рано. Запрягли лошадей, проверили оружие. Шел небольшой снежок, и тулуп управляющего пригодился. Веренич бережно прикрыл им своего «максимку». К рассвету отряд достиг большака. Мы не хотели, чтобы нас видели люди, и поэтому последние деревни объезжали стороной. Жители в это утро встали чуть свет. Слышались голоса и плач женщин.

Мы развернули коней. Веренич снял с саней пулемет и вместе с Нефедовым подкатил его к ветвистой елке. Бойцы заняли удобные позиции.

Рассвело. Разговоры смолкли. Мы лежали на снегу под деревьями и напряженно вглядывались в дорогу, уходившую в густой кустарник. Вот вдали показались повозки.

— Едут! — сказал Соколов.

Все вмиг посуровели, взяли оружие на изготовку. Какова же была досада, когда вместо фашистов мимо нас на двух лохматых лошаденках проехали две укутанные в тулупы женщины.

— Вон твои каратели поехали, — поддел Соколова Горячев.

— Проехали и закурить тебе не дали, — в тон ему ответил Виктор.

Близился полдень. Мы уже стали сомневаться в успехе операции, когда наблюдатели предупредили о приближении врага. Теперь все воочию увидели противника.

— Ух, сколько их! — воскликнул Нефедов.

Вереница повозок быстро приближалась. Немцев на самом деле было много. Вот они уже рядом. Мы видим их лица, оружие.

Фашистские молодчики едут в деревню, чтобы собрать молодежь и конвоировать на станцию.

— Огонь!

Припал к «максиму» Веренич, глухо ударил ручной пулемет Васи Беценко, застрекотали наши автоматы. Стала на дыбы и рухнула в снег лошадь. Шарахнулась в сторону другая. Тщетно пытались враги развернуть коней. Лошади вязли в глубоком снегу. Кое-кому из задних, наконец, удалось повернуть, и теперь они что есть мочи стегали лошадей, стараясь вырваться из этого пекла. Больше двух десятков неприятельских солдат; и полицейских остались лежать, прошитые пулеметным огнем. Мы радовались победе. Весть о спасении молодежи моментально облетела деревни, и когда отряд возвращался обратно, народ встречал нас, как самых дорогих гостей.

Через два дня отряд покинул хутор. Разведка приносила неутешительные сведения. Немцы собирались отомстить партизанам и стягивали в эти места крупные силы. Оценив обстановку, мы решили уйти в другой район. Нам предстояло пройти восемьдесят километров. Резвые кони быстро несли нас по зимним дорогам на север.

В два часа ночи разведка остановилась в поле.

— Свежий след, — доложил Горячев.

Осмотрели дорогу. Судя по всему, впереди проехали несколько повозок. Может быть, партизаны?

— Давай дальше, — сказал я Горячеву.

Но через пять минут отряд опять остановился.

— Убитый лежит, — сообщили разведчики.

Мы подошли. В двух метрах от дороги, на снегу, лежал человек в пальто, без шапки. Из карманов торчали две гранаты РГД.

— Вроде партизан, — сказал Поповцев.

Труп не успел окоченеть. Очевидно, его недавно сбросили с повозки.

— А ну, жми по следу, — велел я Горячеву.

Вскоре разведчики остановились у другого трупа. Это был мальчик лет десяти. Осветив фонариком обнаженную голову паренька, мы увидели красивое лицо с большими открытыми глазами. Тело мальчугана еще теплое.

В первой же деревне, которая попалась на нашем пути, след привел к старенькому дому. Разбудили хозяев.

— Кто у вас был? — спросил я.

Нечесаная, заспанная женщина долго молчала, переступая босыми ногами по заснеженному крыльцу.

— Кто был, тебя спрашивают? — зыкнул на нее Поповцев.

— Кудеверские… Васька с Лешкой.

— Кто они такие?

— В полиции раньше служили, а теперь, сказывают, в партизанах.

Принимаем решение остаться на день в деревне и выслать в погоню семерых ребят. Едут Веренич, Поповцев, Ворыхалов, Беценко, Дудников, Орлов и Петя Зеленый.

К обеду ребята возвращаются. Они везут с собой пятерых захваченных людей.

Бывших полицаев вводят в штаб по очереди, сначала Ваську, потом Лешку. Оба здоровенные детины, одетые в добротные полушубки и одинаковые новые дорогие костюмы.

— Неплохо вас немчура вырядила, — сердито говорит Поповцев. Ноздри его орлиного носа гневно раздуваются. — Выкладывайте, за что убили людей?

В нашем отряде допросы обычно производил Поповцев. Он так умело вел следствие, что всегда получал нужные для нас сведения.

Головорезы молчат, понурив головы. Их бьет легкий озноб. Чувствуя, что здесь не до шуток, они постепенно развязывают языки. Мы узнаем гнусную историю падения этих отщепенцев. В сорок первом году они сдались в плен. В начале сорок второго поступили на службу к врагу. Полтора месяца назад два приятеля, получив инструктаж начальника Кудеверской полиции Леона, примкнули под видом окруженцев к одному из местных партизанских отрядов.

Командир отряда поверил им, как честным людям, и послал на задание. Вражеские агенты решили не откладывать своих черных дел. Воспользовавшись моментом, они застрелили командира группы. Затем убили еще одного партизана и выбросили в снег взрывчатку, которая предназначалась для подрыва поезда.

— Говорите, что нас обстреляли, — наказывал остальным партизанам Васька. — Кто пикнет, тому крышка.

С партизанами ехал на санях мальчик — проводник. Он добровольно вызвался показать дорогу. Поняв, что попал не в ту компанию, паренек стал проситься домой. Но мерзавцы столкнули его с саней и тут же пристрелили.

— Болтовни меньше будет, — сказал при этом Лешка.

И вот теперь пришел час расплаты. Палачи изворачиваются, юлят, становятся на колени, молят о пощаде. Лешка шмыгает носом, размазывает слезы.

— Нет, сволочи, пощады вам не будет, — поднимаясь со стула, говорит Поповцев. — Почудили и хватит.

Мерзавцев вывели на огород и расстреляли там. Трех других смалодушничавших бойцов под охраной препроводили в местный партизанский отряд.

Вскоре мы прибыли в Новоржевский район. Здесь в треугольнике Кудеверь — Опочка — Новоржев находилось немало партизанских сил. Мы очень обрадовались» когда на другой день бойцы разыскали отряд Яковлева.

Наш отряд расположился по соседству с бригадой Максименко. К нам сразу же приехал начальник штаба бригады капитан Алиев. Алиев сообщил, что невдалеке, в северной части Новоржевского и Ашевского районов, действуют ленинградские партизаны. Вскоре мы встретились с командиром 3-й Ленинградской бригады А. В. Германом. Позднее, осенью 1943 года, Герман погиб в одном из боев с оккупантами.

Прошел завьюженный февраль. Наступил март. По ночам еще хозяйничает мороз, лужи покрываются тонкой корочкой льда, а в полдень уже заметно припекает солнышко. Порыжел санный путь, то тут, то там зачернели проталины. Скоро нужно будет расставаться с обозом. Поэтому пока разведка ищет нам «работу», решаем усиленно тренироваться в верховой езде. Главным инструктором в этом деле был Дмитрий Веренич. Его кавалеристы носились по деревне с утра до ночи. У нас не было седел, и мы мастерили их сами: резали валенки, шубы, строгали доски, гнули из проволоки стремена. Особое усердие проявлял Виктор Соколов. Он смастерил себе из старых валенок такое прекрасное седло, что все ахнули от изумления. Ездок, правда, из него получился неважный. Он никак не мог подладиться под такт бега лошади. Трух, трух, трух… трусила, подбрасывая седока, ленивая кобыла.

— Смотрите, джигит промчался! — смеялся над ним Горячев.

Однажды по деревне прошел слух, что Соколов собирается демонстрировать высший класс верховой езды. Все побежали на гумно. Виктор уже гарцевал там на коне. Он попросил отойти всех в сторону, отъехал подальше, разогнал коня и помчался к изгороди. Мы ожидали красивого прыжка, но конь, подскочив к изгороди, встал на задние ноги и… резко свернул в сторону. Кто-то хихикнул. Соколов успокаивающе похлопал лошадь по шее, выбрал изгородь пониже и вновь повторил свою попытку. И опять неудачно. На пятом заезде Соколов свалился с лошади. К нему подскочили ребята: